Света сидела на чурбаке.

У ног ее горел костерок, разведенный в очаге — неглубокой яме в земляном полу, выложенной камнями. Дымок уплывал вверх, к дыре между стропилами, закопченными до черноты.

Запах сырости, стоявший в хижине, не заглушала даже горечь дыма. Тело со спины пробирало холодом, а полотняная рубаха, доходившая Свете до колен, от него почти не защищала. Костер согревал лишь ноги…

Но Света всего этого не замечала. Ульф был жив, Ульф был рядом. И радость, полыхавшая внутри от этой мысли, грела сильней огня в очаге.

Правда, сквозь радость пробивались и другие мысли. Как это случилось? Неужели руна Гьиоф останавливает действие Исс, руны Льда? Или сработала одна из рун, которые она чертила до этого? А может, руны подействовали все вместе, и Гьиоф в придачу?

Ульф, пока Света плавала в раздумьях, молча занимался делом. Убрал с огня котелок, достал из мешка, висевшего на колышке, глиняную миску. Начерпал в нее варево из котелка, орудуя большой деревянной ложкой. Затем сунул наполненную посудину в руки Свете. И предупредил:

— Ложку я вырезал сам. Так что хлебай осторожно, чтобы губы не занозить.

Глиняные края обожгли ей пальцы, раны на ладонях тут же заныли. Света неловко пристроила миску на коленях — но бедра мигом припекло сквозь рубаху. И руки дернулись сами, приподнимая посудину.

Ульф сразу скользнул к кровати. Подхватил одно из покрывал, сунул его Свете под руки, распорядился:

— Ставь.

Она послушно опустила посудину на домотканую шерсть, укрывшую колени. Зачерпнула варево. Ложка из грубо обструганного дерева, похожая на маленький половник, подрагивала в пальцах. Те норовили разжаться, ладони пронзала дергающая боль…

Ульф тем временем подтащил к очагу кряжистый пень. Сел, тут же подался вперед, пристроив локти на расставленных коленях и свесив вниз когтистые ладони. Бросил, глядя на Свету горящим янтарным взглядом:

— Пока ты ешь, я буду рассказывать.

Она поспешно кивнула. Потом, стараясь не думать о боли, поднесла к губам ложку, с которой свисали волокна разваренного мяса. И какие-то корни, похожие на бурые толстые нити.

— Я пробрался в опочивальню Торгейра, — спокойно объявил Ульф. — Но Торгейр меня одолел. Говорят, у бога Одина есть особый дар — он смотрит на человека, и тот замирает. Или промахивается в бою. Один использует свой дар, чтобы забирать в Вальхаллу самых лучших воинов, тех, кого нелегко убить. Так вот, я пытался прикончить Торгейра, но промахнулся. И застыл, как муха в смоле. Не мог ни двинуться, ни дернуться. Уже потом при мне Торгейр похвастался, что отмечен милостью богов. Что у него есть дар Одина…

Света замерла, ложка плюхнулась обратно в миску.

— Ешь давай, — строго велел Ульф. — Может, тебя покормить? Если руки не держат…

Света мотнула головой. Снова торопливо зачерпнула похлебку, тут же потребовала:

— Ульф рассказать.

Он ухмыльнулся.

— Ты мне приказываешь? Не зря Торгейр говорил, что я даю тебе слишком много воли… ладно, слушай. Пока я сидел в опочивальне, обездвиженный и в волчьей шкуре, Торгейр с Хильдегард болтали. Они думали, что ты явишься меня спасать, пустив в ход руну Врат. И Хильдегард обмолвилась, что твой дар можно забрать. Если ты возьмешь в руки руну Чаши, Пертфу, и передашь ее кому-то с легким сердцем, то твоя сила уйдет к этому человеку. Может, нужно сделать что-то еще, но Хильдегард об этом умолчала…

— Я понимать, — поспешно пробормотала Света. — Руна Пертфу нет.

Ульф кивнул.

— Да, ты не должна ее касаться. А теперь главное. Хильдегард и Торгейр собирались что-то сделать для богов. В обмен на их милость, как я понимаю. Для этого Торгейр хотел стать конунгом. На следующий день уже был назначен арваль — поминки по Олафу, прежнему конунгу. После этого Торгейра подняли бы на щитах. За…

Ульф вдруг осекся и метнулся к Свете. Еще через секунду в дверь постучали — а Ульф, уже стоя рядом со Светой, сунул руку за ворот своей рубахи.

В следующий миг перед ее лицом мотнулись знакомые ножны, прежде висевшие у оборотня под одеждой.

