Рядом с тощим паскудником вразвалочку шагал главарь, облаченный, как и почти все остальные, в короткую кожаную куртку со множеством блестящих причиндалов и косой молнией, расстегнутой ради удобства. Он был среднего роста, почти квадратен в плечах и наверняка физически очень силен. Жирные, коротко остриженные темные волосы, тяжелой лепки лицо, выражение которого подразумевало мышление только на бытовом уровне, быстрые, блестящие птичьи глаза… Исполнилось ему хорошо если двадцать, но все, что следовало узнать в жизни, он уже узнал. Достиг личного потолка.

Вика ощутила на себе его взгляд… Такие, как он, женщин называют в лучшем случае «скважинами». Будь Вика одна, она бы до смерти перепугалась его одного, не то что с компанией. Но главным объектом внимания парней был явно Дроздов, и в Вике проснулась тигрица. Если мужчина, идя с женщиной, становится вдвое храбрее, то женщина, ведущая ребенка или беззащитного человека, — и подавно.

Главарь произнес нечто, в переводе на цензурный язык звучавшее примерно так:

— Далеко собрался, гнида ментовская?

Руки у него были мясистые, короткопалые, с обгрызенными ногтями. Однако выкидное перышко раскрылось в ладони словно бы само собой, одним ловким движением. И сразу метнулось вперед, к шее Дроздова. Это была не психическая атака, нож летел убивать. Так действуют люди, которым кровь не впервой.

Вадим не должен был бы успеть отреагировать, но он успел. Тренированный слух уловил характерный металлический щелчок. Дальше полковник действовал рефлекторно и только потому не умер в первую же секунду. Схватив Вику за плечо, он отшвырнул ее далеко назад. Она уронила мешочек, бананы раскатились по мостовой. Другая ладонь бывшего спецназовца хлестнула вперед — принять по касательной вооруженную руку врага, отвести лезвие прочь и, перехватив кисть, шваркнуть сукиного сына об асфальт головой…

Будь Дроздов зрячим, ущерб ему эта шайка-лейка причинила бы разве только моральный. Теперь, к сожалению, перевес был не на его стороне. Драться ночью Вадим умел хорошо, но вот вслепую… Все-таки он угадал направление и отбил от своей шеи руку с ножом: не попав в горло, острое лезвие чиркнуло по груди, рассекая легкую клетчатую рубашку и тело под ней. Он почувствовал, как потекла кровь. Сзади его ударили куском свинцового шланга, но Вадим опять успел что-то почувствовать, и вместо затылка удар обрушился на плечо…

Глазам приподнявшейся Вики предстало жестокое и жуткое зрелище. Благородного хищника обложили шакалы и рвали его на части. Однако справиться с Дроздовым было не очень-то просто, гораздо труднее, чем они ожидали. Вика увидела, как его опять резанули, потом опрокинули наземь и начали бить ногами, но он схватил кого-то, закричавшего неожиданно тонко, по-заячьи, и поднялся. Вся рубашка у него была залита кровью. Вика вскочила и рванулась на помощь. Ей было все равно, что с нею может случиться, она об этом просто не думала. Драться Вика не умела, а закричать ей даже в голову не пришло. Она просто вцепилась в чью-то мерзкую рожу, зверея и ища ногтями глаза. Она увидела мелькнувший в ее сторону нож главаря, но его рука встретилась с окровавленной ладонью Дроздова, и нож улетел, звякнув в темноте об асфальт. В следующий момент с Вики сшибли очки, она услышала, как они хрустнули под ногами. Потом ее ударили так, что из глаз брызнули искры, и она обнаружила, что сидит на земле в нескольких шагах от дерущихся, просто не чувствуя половины лица, а Дроздова повалили опять.

Вика вскочила и снова бросилась в свалку. Опять посыпались удары, она никогда раньше не знала, что бывает так больно.

Сколько это продолжалось? Наверное, несколько минут, но счет времени Вика потеряла. Ее вновь отшвырнули прочь, и, поднимаясь, она увидела за перекрестком синий блик милицейской мигалки.

— Милиция, сюда!.. Сюда!.. — завопила она и что было сил побежала навстречу спасительному огоньку. — Милиция, помогите!..

