Лунный волк был смущен.

От рыжей самки, которая была его — и не его, потому что принадлежала тому, другому — тянуло ревностью. А еще злостью.

И волк понимал, что рыжая злилась на него. Из-за его забавы со светлой самочкой.

Однако это было несправедливо. Рыжую нельзя подгребать под себя, пощелкивая клыками — тот, другой, этого не простил бы. Но никто не имеет права требовать, чтобы он не трогал свободных самок, которые бегают вокруг. Да еще ради самки, которая не совсем его. Которую надо защищать, но не подгребать под свое брюхо.

Рыжая, поговорив с чужой самкой, чья грива отливала темным огнем, вдруг присела. Выронила светящийся шарик и вцепилась в шерсть под его ушами. Пролепетала на человечьем наречии:

— Ульф, вернись.

Лунный волк мотнул головой, стряхивая с себя слабые ладони. И лизнул рыжую в лицо. Вкус ее губ ему понравился…

Но внутри кто-то дернулся, яростно и судорожно. Волк тихо зарычал. Следом ощетинился, пытаясь удержать того, кто рвался сейчас наружу.

Сигвейн, стоявшая в паре шагов, быстро сказала:

— Может, попробуем по-другому? Сумеешь повязать ему на лапу мою прядь?

Альвийка схватилась за нож, и Ульф снова зарычал, но уже громче. Сигвейн, отрезав локон из своей гривы, торопливо набросила его Свете на плечо. А сама резво отступила.

— Ульф, — срывающимся голосом попросила Света. — Стоять тихо.

Пальцы дрожали, пока она отлавливала прядь, рассыпавшуюся на волоски. И сворачивала из нее петлю. Потом Света схватила волка за лапу. Потянула к себе, глупо бормоча:

— Тихо, Ульф. Дай лапка.

Под шерстью подрагивали твердые мышцы. Лапа, обхватом в руку взрослого мужчины, казалась стальной. Но через несколько секунд она все-таки поднялась. И Света, поспешно накинув на лапу петлю, затянула узел. Затем снова ухватилась за холку Ульфа. Отрывисто попросила:

— Вернись. Вернись.

Круглые янтарные глаза горели под молочно-серыми веками. Время тянулось, струилось под ледяными порывами ветра, дувшего с моря…

А потом в свист ветра вплелся хруст костей. Морда волка смялась, перетекая в подобие лица, и Ульф обернулся полузверем. Тут же, стоя на четвереньках, коснулся косматой щекой ее руки — которую Света так и не отдернула.

— Прости, — буркнул оборотень, уже пряча глаза.

Она молчала, не зная, что сказать. Вроде и предал… но предал-то не Ульф. А волк, занявший его место.

Виноват ли Ульф, что зверь наконец вырвался? Он годами жег себе кожу серебром, чтобы не выпустить волка. И теперь с ним приключилась беда, подстерегающая каждого оборотня…

Света вдруг ощутила холод. Ветер прибивал к телу платье, продувая его насквозь, и она сжалась, втягивая голову в плечи. Ульф сразу поднялся, стискивая ее руку.

Он голый, стрельнуло в уме у Светы. А Сигвейн стоит и смотрит. То, что случилось, гадко. Грязно. Но Ульф ей не чужой, и сейчас он в беде.

В следующий миг Света шагнула вперед. Обняла Ульфа, прикрыв его своим телом. Руки оборотня сразу сомкнулись на ее спине, и перед глазами у Светы оказалась широкая грудь, с которой быстро исчезала шерсть.

— Вот и хорошо, — радостно объявила Сигвейн, стоя в пяти шагах от них. — Веди его к себе, жена волка. И стереги до утра. До завтра, Ульф.

— Да, — отозвалась Света, отчаянно желая, чтобы альвийка поскорей ушла.

Она не видела, как Сигвейн за ее спиной провела пальцем по губам, глядя в глаза Ульфу. И тот согласно шевельнул бровями, уже проступившими на очистившейся коже. Затем альвийка растворилась в темноте.

— Я тебя понесу, — глухо уронил Ульф. — Ты замерзла, Свейта. Если позволишь, конечно.

И Света опять согласилась:

— Да.

По крайней мере, он вернулся, раздавлено подумала она. Снова разговаривает…

Ульф молча поднял ее на руки и зашагал прочь. Шарик альвова огня, забытый в траве, сиротливо рассеивал мглу за его спиной.

Всю дорогу к женскому дому Свейта молчала. Лишь у самой двери она спросила:

— Как прядь терять?

