Следом она взяла с его блюда недогрызенное телячье ребрышко. Блеснула белыми зубами, содрала с него уцелевшее волоконце мяса и проговорила:

— К его появлению ты должен быть спокоен. А ты неспокоен. Хочешь женщину.

Сигвейн скосила глаза, но Ульф продолжал смотреть ей в лицо. И без того знал, на что она уставилась. Под рубахой, между ног, ткань стояла колом. Вчерашняя ночь, проведенная за складыванием и перекладыванием камней, не помогла…

— Если уж я пришла в этот город, пропахший дымом, — лукаво добавила Сигвейн, — было бы обидно уйти, не узнав, как целуются оборотни. На тебе моя прядь, Ульф. Хочешь выспаться на моих волосах? И к утру волк внутри тебя перестанет скрестись когтями. Это нужно для дела. С Хальстейном могут прийти драккары морской стражи, и будет бой. Ты должен быть спокоен. От этого зависит и жизнь Свейты…

— Не вмешивай ее сюда, — тихо сказал Ульф.

Волк радостно встряхнулся внутри, и он грубо добавил, показывая клыки:

— Тебе хочется раздвинуть ноги перед оборотнем, вот и все. Иначе ты привела бы мне продажную девку из города. После взгляда ваших альвов любая примет меня с радостью.

С той стороны, из-за Сигвейн, к нему поплыл легкий запах неодобрения — отцу и дяде не понравилась несдержанность его речей. Еще в этом запахе пробивалась горечь. Они понемногу с ним прощались…

Мне и самому пора прощаться, подумал Ульф.

Это может случиться в любой миг. Все решено. Свейту отловит в любовную сеть один из оборотней, которых он для нее отобрал. Парни теперь рядом со Свейтой, а дальше все сделают горе, ярость и обида.

Ему осталось только разобраться с Хальстейном. И передать власть над Эрхеймом отцу с братом — чтобы Свейта могла тихо зажить в Ульфхольме. Но для этого он должен продержаться на двух ногах до конунговых щитов…

Ульф резко встал. Буркнул, разворачиваясь к Сигвейн спиной:

— Если хочешь, пошли.

Альвийка быстро поднялась со своего места.

Сигульф сдержанно улыбнулся, когда Ульф проходил мимо — хотя от брата тоже пахнуло прощальной горечью. Светловолосая альвийка оглянулась, обиженно сложив розовые губки. Но тут же покосилась в сторону стола, стоявшего у боковой стены.

Нынче волки знатно развлекутся, холодно подумал Ульф, шагая к выходу.

Шел он, пригнувшись, поэтому рубаха ниже пояса оттопыривалась не так сильно. Оборотни, сидевшие за столами, на Ульфа не смотрели, им все было ясно по запаху. Альвийки отводили глаза в притворном смущении.

А Ульф на ходу слушал, как шуршит за спиной платье Сигвейн — так, словно под ним ничего не было. Атласом по атласу переливался звук…

И воспоминанием, отзвуком мерещился ему поверх этого легкий топоток Свейты. То, как шелестела одежда на ее коже.

— Я заняла одну из опочивален конунгова дома, — заявила Сигвейн, когда за ними захлопнулась дверь зала. — Конечно, не ту, в которой лежат тела Торгейра и Хильдегард. Другую, поближе к выходу. Там сегодня разожгли в очаге огонь. Или ты хочешь ласкать женщину под открытым небом, как в прошлый раз?

— Не боишься свалиться, как Орвид в прошлый раз? — рыкающе бросил в ответ Ульф. — Или из соседней опочивальни опять будут подглядывать? Стеречь сестру конунга, держа наготове пару ваших снадобий?

Сигвейн его слова позабавили, и от нее потянуло радостной насмешкой.

— Мы будем одни, — пообещала она. — Я понимаю, что от тебя альвов не спрячешь.

Ульф на это ничего не ответил.

В опочивальне, которую выбрала для себя Сигвейн, уже горели альвовы огни. Свет их отбрасывал блики на темно-фиолетовый шелк, застилавший ложе.

И глянув на него, Ульф вдруг ощутил ненависть.

Заранее подготовилась, подумал он. Затем неласково прихватил Сигвейн за шею, и швырнул ее на постель. Длинные ноги альвийки мелькнули в воздухе.

Ульф, мгновенно очутившись рядом, задрал ей подол.

