Свейта сразу растерялась, это было заметно. Но возразила быстро:

— Я ждать тебя.

— Я умею стучать, — буркнул Ульф, уже отводя от нее взгляд. Потом приказал: — Пошли.

Следом у него была долгая дорога до мастерских темных альвов. И плыл рядом запах Свейты, шелестело ее дыхание — участившееся, потому что он шагал впереди. Похрустывала подмерзшая трава под ножками, ступавшими по-человечески неуверенно. Но это были ножки Свейты, и Ульф на ходу вспоминал, как мастерил когда-то для нее обувь. Пропуская тонкую щиколотку сквозь кольцо из своих пальцев…

Он показал Свейте, как отыскать в мастерской подземный ход. Заставил ее трижды пройтись от горна в углу до нужного места — в темноте, чтобы она могла найти этот ход даже на ощупь.

Несколько раз Свейта задевала его то рукой, то плечом. И Ульфа каждый раз обдавало жаром. Дыхание начинало частить, рвалось из груди с хрипом. Он застывал, боясь шевельнуться — иначе мог не сдержаться. Придавить ее к стене, разодрать на ней тряпки…

Хорошо, что Свейта каждый раз отшатывалась в сторону.

Под конец Ульф отвел ее в опочивальню. Прошелся первым по коридору, обнюхав каждую дверь. И потащил Свейту обратно к выходу — чтобы закрыла за ним. Вышел, пролаяв напоследок:

— Двери на засов. Тут и там, в опочивальне. Никому не открывай. Амулет от альвов держи на теле даже ночью.

Но далеко Ульф не ушел. Выждал снаружи, пока в петлях не скрежетнул засов, а следом скользнул вдоль стены женского дома. Остановился у окна нужной опочивальни, разобрал в ночных шорохах шаги Свейты — и долетевший из-за стены скрип второго засова. Уже в опочивальне…

Мне придется ее подтолкнуть, подумал Ульф, отступая от окна.

Еще через день, ближе к вечеру, Света шла вдоль канавы, которую вырыли люди из крепости.

Рабами этих людей она называть не могла. Даже про себя. Это звучало отвратительно. Но и помочь им была не в состоянии — потому что была никем, женой оборотня, который лишь собирался стать хозяином крепости.

Канавы рыли под трубы с горячей водой, которые Света хотела подвести к женскому дому, к бане — и к рабьим домам. Глубина требовалась немалая, чтобы трубы не промерзли зимой. Поэтому она шла медленно, на ходу потыкивая в канаву жердиной с отметками, которые сама же и нанесла. Проверяла глубину, думая об Ульфе…

Потом на дно канавы перед ней посыпались комья земли. И Света вскинула голову.

На земляном отвале с той стороны стоял Ульф. Рядом с ним застыли еще трое мужчин. В них Света сразу признала оборотней — хотя до этого сородичей мужа не видела. Но слишком много у них было общего. Рост, крупные нижние челюсти, густые гривы и широко посаженные глаза…

Значит, оборотни приплыли раньше, чем их ждал Ульф, мелькнуло у Светы.

В следующее мгновенье все четверо перемахнули через канаву. Встали перед ней, и Ульф бросил:

— Доброго тебе вечера, Холегсдоутир. Драккары из Ульфхольма пришли сегодня. Это мой отец, Ормульф Брандульфсон…

Оборотень с русой гривой, в которой поблескивала паутинка седины, едва заметно кивнул.

— Доброго тебе вечера, — заученно пробормотала Света.

И почему-то смутилась.

— Это мой дядя, Берульф Брандульфсон. — быстро сказал Ульф.

У второго кивнувшего седина оплетала темно-русую гриву еще гуще.

— И мой брат, Сигульф Ормульфсон.

Брат Ульфа, русоволосый, как их отец, кивать не стал. Только блеснул глазами, желтыми с прозеленью.

— Доброго вечера, — опять повторила Света.

— Этим вечером мы сядем за стол, — громко объявил Ульф. — Чтобы поговорить, как положено родичам, и опрокинуть по чаше. Народу из Ульфхольма приплыло немало, поэтому мы сядем в конунговой зале для пиров. Тебе, как хозяйке, тоже следует там быть. Повариху я уже предупредил, так что на кухню можешь не заходить. Увидимся в зале перед закатом, Холегсдоутир.

После этих слов Ульф развернулся. Оборотни тут же перемахнули через канаву — легко, не напрягаясь. Потом зашагали к просвету между амбарами напротив.

