— Просто восхитительно! — одобрил Кало. — По крайней мере, с нашей странной точки зрения. И сколько мы вам должны за это чудесное средство?

— Три кроны и двадцать солонов, — объявила Джиссалина. — И то лишь в память о старине Цеппе. Поверьте, это совсем немного за очищенное и обработанное алхимическое снадобье. Нам эти порошки тоже нелегко достаются.

Кало отсчитал двадцать золотых тиринов и столбиком выложил их на прилавок.

— Мадам, здесь пять крон. С учетом того, что наша сделка будет забыта всеми присутствующими.

— Санца, — без улыбки произнесла Джиссалина д'Обарт, — все, что говорится в этой лавке, забывается по определению. Ничего не выходит наружу.

— Наша сделка должна быть забыта немедленно и навсегда, — возразил Кало, добавляя еще четыре тирина к столбику монет.

— Ну если вы настаиваете на этом пункте… — Джиссалина вытащила из-под прилавка деревянный скребок и с его помощью сбросила монеты в темное отверстие — судя по звуку, в кожаный кошель. Мадам д'Обарт никогда не пренебрегала мерами предосторожности, особенно в отношении того, что надо касаться, нюхать или пробовать. Оно и понятно при ее профессии — черные алхимики редко доживали до возраста Джиссалины, если забывали о своей подозрительности.

— Примите горячую благодарность от нас и нашего друга, — произнес Гальдо.

— Насчет вашего друга я совсем не уверена, — усмехнулась Джиссалина. — Сначала пусть выпьет снадобье из красной бутылочки, а затем посмотрите, в каких выражениях он будет изливать свою благодарность.

— Подай стакан воды, Жеан, — попросил Локки. Он стоял возле окна, выходящего на канал, и смотрел на длинные тени, которые отбрасывали на восток дома южного Каморра. — Пора принимать лекарство. По-моему, дело идет к девяти.

— Да, без двадцати девять, — подтвердил Жеан, передавая жестяную кружку, на дне которой болтался розоватый осадок. — Эта дрянь растворяется не сразу, как и предупреждали братья Санца.

— Итак, — произнес Локки, — я поднимаю бокал за толстые кошельки без присмотра. А также за истинных алхимиков, за крепкий желудок, за провал Серого Короля и удачу Лукавого Благодетеля.

— А я — за то, чтобы нам благополучно пережить эту ночь, — поддержал тост Жеан, делая вид, что чокается с Локки.

— М-м-м, — Локки осторожно пригубил питье, а потом решительно, в один глоток осушил кружку. — Не так уж плохо. По вкусу напоминает мяту. Очень освежает.

— Твои слова могли бы стать достойной эпитафией, — заметил Жеан, забирая чашку.

Локки еще какое-то время стоял у окна. С моря по-прежнему Дул Ветер Герцога, и сетка от насекомых была поднята за ненадобностью. Арсенальный район за Виа Каморраццей выглядел тихим и неподвижным: в периоды относительного мира с городами-государствами Стального моря для больших лесопилок, арсеналов и доков наступало затишье. Локки помнил времена, когда на стапелях стояло две дюжины кораблей одновременно, сейчас же там торчал всего один каркас недостроенного галеона.

Позади него море разбивалось белой пеной об основание Южного Утеса — волнореза из камня и Древнего стекла длиною почти в три четверти мили. На южной его оконечности, напротив темнеющего моря, высилась дозорная башня относительно недавней постройки. Рядом с ней на фоне багровых облаков белело три или четыре паруса.

— О боги, по-моему, начинается, — вздрогнул Локки.

— Садись, — забеспокоился Жеан. — По времени тебе еще полагается только дрожать коленями.

— Да нет же, я чувствую, что-то происходит. Вообще-то… о Боги, я сейчас…

Началось — волна тошноты поднялась у Локки в горле, неся на гребне все съеденное за сегодняшний день. Несколько долгих минут он провел, согнувшись над деревянным ведром, обнимая его с такой преданностью, с какой еще ни один человек не тянулся к алтарю.

— Жеан, — сумел он проговорить в одну из кратких пауз между приступами рвоты, — в следующий раз… когда в моей голове зародится столь же превосходный план… давай обдумаем альтернативу в виде твоих Сестричек.

— Едва ли это будет действенное решение, — Жеан поменял полное ведро на пустое и похлопал друга по спине. — К тому же я не позволю тупить мои замечательные лезвия о твой толстый череп.