Света вцепилась в них одной рукой, второй поставив — почти скинув — миску на пол. Сразу перевернула ножны так, чтобы руна Врат, нацарапанная на коже, концом треугольного флажка указала вправо.

Ульф тем временем кинулся к двери, подхватив топорик. Коса из молочно-серых волос рванулась вверх, резво укорачиваясь…

И стремительно менялось тело. Плечи опустились, став покатыми, вспухли снизу буграми. Из густой шерсти, стрельнувшей по шее — а затем по челюсти — выглянуло заострившееся, уже заросшее молочным волосом ухо.

— Свои, — крикнули за дверью.

Голос был мужской, уверенный.

— Мои свои здесь не ходят, — проворчал Ульф.

— Я пришел из мира твоей жены, — напористо заявил незваный гость. — Хочу поговорить о том, что вас ждет.

Ульф вдруг оглянулся, и Света увидела, каким он стал. Лоб поднимался над переносицей бугром, челюсти вытянулись, нос выпирал вперед широким черенком. По спинке носа и над посеревшими ноздрями коротким гребешком топорщилась шерсть. Из-под заросших век сверкнули янтарные глаза — круглые, почти лишенные белков.

Сюда явился кто-то из моего мира, изумленно подумала Света, не сводя с мужа глаз. И этого человека тоже привела Свадебная руна? Или между двумя мирами, Истинным Мидгардом и Неистинным, есть путь, не требующий прикосновения двоих к руне Гьиоф?

Ульф, отвернувшись от Светы, рыкнул:

— Те, кто являются из мира моей жены, в закрытую дверь не ломятся.

На этот раз ему не ответили.

Несколько мгновений было тихо. А потом рядом со Светой зашуршало. Она обернулась, держа наготове ножны с руной Врат…

И Ульф тенью метнулся к ней. Света еще успела заметить, как сверкнуло в его лапе лезвие иззубренного топорика — а следом по глазам полоснула ярко-белая вспышка. Она зажмурилась. Ощутила, как сгреб ее Ульф…

Когда Света проморгалась, она уже стояла возле стены хижины, припертая к ней плечом Ульфа. А возле очага, возникнув из ниоткуда, застыл мужчина.

И при взгляде на него Света задохнулась. Стиснула ножны, которые так и не выронила.

Мужчина был молод. Длинные черные волосы собраны сзади. Но главное — он был одет не по моде этого мира. В синюю футболку и джинсы.

— Поприветствуй своего предка, волк, — снисходительно сказал мужчина. — Я Локки. Ты хотел, чтобы я показал, как могу входить, не ломясь в закрытую дверь… я показал. Поговорим?

Ульф несколько секунд молчал. Потом ответил, опять сбиваясь на рык:

— Мог бы и пораньше прийти.

— Опытный воин бьет лишь там, где может, Ульф, — быстро заметил Локки. — Мне нельзя появляться здесь часто, этот мир слишком близок к Асгарду. Но к тебе на помощь я пришел вовремя. Помнишь, как уставились на зарево стражники у пролома? И глазели на огни, пока ты пробирался по дну ямы со своей ношей?

Ульф угрюмо молчал. Не двигался, по-прежнему припирая Свету к стене бугристым плечом. А она, неожиданно решившись, спросила по-русски:

— Вы и правда с Земли? Я могу туда вернуться? Хоть ненадолго?

Гость, глядя на Ульфа, небрежно заявил на местном наречии:

— Твоя жена спрашивает, можно ли ей вернуться в свой мир. Она уже знает, что на тебе нет гривны?

Ульф после этих слов отступил в сторону. Развернулся, и Света посмотрела в лицо, заросшее молочной шерстью.

Выглядел оборотень страшновато. Но Свету сейчас пугал не он — а его молчание.

И невозможно было понять, что таилось во взгляде Ульфа. Янтарные глаза приглушенно горели под веками, обросшими короткой шерстью. Губы, ставшие серыми и тонкими, вздрагивали — но не задирались, открывая клыки.

Локки смотрел на них с улыбкой.

— Ты прав, — как-то невнятно выпалил Ульф. — Будет лучше, если она узнает это от меня. Там, в крепости, я обернулся до конца, Свейта. Потом Торгейр меня сковал. Помнишь, я говорил про милость Одина? О том, как застыл под взглядом Торгейра? Я застыл в волчьем обличье, на четырех лапах. А затем позвал зверя, который во мне спал. Сам выпустил его на волю, сам отдал ему свое тело. До конца, полностью. Сила, полученная Торгейром от Одина, действует только на людей. Поэтому я исчез, чтобы волк сделал то, чего не мог сделать я — убил Торгейра. Так волк остался в моем теле один. Совсем один.