— Какая забота! — саркастически отозвался Джайлс. — Если бы я об этом знал, мне, конечно, было бы гораздо легче!

В Робине взыграло знакомое чувство протеста:

— Что, собственно, ты хочешь сказать? Что я не выказывал должного уважения главе семьи? Я и от отца-то такие требования выслушивал с трудом, а уж от тебя и подавно не потерплю.

— Я говорю не об уважении, а о простом внимании, — ответил Джайлс. — Ты все время посылал в Англию донесения, но брату ты считал достаточным писать раз в год.

Робин прищурился.

— а о чем мне было тебе писать? «Дорогой Джайлс, все это время я лгал, крал, иногда убивал. В редкие просветы между этими гнусными занятиями жил с женщиной, у которой хватает ума отказываться выйти за меня замуж. Пока еще я жив. Надеюсь, что ты здоров и виды на урожай хорошие. С уважением, Роберт».

Тут Джайлс взорвался. Повернувшись к Робину, он заговорил прерывающимся от ярости голосом:

— Значит, по-твоему, я трус? Да разве я по доброй воле остался в благополучном Вулверхемптоне? Я отдал бы все за то, чтобы, окончив Оксфорд, пойти в действующую армию!

Робин был потрясен этой трудно объяснимой вспышкой. Он понял, что нечаянно задел в брате больную струну.

— Я отлично знаю, что ты не трус, — примирительно сказал он. — Честно говоря, у меня не хватало мужества жить Под одной крышей с отцом.

Но Джайлса это не успокоило.

— Кому-то надо было взвалить на себя груз семейных обязанностей, — прорычал он, — а от тебя этого ждать не приходилось. Ты был слишком занят своими приключениями.

Робин понемногу тоже начинал злиться.

— У меня никаких семейных обязанностей не было, — отрезал он. — Меня даже за семейный стол сажали неохотно. Я не был любимым сыном. Мое присутствие или отсутствие никого не волновало, и я считал, что для поддержания славного имени Андервиллей, мне лучше всего убраться из Англии.

— Не говори глупостей! Я был старшим сыном И наследником, поэтому отец уделял мне больше внимания, но он не совершал по отношению к тебе никаких несправедливостей. Даже был щедр, если учитывать, что твое поведение вывело бы из себя даже святого.

— Ну как же: наш щедрый и справедливый отец! — с горечью подхватил Робин. — Ты ни разу не видел, как он хватал меня за плечи и смотрел мне в лицо, словно не веря, что я его сын, что ему так страшно не повезло. Он только один раз сказал, что мать умерла по моей вине, что лучше бы, выжила она, а не я, но эта мысль была у него в глазах всегда. Всегда!

Ну вот наконец это вышло наружу — мучительная память о женщине, чья смерть вырвала из их семьи сердце.

— Отец сказал тебе такое? — недоверчиво переспросил Джайлс.

— Да. — И тут, глядя на брата сверкающими от гнева глазами, Робин высказал то, о чем старался не думать:

— Ты этого вслух не говорил, но я знал, что у тебя на уме то же самое.

Наступила тишина. Потом Джайлс спросил:

— Откуда ты это взял?

— Тебе на пальцах объяснить? Она была твоей матерью, его женой. Тебе было пять лет и ты ее обожал — ж она обожала тебя. Она каждый, день приходила в детскую читать тебе книжки и петь песенки. Кажется, она даже успела научить тебя читать.

Лицо Джайлса стало серым.

— Кто тебе про это рассказал? — прошептал он.

— Слуги. Поскольку у меня никогда не было матери, мне хотелось знать, чего я лишился. Это было мое первое упражнение по сбору информации. Слуги ее боготворили, потому что она обращалась с ними совсем не так, как ожидали от маркизы. — Робин закрыл глаза, стараясь отогнать от себя боль одиночества, которую испытал в детстве, — Как я тебе завидовал! Она была у тебя хотя бы пять лет. На твоем месте я бы подстроил несчастный случай для мальчишки, который убил твою мать.

— Робин, опомнись, черт побери! Что ты говоришь?! — воскликнул Джайлс. — Я никогда не испытывал к тебе ничего подобного. Конечно, я горевал по маме — ее смерть была самым страшным событием в моей жизни. Но мне и в голову не приходило винить тебя за то, что ты жив, а она нет.

