Христианство зародилось во время роста и укрепления могущества Великой Римской Империи, и время это оказалось переломным в религиозных воззрениях народов всех стран Средиземноморья. Так уж получилось, что в непомерно разросшейся империи, что ни страна, то своя, и притом весьма своеобразная, религия, а часто и не одна. Конечно, в таких условиях не могло не происходить взаимное проникновение и борьба религий. И по всей империи потянулись бродячие проповедники — поначалу языческих Богов стран, входивших в империю, затем митраизма, иудаизма, а впоследствии и христианства, — образуя пестрый религиозный фон, и каждый человек, подвергаясь массированной атаке проповедников, рано или поздно оказывался перед выбором: принять новую веру или сохранить верность старым Богам.

В Риме того времени рядом с традиционными храмами мирно сосуществовали храмы египетской Исиды, фригийской Кибеллы, персидского Митры и других Богов Империи. Сильно возрос интерес к астрологии, магии и чудесам и именно так поначалу и воспринимались все новые религии, что вызывало к ним повышенный интерес (так же, как и сейчас, кстати). К примеру, Апулей, живший во 2 веке и занимавший в Карфагенском храме Исиды и Осириса должность верховного жреца, в «Апологии» упоминает имена Иисуса, Иоанна и Моисея среди «известных ему имен» могущественных магов(!). А в «Метаморфозах» (это произведение более известно под названием «Золотой осёл») Апулей так описывает порочную женщину (гречанку): «Презирая и попирая священные законы небожителей, исполняя вместо этого пустые и нелепые обряды какой-то ложной и святотатственной религии и утверждая, что чтит единого Бога…» {"Метаморфозы", 9:14}. Неясным, правда, остается, о каком Боге идёт речь, но им могли быть либо Яхве, либо Митра — других «единых» на территории Римской Империи не было, Святая Троица христианства, как уже говорилось, окончательно сформировалась лишь в 4 веке, хотя первые слухи об Иисусе до Апулея уже дошли.

Как случилось, что бывший языческий Бог, да притом не главный, стал Богом новой религии и завоевал сердца и души людей, потеснив Богов старых религий? Дать однозначный ответ трудно, но бесспорно, что одной из причин была необычность Митры для Богов того времени: Бог был добрым, (он был также Богом договора и согласия, отсюда, кстати, берет начало русское слово «мир»), и этим привлекателен. Доброта Митры проявляется в сравнении с Богами других стран Империи.

Вспомните, например, греческих Богов с их человеческими жертвоприношениями. Или, чтобы далеко не ходить, Яхве, — достаточно истории завоевания ветхозаветным Иисусом Навином земли обетованной: Бог требовал беспощадного уничтожения стариков, женщин и детей (а иногда, заодно, и скота) захватываемых иудеями городов: «…И поразил Иисус всю землю нагорную и полуденную и низменные места и землю, лежащую у гор, и всех царей их; никого не оставил, кто уцелел бы, и всё дышащее предал заклятию, как повелел Господь, Бог Израилев» {Иисус Навин, 10:40} — впрочем, я уже имел повод упомянуть о кровожадности Яхве. Да и описываемые Торой законы, по которым должны были жить иудеи, не были сахаром: малейшая провинность заканчивалась если не сожжением на костре, то забитием виновного камнями до смерти.

Митра нес с собой ещё одну заманчивую новинку: обещание справедливости. Пусть не при жизни человека, пусть в далеком будущем, но всё равно справедливость должна была восторжествовать. Поклонники Митры верили, что Он ещё вернется на Землю, и тогда по Его призыву мертвые восстанут из гробов, и солнечный Бог будет вершить Суд праведный — отделит добрых от злых и каждому воздастся по заслугам его. Если вспомнить, что общество то было рабовладельческим (и рабы составляли немалый процент населения), то нетрудно прийти к выводу, что такой Бог был, как теперь иногда выражаются, «обречен на успех».

