– Так что, – почти злорадно закончил он, оглядывая вытянувшуюся физиономию Пассионарио и унылую ухмылку Амарго, – я вам ничем не могу быть полезен. Мне очень жаль. И, прошу вас… больше не называйте меня так.

– Простите… – скорбно сказал Пассионарио и обратился к Амарго: – И что, действительно ничего нельзя сделать?

– Ты маг, – ответил тот. – Ты знаешь лучше меня. Можно что-то сделать?

– Сделать – нельзя, – вздохнул лидер повстанцев и добавил: – Если только не восстановится само по себе.

– Что ж, – пожал плечами Амарго. – Поговорим в другой раз. Когда само восстановится. Если это когда-нибудь вообще произойдёт. Я что-то не слышал о таких чудесах.

– Постой, – остановил его Пассионарио и снова обратился к Диего: – Но даже в такой ситуации… Вы все равно могли бы принести пользу, согласившись работать в отделе пропаганды. Даже в таком состоянии вы бесценный кадр для пропагандистской работы. Ваше имя, ваша репутация…

И тут он просто взбесился.

– Вот вам пропаганда, агитация, репутация, хренация… – он совершенно нагло показал товарищам лидерам два пальца, сложенные особым образом. – Это я ответил президенту, это отвечу и вам. Мученика за идею из меня решили сделать? Чтобы весь мир проливал слезы над моей печальной судьбой? И чтобы я это терпел? Я мужчина, по-вашему, или засранец какой? Не дождётесь! Нет у меня больше имени, раз и всего остального нет.

Амарго посмотрел на него, чуть усмехнулся, перевёл взгляд на Пассионарио и сказал негромко:

– Вот, видел? И этот человек носит титул, кто бы мог подумать… Благородное воспитание так и прёт… А ты, малыш, кое в чём всё-таки не прав.

– В чём?

– Не надо хамить. Тебя никто не собирался нарочно обижать. И насильно тебя заставлять никто не будет. Не хочешь – не надо. Ты свободный человек и вправе сам решать, как тебе жить.

Диего помолчал, опустив голову, немного успокоился, и сказал, уже не так резко:

– Пожалуй, я был не прав. Я всё-таки могу быть вам полезен. О пропаганде речи быть не может, но я отлично стреляю, неплохо дерусь и умею метать нож. – И добавил, сердито уставившись на Амарго: – И дайте мне, наконец, зеркало, за кого вы меня тут вообще держите?

Да, злость, конечно, хорошая вещь, от многого помогает… Но неизвестно, поможет ли это человеку, которого сжигает Огонь. Вот ведь, какие кренделя иногда крутит судьба… Что же с тобой делать, девочка, с тобой и твоим Огнём, который явно слишком силён для тебя? Поделилась бы со мной, что ли… Или со своим другом Элмаром, может, стихи бы стал писать поприличнее.

– Вот, собственно… – закончила она, чуть пожав плечами. – Может, это тебе покажется смешным и несерьёзным, ты ведь через такое прошёл, что мне и не снилось… ты подумаешь, что я дура, и скажешь, что я просто ещё дерьма половником не хлебала, вот и выпендриваюсь… Но мне как-то и чайной ложечки хватает. Так что, зря ты думал, будто ты в чём-то виноват. Ты просто не мог ничего изменить.

Он вздохнул и погладил её по спине.

– А ты что же, думала, что стоит с кем-нибудь переспать, и все изменится? Конечно, не изменится. Для этого нужно что-то большее. Тебе надо найти какой-то стержень, смысл в жизни. Какое-то подходящее занятие. Я не имею в виду мужчину. Мужчину, конечно, тоже можно, но это тебе не поможет. Не тот случай. Ещё и любовь получится несчастная, раз у тебя и так все наперекосяк. А если тебя опять одолеет тоска и тебе захочется украсить комнату своими мозгами… Не уверен, что это лучший совет, но попробуй, хуже не будет. Надо встать в полный рост, показать всему миру два пальца и вслух сказать, что ты имела в виду все и всех. И делать то, что тебе хочется, наплевав на все, как в ту ночь, когда ты была заколдована. В худшем случае тебя убьют, так ты же и сама собиралась это сделать. А в лучшем… Может что-то и получится. Я сам так делал.