Ульф остановился перед входом, пытаясь вспомнить, как это было. Когда он уходил с Орвид из дома волчьего хирда, прядь еще стягивала запястье.

А потом они отошли подальше, и альвийка скинула одежду. Но тело Орвид, хрупкое, нежное, с золотистой порослью под животом, ему не понравилось. Почему-то. После этого кожа на руке остро зазудела. Он вроде потянулся, чтобы почесать…

И обернулся до конца. Разом, мгновенно.

— Сам содрал, — признался Ульф.

Ревности в запахе Свейты прибавилось. Но вместо злых слов она схватилась за ручку двери, перед которой Ульф стоял. Потянула, открывая — и он шагнул в дверной проем.

Больше они не разговаривали. Ульф не знал, что сказать. Врать не было смысла, она все видела. Он забавлялся с другой бабой…

Медленно потянулось время. Горел альвов огонь, Свейта смотрела на него со своего конца кровати. Глаза ее понемногу заплывали краснотой, но она не сдавалась. Сторожила его истово. А тело Ульфа под ее взглядом каменело от желания. Он терпел, укрывшись покрывалом. Память о собственной вине жгла, только это и помогало…

Но под утро, когда в окне уже выцвела ночная темень, Свейта все-таки уснула. И Ульф поднялся с кровати. Отыскал чистую одежду, побежал в баню — голышом, легко уходя с дороги заспанных рабынь, спешивших на кухню и в коровники.

Ополоснувшись, Ульф отправился на поиски Сигвейн. И нашел ее у дома волчьего хирда, перед входом. Альвийка, завернувшись в белый плащ, разглядывала посветлевшее небо, затянутое тучами.

— Доброго утра, волк, — провозгласила Сигвейн, как только Ульф подошел. — Ты ведь знаешь, что с тобой происходит?

— Я ухожу на звериные тропы, — буркнул Ульф. — Ты об этом хотела со мной поговорить, Сигвейн?

— Нет, о другом, — отозвалась альвийка. — Похоже, ты не продержишься долго. Ты это понимаешь?

Он на миг опустил веки, соглашаясь.

— И моя прядь скоро перестанет тебе помогать, — продолжала Сигвейн. — Прошедшая ночь это показала. Значит, ты должен быстро сделать три дела. Подняться на конунговы щиты, найти того, кому оставишь Эрхейм… и позаботиться о своей жене.

— Не поверишь, — едко заметил Ульф. — Именно это я и собираюсь сделать. Подняться, найти и позаботиться.

Сигвейн кивнула. Легко, едва заметно.

— С первым делом мы тебе поможем.

Она изо всех сил старается быть доброй, вдруг подумал Ульф. Говорит разумные вещи, пахнет тревогой и заботой…

— И мы поддержим твоего наследника, — объявила Сигвейн. — Любого, кого ты выберешь. Однако позаботиться о Свейте должен ты сам. Тут мы можем помочь лишь одним. Ты знаешь, чем.

— Смотрю, Силунд не зря отправил со мной своих девиц, — неприветливо бросил Ульф. — Что, уже приходилось помогать озверевшим оборотням?

Сигвейн спокойно возразила:

— Нет, наших дев Силунд послал, чтобы люди не боялись альвов. Но мы можем помочь и тебе. Заодно, раз уж мы тут. Только в следующий раз не жди ночи, Ульф. Забегай к нам днем, пока жена занята…

Ульф вдруг ощутил, что клыкам во рту стало тесно. Он оскалился — а альвийка осеклась. Следом неспешно проговорила:

— Беспокоишься о Свейте? Тогда позаботься о ней по-настоящему. Она стоит многого, даже потеряв свой дар. К тому же Свейта еще может его вернуть. Если у нее родится ребенок, он будет живой чашей с драгоценным даром… а дети уже в год с легким сердцем отдают свои игрушки нянькам и матерям. Хочешь добра Свейте? Тогда найди того, кому ты ее оставишь. И найди сам, Ульф. Я бы укрыла твою жену в Льесальвхейме, но ты знаешь, как наши мужчины поступают с человеческими женщинами.

Ульф оскалился еще сильней. Сигвейн приподняла темно-рыжие брови, внимательно глядя на него.

— Я знаю, что говорю тяжелые слова. Но я говорю правду. Держись, заглядывай к нам днем и найди того, кто позаботится о Свейте. Ведь если асы ее получат, они начнут все заново. Если хочешь, Орвид скажет твоей жене, что прядь у тебя на запястье развязала она. Чтобы завязать получше, альвийским узлом. И это по ее вине тебя одолел волк…