Он заботливо прикрыл окна, за которыми едва начал разгораться Лжесвет.

— Придется потерпеть, — объяснил он. — Запах необходим, чтобы произвести впечатление на Анжаиса.

Даже когда желудок Локки полностью опорожнился, тошнота продолжала терзать его. Он весь дрожал, корчился и стонал, держась за живот. Жеан бережно уложил друга в постель и уселся рядом.

— Ничего, — пробормотал он. — Зато ты неплохо выглядишь — бледный и холодный. Вполне правдоподобно.

— Мило, да? — прошептал Локки. — О боги, сколько же еще это продлится?

— Не могу сказать точно, — ответил Жеан. — Сейчас они уже должны подходить к башне. Думаю, очень скоро им надоест ждать, и они в негодовании ломанутся сюда.

Прошло несколько мучительных минут, в течение которых Локки имел возможность проникнуться идеей относительности вечности. Наконец старые ступени заскрипели, раздался громкий стук в дверь.

— Ламора! Таннен! — заорал Анжаис Барсави. — Открывайте, или я вышибу эту чертову дверь!

— Слава всем богам, — простонал Локки.

Жеан отодвинул засов, и на пороге обозначилась массивная фигура Анжаиса.

— Мы ждали перед Расколотой башней! Идете вы или?.. О боги, что здесь происходит, хрен вам в душу?!

Облако вони накрыло Анжаиса, и он резко прикрыл лицо рукой. Жеан кивнул в сторону Локки и беспомощно развел руками. Тот валялся на кровати, закутанный в одеяло, — несмотря на душный вечер, несчастного бил озноб, он стонал и корчился.

— Не понимаю, в чем дело, — начал рассказывать Жеан. — Это началось где-то с полчаса назад. Его рвет без перерыва… уже все здесь загадил.

— О небеса, он же совсем зеленый! — Анжаис сделал несколько шагов к Локки и остановился, глядя на него с пугливым сочувствием. Сын капы был одет для боя — латы из толстой кожи, защитный воротник и пара обитых железом наручей на бычьих предплечьях. Вместе с ним заявились еще несколько парней, облаченных точно так же, но все они остались стоять на лестнице, не изъявляя желания участвовать в беседе.

— Я взял на обед каплуна, а он предпочел рыбные рулеты, — сообщил Жеан. — Это было последнее, что мы ели, и со мной все в порядке.

— Моча Ионо! — выругался Анжаис. — Говоришь, рыбные рулеты?

— Подожди, Анжаис, — проскрежетал Локки, протягивая к нему дрожащую руку. — Не уходи без меня… Я сейчас встану. Я смогу сражаться.

— О чем ты говоришь! — Анжаис сочувственно покачал головой. — Тебе же по-настоящему хреново, Ламора. Думаю, здесь без лекаря не обойтись. Вы уже вызвали его, Таннен?

— Когда? С тех пор, как это началось, я не мог оставить его ни на минуту — бегал туда-сюда с ведрами, давал воды, чтоб промыть желудок…

— Хорошо, продолжай в том же духе. Значит, так, ребята, — вы оба вне игры. Не злись, Жеан, но его действительно нельзя оставлять одного. Будь здесь и присматривай за ним. И позови лекаря, как только сможешь, — Анжаис похлопал Локки по плечу и пообещал: — Не волнуйся, Ламора, сегодня вечером мы достанем этого ублюдка. Мало ему не покажется! А когда мы закончим, я пришлю кого-нибудь к тебе. Насчет отца не беспокойся, я все утрясу. Он поймет.

— Погоди, прошу тебя! Жеан поможет мне подняться, и я пойду. Я смогу, вот увидишь…

— Даже не обсуждается. Ты и с постели-то встать не можешь, хрен тебе в душу! Выглядишь примерно как рыба, которую засунули в бутылку с вином, — махнув на прощание, Анжаис отступил. Перед тем как уйти, он обернулся и пообещал: — Если мне удастся дотянуться до этого гада, я врежу ему за тебя, Локки. Отдыхай спокойно.

Дверь захлопнулась, и Локки с Жеаном остались одни.

Потянулись долгие минуты. Жеан наконец-то распахнул окна и теперь стоял, вглядываясь в мерцание Лжесвета. Он увидел, как Анжаис со своими парнями протолкались через толпу, поспешно пересекли по «кошачьему мостику» Виа Каморраццу и направились в Арсенальный район. Анжаис ни разу не оглянулся назад. Скоро их силуэты растворились в закатных тенях.