– Спасибо, – улыбнулась она, благодарно потершись щекой о его плечо. – Таких советов мне ещё никто не давал. А два пальца – это как?

– А, ты, наверное не знаешь… Это чисто мистралийский оскорбительный жест, в Ортане показывают кулак. Вот так. А два пальца – вот так. – Он показал, и Ольга вдруг сдавленно захрюкала, давясь от смеха. – Что? У вас это тоже что-то означает, или для тебя это просто смешно выглядит?

– Нет, – простонала она, продолжая тихонько трястись. – У нас в этом случае показывают один палец, средний. А то, что показал ты, называется «рука акушера». Так складывают пальцы врачи-гинекологи для обследования пациенток.

Кантор тоже развеселился, и сказал, что значения, в общем-то, близкие. Они немного посмеялись, потом разговор оборвался сам собой и они притихли, прижавшись друг к другу.

– Что ты там нашла? – спросил, наконец, Кантор. Он прекрасно знал, что, спросил просто, чтобы о чём-то заговорить, потому что в тишине слишком хорошо было слышно его неровное дыхание.

– Это что, шрам? – откликнулась Ольга, поглаживая пальцами одно и то же место чуть в стороне от правого соска.

– Да, это в меня как-то попали… – неохотно ответил он, не уточняя, при каких обстоятельствах. Её рука поползла ниже и остановилась у края рёбер, и он объяснил, не дожидаясь вопроса: – А это я в молодости дрался на дуэли.

– В молодости тебя лечили качественнее, – заметила девушка. Он удивился.

– А ты в этом разбираешься?

– Мне Элмар объяснял. Ты его никогда не видел раздетым? Ой, что это я спрашиваю, с какой бы радости он перед тобой раздевался…

– А перед тобой? – поинтересовался Кантор.

– А он меня не стесняется. Он у себя во дворе всегда упражняется с оружием, раздевшись до пояса, даже зимой. Он мне показывал свои шрамы и объяснял, что их так плохо видно потому, что это Шанкар так хорошо лечил.

Кантор вспомнил встречу в Лабиринте и тут же перебил девушку, боясь, что снова забудет:

– А он мне снился на днях.

– Кто?

– Шанкар. Он просил передать королю, что такое марайя. Запомни, пожалуйста. Методика создания фантомов и маскировки путём замены собственного изображения иллюзорным изображением окружающей среды.

Она повторила правильно с первого раза и сказала, что не забудет. И опять принялась водить ладошкой по его груди, видно, разыскивая ещё что-нибудь интересное.

– Там больше ничего нет, – сказал он. – У меня не такая богатая биография, как у Элмара.

– А почему? Разве он старше?

– Мы ровесники. Но он начал на десяток лет раньше. И у него немного не такая специальность. Он рыцарь, он встречает врага лицом к лицу, на длину меча. А я стрелок. Я издали. Арбалет, пистолет, метательные орудия… Ой! Там щекотно!

– А ты боишься щекотки? Такой герой и боится щекотки?

– Я не герой, – возразил Кантор. – Это Элмар герой. А я такими вещами никогда не занимался.

– А этим надо заниматься специально? Интересно… Что ты делаешь?

– Как – что? Ты сама не чувствуешь?

– Ещё как чувствую!

– Так зачем спрашиваешь? Ты меня гладишь, и я тоже хочу. Что же ты остановилась? Мне было очень приятно.

– Тебе же щекотно.

– А ты гладь там, где не щекотно.

– Диего, а почему ты весь такой… гладенький? Ты специально бреешься, потому что так модно, или какие-то гормональные проблемы?

– Ты насчёт волос?

– Ну да. У тебя их нигде нет – ни на груди, ни под мышками, даже на лобке, по-моему, если я правильно помню…

– Это вовсе не модно, и вообще, делать мне нечего – бриться целиком. Они просто не растут. Это наследственное. У меня прадед эльф.

– И это у всех так? А почему именно это, а не уши, например?

– А это у кого как получится. Вот у моего деда были уши и магические способности. У матери – глаза и способности… к искусству. А я получился просто гладенький, как ты говоришь. Если бы у меня могли быть дети, им могло достаться что-то ещё – например, волосы странного цвета или те же глаза или уши… Хотя нет, уши бывают только в первом поколении, сейчас такие ушастики, как ваш принц, не рождаются вообще.

– Уши – это ужасно! – прокомментировала Ольга.