Ее не увидели и не услышали. Патрульная машина свернула в другую сторону и скрылась из глаз. Вика поняла, что оставалось надеяться только на себя, повернулась обратно, равнодушно сознавая каким-то краем рассудка: это уже верная смерть. Стиснула кулаки и…

Под фонарем было пусто. Первый же намек на опасность спугнул шакалов, заставил кинуться врассыпную. Ублюдки удрали в темноту, бросив израненную жертву. И возвращаться, кажется, не собирались.

Вика побежала к Дроздову, не чуя под собой ног. Собственное тело в эти мгновения для нее как бы не существовало. Все еще заявит о себе в полный голос, и ушибы, и даже трещина в ребре, но это потом, потом. Дроздов медленно поднимался на колени, тянулся ей навстречу и хрипел:

— Вика! Вика…

Она никогда впоследствии не могла толком припомнить, как тащила Вадима обратно к нему домой. Именно тащила: его не только исполосовали ножом, он еще и капитально получил несколько раз по голове и еле шел, без конца теряя равновесие. Где-то на полдороге он выпустил ее руку, тяжело осел наземь, его вырвало. Вика помогла ему утереться, он заскрипел зубами, кое-как встал, и они, качаясь, в обнимку двинулись дальше. Кажется, Вика все время что-то говорила ему, но что?..

В случае, если бы шакалы вернулись, она бы совершила убийство.

Только войдя во двор, Вика поверила, что они с Вадимом были действительно спасены. У парадного переминался Монгольский Воин, заглянувший проведать своего командира. Вика моментально узнала его, несмотря на то что очки, вдребезги разбитые об асфальт, она даже не стала искать.

— Ваня!.. — разнесся по двору Викин отчаянный вопль. Монгольский Воин обернулся на крик, увидел и гигантскими прыжками помчался к ним через двор.

— Господи, командир… — простонал он, обнимая Дроздова. Габариты у обоих мужчин были примерно одинаковые, но Ваня без видимого усилия подхватил полковника на руки и чуть не бегом понес его по направлению к подъезду. Передав ему Вадима, Вика едва не свалилась от внезапно накатившего изнеможения и дурноты. Она справилась с собой и побежала следом за Ваней.

Первым подоспел на своей иномарке Антон Меньшов и с ним — поднятый по тревоге Ассаргадон. Потом примчался Алексей, выдернутый откуда-то звонком сотового телефона. Приехали Варсонофий, «националист» и Утюг… и только тогда Вика расплакалась. Слезы хлынули так внезапно, что она еле успела вскочить с кресла и выбежать в ванную. Плакать при Вадиме было решительно ни к чему. Эйно пошел было за ней, но его удержали.

Отревевшись, Вика посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась опухшему от слез отражению. Полиловевший глаз, на лбу шишка, возле ноздрей — плохо смытая засохшая кровь. Ей, оказывается, еще и нос расквасили. О таких мелочах, как порванное и перепачканное платье и погибшие астигматические очки, уже вовсе не стоило говорить. Вика впервые подумала о том, который вообще час и что скажет мама. Отжав полотенце, она сунулась в комнату, но вспомнила, что телефон вынесли в кухню.

На кухне Вика увидела Алексея. Он стоял к Вике спиной, глубоко засунув руки в карманы. Фенечка, наконец-то переставшая мяукать, сидела прямо на его пыльных кроссовках. Вика протянула руку к телефону, покосилась на Алексея и неожиданно заметила, что его трясет. А также что он впервые не разулся. Он почувствовал ее взгляд и обернулся. Лицо было деревянное, ничего не выражавшее, только глаза показались ей двумя дырами в темноту за окном. Он нагнулся за кошкой и молча вышел, чтобы не мешать ей объясняться с родителями.

Объяснение с родителями вышло совершенно ужасным. Трубку сняла мама, по-видимому так и сидевшая у телефона. Наверное, звонок дочери доставил ей величайшее облегчение, но слушать мама ничего не захотела, а в голосе прозвучали ледяные рыдания:

— Немедленно марш домой!..

Последовали короткие гудки. Вика опять набрала номер. На сей раз трубку долго не брали. Потом к телефону подошел папа. Он был менее подвержен всплескам эмоций, но тоже не пожелал выслушивать никаких оправданий и объяснений. Зато Вика узнала, что целенаправленно вгоняет родителей в могилу. Что мама два раза пила валокордин, а ей нет до этого ни малейшего дела. Что она связалась с какой-то уголовной шпаной. И наконец, если она немедленно не прибудет домой…