А Света осталась стоять, чувствуя себя униженной. Слишком холодными были слова Ульфа. И хозяйкой вроде бы назвал — но о том, чтобы не заходила на кухню, сказал с явным пренебрежением.

Она уцепилась за жердь двумя руками, внезапно ощутив, как устала. Прошлой ночью она опять не спала. Снова и снова вспоминался Ульф, с альвийской девицей под ним…

Света зажмурилась, чтобы не смотреть вслед мужу. Затем прижалась щекой к необструганной жерди. Почему-то вспомнила об Антоне, который ее когда-то бросил — и вспомнила неожиданно тепло.

Пусть Антон сбежал, но он никогда не утаскивал девушек в нехорошие миры, где есть рабы. Где убивают людей только для того, чтобы доказать свою правоту…

И непреложно, спокойно, ясно, в уме вдруг мелькнуло — да, Ульф другой.

Но он был другим во всем. До предела, до упора. Носил ее на себе, таскал на подносах еду. Обожал и отчаянно льстил. В бедах шел первым. И всегда был готов заслонить ее спиной…

Света зажмурилась еще сильней. Вспомнила дни, что провела с Ульфом. Все, один за другим. Горло перехватило, на глазах выступили слезы — которых не было даже в ту ночь, когда он изменил.

За такую любовь, пролетело в уме у Светы, надо платить еще большей любовью. Жить не ради себя, а ради него. А до заката осталось совсем немного.

Она глубоко вздохнула. Резко выпрямилась. И побежала к женскому дому, зачем-то прихватив с собой жердь.

Ветер, порывами задувавший со стороны моря, успел засеять ей волосы седоватой пылью — и землей с отвала возле канавы. До заката это надо было исправить.

Где-то через полчаса, когда снаружи уже начало смеркаться, Света ворвалась в опочивальню с влажной головой. Подумала, яростно натирая волосы полотенцем — никаких украшений нет, вечерних платьев тоже. Но сегодня званый вечер с Ульфом и его родственниками…

Может, альвийки тоже явятся в зал для пиров?

Света окинула быстрым взглядом опочивальню. Затем метнулась к сундуку, где лежала одежда, добытая для нее Ульфом после возвращения в Нордмарк. Откинула крышку, переворошила стопку полотняных платьев, с длинными рукавами и затейливой вышивкой. Следом стопку шерстяных верхних платьев, окрашенных в простые цвета — темно-зеленый, рыже-коричневый, блекло-желтый, серо-голубой…

Пальцы ее вдруг наткнулись на то, что было спрятано под тряпьем. И сжались.

Потом Света вскинула руку.

На ладони лежал клык, обмотанный медной проволокой. Остро поблескивал желтовато-сливочный кончик, с другой стороны багровело пятнышко запекшейся крови — здесь клык когда-то соединялся с плотью…

Она снова стиснула клык в кулаке. Медная проволока впилась в ладонь, и недавно зажившие шрамы заныли.

Все не так, неожиданно подумала Света.

Ульф уходит по своей звериной тропе слишком быстро. Прежде он говорил, что на это нужно от двух до трех месяцев.

Но одиннадцать дней назад Ульф еще носил свою серебряную гривну — а сейчас его держит только прядь альвийских волос. Случай с альвийкой показал это ясно.

Когда мы отправились гасить огни в крепости, Ульф еще держался, лихорадочно подумала Света. Входил после заката в дома Хролига и Скаллагрима, пугал их обитателей, ощущал запах их ненависти — но стоял на двух ногах. А на четвертую ночь после возвращения в Нордмарк Ульф вдруг обернулся до конца. И сделал это не в бою, когда все вокруг пахнет чужой злобой. Обернулся рядом с альвийкой, которую он…

Света резко тряхнула головой, отгоняя воспоминания.

А перед этим Ульф начал оборачиваться на поединке с альвами, пролетело у нее в уме. И ему предложили прядь альвийских волос.

Еще раньше Ульф содрал с альва пояс — которого тот успел коснуться, вызвав странную желтоватую вспышку. Сначала был пояс, потом прядь…

Света вскочила. Полотенце, накинутое на голову, упало — но она, не заметив этого, вылетела из опочивальни. Пробежалась по темному коридору, на ощупь отыскала дверь опочивальни, в которой Ульф устроил тайник. И застыла, взявшись за дверную ручку.