— А отцу приходило. И он ни на минуту не давал мне это забыть.

Джайлс опять повернулся лицом к саду. Его широкие плечи окаменели.

— Когда женщина умирает при родах, большинство ее родственников воспринимает это как Божью кару. Но некоторые, в том числе наш отец, возлагают вину на ребенка. Остальные похожи на меня. Они… они берегут этого ребенка, потому что это все, что у них осталось от дорогой им женщины.

Голос Робина смягчился:

— Да, ты это делал и делал хорошо. Я был причиной смерти нашей матери, но ты всегда был со мной необыкновенно терпелив.

Джайлс дернул плечом.

— Слушай, хватит говорить об этом так, словно ты совершил преднамеренное убийство. Мама любила детей. Я знаю, что между моим рождением и твоим у нее было по крайней мере два выкидыша, может быть, даже больше. Она была счастлива, когда носила тебя уже несколько месяцев, и ей казалось, что угроза выкидыша миновала. Она говорила мне, что скоро у меня будет маленький братик или сестричка и что мне надо будет заботиться о них. — Его голос дрогнул. — "Может быть, она предчувствовала, что умрет. У нее всегда было слабое здоровье, и она наверняка знала, что частая беременность ей опасна. Я готов поклясться, что она по доброй воле шла на этот риск. Об этом твои осведомители тебе рассказывали?

— Я никогда не спрашивал, как она умерла. Я… я не хотел про это знать.

Джайлс вздохнул и провел рукой по волосам.

— Ты родился за несколько недель до срока, и никто не надеялся, что ты выживешь. После смерти мамы отец заперся у себя и ни с кем не разговаривал. В доме царил хаос. Я подслушал разговор служанок. Они говорили, что ты умрешь, если тебе не найдут кормилицу. Тогда я сел на своего пони и поехал в деревню. У жены мельника только что умер новорожденный ребенок, и я поехал к ней домой и буквально насильно притащил ее в Вулверхемптон. Я потребовал, чтобы твою кроватку поставили ко мне в комнату, потому что хотел слышать ночью твое дыхание. Робину казалось, что его грудь сжали тиски.

— Я об этом ничего не знал.

— Откуда ж тебе, крохе, было знать? — Джайлс постарался взять себя в руки. — Ты был очень похож на маму, и не только внешне. Ты унаследовал ее остроумие и обаяние. Все восхищались, какой ты не, по годам развитый ребенок, даже когда ты вел себя, как сатанинское отродье. Я обижался, что тебе сходили с рук выходки, за которые меня обязательно выпороли бы.

— Поскольку отец меня все равно презирал, я решил, что надо, по крайней мере, дать ему для этого законный повод. К тому же мне было гораздо легче безобразничать, чем быть паинькой.

Джайлс пожал плечами.

— Послушание — это не главное. Отец использовал то, что в меня заложила природа, но все-таки, как я ни старался, он никогда не был мной вполне доволен.

Робин, который наконец начал понимать, о чем идет речь, тихо спросил:

— Почему мы об этом говорим сейчас, когда прошло столько лет? Чего ты от меня хочешь?

Джайлс уставился на свои большие умелые руки. Почему-то у него был вид очень не уверенного в себе человека. За оградой сада по булыжникам прогрохотала карета. После долгого молчания Джайлс сказал едва слышно:

— Это звучит так по-детски, но на самом деле мне, видимо, хочется знать, что я… что я для тебя что-то значу. Ты мой единственный близкий родственник. Я старался быть тебе хорошим братом, но ты упорно делал все по-своему, любой ценой, и я, как правило, не мог тебе помочь. Ни с отцом, ни в школе, и уж, во всяком случае, я не мог тебе помочь, когда ты совсем еще мальчиком взялся за одно из самых опасных на свете занятий.

Робин нахмурился.

— Конечно, ты для меня очень много значишь. Неужели тебе это не известно? Ты помнишь, как я ходил за тобой хвостиком, когда ты приезжал из школы на каникулы? Ты был невероятно терпелив со мной. Я хотел быть во всем на тебя похожим. И когда понял, что это невозможно, почувствовал чуть ли не отчаяние. Мы были слишком разные люди.