Христианство верно определило точку опоры митраизма — своего предшественника и соперника — доброту Бога. Именно доброта, да ещё обещание восстановления справедливости и позволили митраизму с такой невероятной скоростью пополнять ряды своих поклонников, — и христианство, сделав ставку на ту же доброту, многое позаимствовало у митраизма, творчески переработав образ Митры[17] и создав на основе иудаизма и легенд о жизни Иисуса свою религию «всеобщей любви». Кстати, у христиан сияющий золотом (и тем напоминающий солнце) головной убор, надеваемый высшим духовенством во время богослужения, до сих пор называется греческим словом «митра». Совпадение говорите? Может и так…

Впрочем, говорить о прямом заимствовании здесь нельзя. Воскрешение и до митраизма использовалось в религиях — вспомним, например, праздник смерти и воскрешения Адониса в Финикии. Сравнительно недавно найденные «рукописи Мертвого моря» ясно свидетельствуют, что все этапы жизни, смерти и воскрешения Иисуса были «готовы к использованию» задолго до его рождения. Идея эта пропитывала сам воздух Ближнего Востока, нужен был лишь толчок и, судя по всему, таких толчков было несколько, возможно, мы не обо всех и знаем.

Так разве удивительно, что именно митраизм и христианство стали друг для друга основными соперниками? Во многом схожие, эти две религии оказались единственными, проповедовавшими любовь к ближнему, что неизбежно ставило их в особый ряд. Что же касается выбора людей той эпохи… — нам сейчас трудно судить, почему верх одержало христианство, но кто-то же должен был победить. Расцвет митраизма приходится на 2 — 4 века, но после длительной борьбы он растворился в христианстве. Хотя не совсем: несколько лет назад в печати проскочило сообщение о том, что где-то в горах Армении до сих пор сохранился и действует храм Митры.

Древнерусское многобожие силовым методом, как это обычно для Руси, было заменено в 9 веке Святой Троицей. Однако История на Руси никогда не была рабой правительственных указов: известны церковные документы и 12 и 13 веков, которыми православие боролось с языческими обрядами… К примеру, масленица — праздник проводов зимы у древних славян — сохранился и по сию пору, как канун православного Великого Поста. Церковь лукаво называет эту неделю «сырной или масляной седмицей», но мы-то её знаем как масленицу! Исстари был на Руси обычай поминать (провожать) покойников блинами, а закончившаяся зима — тот же покойник. Осталось только сжечь покойника (его чучело называли и Масленицей) и заесть блинами. Поедание масляных блинов, от которых и произошло название праздника, служило символом одобрительной сопричастности сжиганию покойника небесным огнем, носителем которого был Хорс — Бог солнечного диска, — очень уж пышущий жаром блин походил на весеннее солнце. Теперь же слышу голос телеведущего: «Сегодня последний день христианской масленицы — Прощёное воскресение». Вот и пойми — о чем это он?

Замечу кстати, что весёлых праздников в христианстве поначалу не было, да и быть не могло — были разве что печально-торжественные шествия. Загляните в Евангелия и найдите описание хотя бы намёка на улыбку — сплошное заунывно-назидательное действо! Веселье и пляски, гадания и колядования, цветы и наряды во время различных церковных праздников — всё это отголоски древних языческих обрядов, с которыми Церковь так и не смогла до конца справиться и, в конце концов, смирилась. Православию оказалось легче слиться с языческими праздниками и, тем самым, приспособиться к ним (или их приспособить к себе), чем побороть их. Католическая Церковь (протестанты) пошла ещё дальше — в их храмах сегодня можно услышать любую музыку, вплоть до тяжёлого рока и репа.

А кто не слышал о лешем, русалках, водяном, домовом и прочих языческих божествах низшего ранга? Хотя люди и называют их пренебрежительно «нечистью», всё-таки, их ранг более высок, чем ранг людей. Благодаря сказкам, эти низшие божества живут в народе и после тысячи лет прямых запретов и преследований! И это тоже обычно для Руси.