— Поэтому вы его и защищаете? — тихо спросила Дездемона.

— Я бы защищал его в любом случае. Он мой единственный родной человек, и, хотя я знаю, что Робин прекрасно может постоять за себя, для меня он все еще мой младший брат. — Вулвертон вздохнул. — Я знаю о нем только то, что он счел возможным мне рассказать, и я благодарен судьбе, что не знал этого раньше, когда он был за границей. Хватало того, что я понятия не имел, увижу ли его когда-нибудь снова, или он просто сгинет — одна из многочисленных никем не оплаканных жертв войны, и я даже не узнаю, когда он умер и как.

Маркиз умолк. Его лицо было угрюмо. Через несколько мгновений он продолжал:

— Чтобы дать вам представление о том, что он совершил в ходе своей «позорной» карьеры, в прошлом году во время мирной конференции в Париже с его помощью был раскрыт и обезврежен заговор, имевший целью взорвать английское посольство.

Дездемона ахнула, представив себе, какие погибли бы люди, если бы заговор удался: наверное, министр иностранных дел Каслри, может быть, даже Веллингтон[12]. Политические последствия этого были бы ужасны не только для Англии, но и для всей Европы.

— Теперь вам понятно, почему я просил вас ни одной душе не говорить о том, что вы от меня узнаете? — спросил Вулвертон. — И это лишь один эпизод. Я слышал, что ему хотят присвоить титул барона за подвиги, совершенные во время войны, но не знают, как это объяснить широкой публике.

— Он будет первым человеком, которого сделали пэром за шпионаж.

— Робин во многом был первым. Мальчиком он был горазд на невообразимо изобретательные проказы, хотя не делал ничего по-настоящему дурного. — Лицо маркиза посветлело. — Например, он, кажется, был единственным, кого исключили из Итона в первый же день пребывания в этой школе.

Дездемона засмеялась.

— Сомнительная честь. За что же?

— Он загнал в гостиную директора школы шестерых овец. Как это ему удалось, я не знаю до сих пор. Но он это сделал нарочно, потому что хотел учиться не в Итоне, а в Винчестере. — Вулвертон улыбнулся. — Но даже если ему действительно предложат титул, вряд ли он его примет. Как-то раз еще детьми мы купались в нашем озере, и меня схватила жесточайшая судорога. Я чуть не утонул, но Робин меня вытащил. Согласитесь, что это немалый подвиг, если учесть, что я был вдвое больше него и бился, как бешеный. Придя в себя, я сказал ему, что если бы он дал мне утонуть, то унаследовал бы титул маркиза Вулвертона.

— А он что?

— Он сказал, что именно это соображение и побудило его вытащить меня из воды, — с улыбкой ответил Джайлс.

Дездемона прикусила губу.

— Чем больше я узнаю о вашем брате, тем опаснее он мне кажется для женского сердца.

— Робин обаятельный и удалой человек. Куда мне до него! И вдобавок, несмотря на ваше о нем мнение, он благородный человек.

Дездемона предположила с едва заметной улыбкой:

— По-моему, все эти качества в достаточной мере присущи и вам.

Вулвертон посмотрел на нее ошеломленно и медленно покраснел. Потом встал с кресла и отошел к окну, чтобы скрыть от Дездемоны свое лицо. Таким смущенным она видела его впервые.

"Так тебе и надо, — удовлетворенно подумала она. — Не все тебе меня смущать».

Потом, решив, что надо переменить тему, спросила:

— Как вы думаете, Симмонс со своей сворой нагнал наших беглецов?

Маркиз, который рассеянно смотрел в окно, вдруг насторожился.

— Может быть, и нагнал. По улице плетутся два типа, которых кто-то основательно поколотил. Одного из них я видел с Симмонсом. Могу предположить, что они пытались схватить Робина и вашу племянницу, и им это не удалось.

Дездемона подошла к окну и с изумлением увидела едва переставляющих ноги типов.

— Вы считаете, что это ваш брат их так отделал?