Под белым платьем на Сигвейн была лишь тонкая, полупрозрачная нижняя рубаха. Складки ее уже сбились вверх, окутав бедра альвийки шелковой пеной.

Ульф рванул тряпье к плечам Сигвейн, обнажая тело. И подтянул ее зад к краю кровати. Сам опустился на колени, расстегивая пояс. Подумал вскользь — как под меня кровать сладили. Край постели упирается в бедра под пахом. Человеческим мужикам, с их ростом, наверняка приходилось подсовывать пару подушек под колени…

Осталось лишь проверить, под кого сладили тело Сигвейн.

Она лежала на спине, вскинув согнутые колени. Дышала часто. Подрагивали, поднимаясь и опускаясь, груди — два ровных полушария, навевавшие почему-то мысли о сладком снеге. Темнели круглые соски. В их теплой, коричневой смуглости проступала та же рыжина, что и в волосах.

Пока Ульф стягивал с себя рубаху и развязывал штаны, Сигвейн прошлась ладонями по своему животу. Следом пригладила холмик у себя между ног — на котором курчавились густые кудряшки. Поросль тут отливала светлой медью, горела рыжим цветом чище и ярче, чем длинные пряди, разметавшиеся по фиолетовому шелку покрывала.

Затем пара тонких пальцев как-то робко скользнула между складками женской плоти, открывая взгляду Ульфа их розовую изнанку. Кончики пальцев заходили вверх-вниз, торопливо гладя пару лепестков — и бугорок, от которого они распускались…

Ульф, хрипло выдохнув, одолел наконец последнюю завязку, путавшуюся в руках. Воздержание двух прошлых ночей теперь мстило, утянув все его мысли в воющую круговерть.

А потом он ухватил Сигвейн за колени. Развел в стороны ее ноги, обутые в тонкие сапожки. И пальцами придавил с двух сторон плоть между бедер Сигвейн — там, где тени на розовом сгущались до набрякшей красноты, намечая вход.

В следующий миг Ульф резко двинулся, вбивая свое копье в мягкость ее плоти. С размаху, без жалости. Вонзился, сдержавшись лишь под конец — и молочная шерсть над его копьем пощекотала альвийке пальцы, которые безостановочно сновали по бугорку над входом.

Сигвейн низко застонала, глядя на него пьяно и восторженно. А из воющей метели в уме Ульфа вдруг выдралась мысль — в Хелеву щель тебя.

И Ульф перехватил тонкие ладони, дарившие Сигвейн ласку, которую он не желал ей дарить. Прижал руки альвийки так, чтобы они вытянулись по бокам. Чтобы она не могла отодвинуться, уберегаясь от его рывков.

Выскользнуло из тела Сигвейн тяжелое, каменно-налитое копье. Снова вошло, распирая ей плоть. Альвийка задышала надрывно, точно ее и под ребра ткнули. Ульф опять вонзился в мякоть меж округлых бедер, скаля сверху клыки…

В стороне от конунгова дома, в своей опочивальне, Света сидела на кровати. Поглаживала волчий клык, оплетенный медной проволокой, и смотрела в никуда, прикусив губу.

Интересно, как связан со всем этим Локки, пролетело у нее в уме. Ведь поход в крепость, и гроза, после которой был потерян рунный дар — все случилось после появления Локки. До этого боги ее не трогали.

Света сжала клык в ладони. Затем обернулась и посмотрела на стену возле входа. Где-то в той стороне возвышался зал для пиров, в котором Ульф тискал сейчас светловолосую красавицу.

Теперь он занимается этим на виду у всех, с горечью подумала Света. Но оставлять Ульфа в руках альвиек нельзя. Он в беде. И его могут изменить еще сильней, пока она тут сидит…

От двери вдруг донесся приглушенный скрип, и Света кинулась к выходу. Выглянула наружу.

Гудульф, стоя у двери следующей опочивальни, виновато ей улыбнулся.

— Прости, что потревожили тебя, Свейтлан. Я завтра же смажу петли, скрипа ты больше не услышишь.

За ним в проходе стояли трое молодых оборотней. Все держали в руках мешки — и были вооружены. Мечи на поясе, щиты за плечами, шлемы в руках, свободных от мешков…

Из опочивальни напротив тут же выглянул Ингульф. Щита за спиной и шлема у него не было. Наверно, успел сложить все принесенное в опочивальне.

Оборотни пришли, как и обещали — после ее жалобного замечания, что жить одной в пустом женском доме страшно. С оружием, словно собрались нести здесь стражу…