— Очень может быть. Мальчиком он был маленького роста и похож на девочку. Вы же знаете нравы в английских привилегированных школах: у него был выбор — или пресмыкаться, или научиться драться. Если бы он остался в Итоне, я мог бы его защитить, но так как его оттуда выгнали…

— Пресмыкаться ваш брат, совершенно очевидно, не желал. — Вдруг осознав близость высокой мужественной фигуры маркиза, Дездемона незаметно отодвинулась. — Ну и что будет теперь, милорд? Вряд ли они вернутся к гуртовщикам.

Джайлс нахмурился — Вы правы. Теперь они знают, что за ними идет погоня, и будут избегать больших дорог. Мало ли вокруг тропинок. К тому же они могут переодеться. Мне кажется, что вам пора возвращаться в Лондон и ждать, когда ваша племянница сама к вам заявится.

В глазах Дездемоны мелькнуло подозрение. Она перестала чувствовать в нем союзника.

— Вы что-то придумали?

— Да, мне пришла в голову одна мысль. — Он поднял руку, предупреждая ее вопрос. — Обещаю вам, что если я угадал и найду их там, где предполагаю, то незамедлительно доставлю обоих к вам в Лондон.

Ничего ему не обещая, она спросила:

— А если они откажутся?

— Я их уговорю. — Джайлс усмехнулся. — Силой от Робина ничего не добьешься.

Вспомнив двух побитых мордоворотов, Дездемона с ним согласилась.

Вулвертон взял шляпу, подошел к двери, но вдруг остановился.

— Почему вас назвали Дездемоной?

— У нас в семье такая традиция — мальчиков называют латинскими именами, а девочек — как шекспировских героинь.

— Но у вашей племянницы латинское имя.

— Порой бывают исключения. Моего брата назвали Максимусом в честь тети Максимы, и он дал ее имя дочери. Тетя умерла несколько месяцев тому назад. Ей было очень много лет, но характер у нее до самой смерти оставался зловредный. Мне ее будет очень не хватать.

— Это не леди Кленденнон? Другой женщины по имени Максима я не знал. Дездемона кивнула.

— Я вижу, у вас есть еще одна семейная традиция: у всех ваших женщин железный характер. Это тем более убеждает меня, что Робин никогда не сумел бы навязать вашей племяннице свое общество против ее воли.

— Посмотрим, — сухо отозвалась Дездемона. Вспомнив, что она все еще не выполнила взятую на себя миссию, она потуже завернулась в шаль, взяла ридикюль и пошла к выходу.

Маркиз отступил, собираясь открыть ей дверь, но не открыл, а впился в нее пронизывающим взглядом. Потом, словно загипнотизированный, поднял руку и легонько провел ею по лицу Дездемоны, начав с виска и дальше вниз — вдоль уха, по щеке и к шее. Его прикосновение было очень легким и нежным, словно он старался кончиками пальцев запомнить ощущение от ее кожи.

Дездемона замерла, с трудом сохраняя спокойствие. Ее муж никогда не был с ней нежен, и она даже не подозревала, что ласковое прикосновение может оказать на нее такое действие.

Она подняла на Вулвертона глаза и тут же об этом пожалела. Его нежный взгляд словно оглушил ее. Он был такой большой и сильный — не только физически, но и всей своей властной манерой. Еще минута — и он ее поцелует, а если это случится…

Дездемона отшатнулась и сама открыла дверь. — Надеюсь увидеть вас у себя в Лондоне вместе с нашими бродягами, Вулвертон, — проговорила она и бросилась наутек.

Джайлс долго смотрел на захлопнувшуюся дверь. Почему житейски опытная женщина шарахается, как монастырская воспитанница, когда мужчина проявляет к ней интерес? Самое простое объяснение — он ей не нравится.

Но Джайлс был уверен, что простое объяснение тут не подходит. В глазах Дездемоны он увидел не отвращение, а страх.

Маркиз Вулвертон не зря пользовался репутацией покладистого человека. Но когда он принимал решение, ничто не могло сбить его с намеченного пути. Прислушиваясь к стуку удаляющихся каблучков, он принял решение во что бы то ни стало узнать причину странного поведения леди Росс.

А когда он ее узнает, может быть, придумает, как поправить дело.