— А какие у вас законы, которые надо охранять? — поинтересовалась я.
— На самом деле закон один — не раскрывать свою сущность! А отсюда уже: скрытая охота, отсутствие в солнечные дни и т. д. — объяснял Габриель.
— Теперь твоя очередь! Сколько еще существует дампиров? — твердо спросил Питер.
— Он не сказал точно, сколько еще их существует, но дал понять, что не один и не два. А Ватир ваш действительно сын Тутена. Ватир родился дампиром, а когда он вырос, Тутен приучил его к крови и укусил. Так его сын стал полноправным вампиром. Отсюда у него такая сила и скорость. Остальные дампиры либо живут как обычные люди, как Отто, или стали охотниками на вампиров. Они пьют кровь животных и живут дольше людей, но убить их можно точно так же как и человека. Но вампиров ненавидят все без исключения. Вот и все. Больше он ничего не рассказывал.
— Откуда ему это известно? — шокировано спросил Питер.
— Не знаю точно. Дампиры вроде бы как-то общаются между собой. Наверное, оттуда! — пожала я плечами.
— Почему же Тутен не создал еще, таких как Ватир? — задумавшись, сам себя спросил Питер.
— Потому что Ватир опасен и ему. Он сильнее его. Он просто боится потерять свое место! — размышляла я вслух.
Питер поднял на меня глаза и закивал. Потом он встал и поднялся наверх. Джанет, которая сидела тихо все это время, тоже встала.
— Ты не голодная? — улыбаясь, спросила она.
— Нет. Я кушала перед тем, как отправиться к вам. Спасибо! — поблагодарила я.
— Почему бы тебе ни показать дом! — обратилась она к Габриелю и тут же исчезла.
— Хочешь посмотреть? — вставая и протягивая мне руку, спросил Габриель.
— Конечно! — я тоже встала, взяв его за руку. Боже как это приятно, прикасаться к нему. Кожа хоть холодная и твердая, но нежная на ощупь, как лепестки пиона или любого другого цветка. Сильная рука так нежно меня касалась, что сердце сбилось с ритма.
Мы поднялись наверх. Вдоль всей лестницы на стенах были вывешены картины необычайной красоты. Все, что было на них изображено, выглядело как живое. Создавалось впечатление, что ты стоишь посреди этой нарисованной рощи, что стоит только протянуть руку и ты сразу зачерпнешь чистой прозрачной воды из озера с другой картины.
На втором этаже он показывал на закрытые двери: комната Питера и Джанет, комната Эшли и Роберта, кабинет Питера. Возле каждой двери висели индивидуальные портреты владельцев комнат. Единственным отличием этих портретов от настоящих людей, которых я знала, было то, что они нарисованы как люди. Кожа была телесного, а не белоснежного цвета, на щеках играл румянец, и глаза у всех были разные: у Питера карие, у Джанет голубые, у Эшли зеленые, у Роберта серые.
Вдруг мы остановились перед очередной закрытой дверью. Эта была единственная дверь без портрета. Габриель галантно ее распахнул и жестом пригласил внутрь.
— А это моя комната! — как-то нерешительно произнес он.
Комната была угловой с выходом на закругленную террасу. Она была великолепна: больше чем моя, конечно; высокий натяжной нежно голубой потолок; натуральные бамбуковые обои; вдоль одной стены высокий стеллаж, разделенный на две половины. Одна половина была заполнена музыкальными дисками, вторая была закрыта; на другой стене огромный ЖК телевизор, а напротив него стоял небольшой экзотического вида диван. Сбоку от телевизора маленькая дверь.
— Потрясающе! Очень красиво! — восхищалась я, — а что это за дверь?
— Это гардероб, — махнув рукой, ответил он.
— У тебя столько музыки, — сказала я, водя рукой по полкам с дисками, — а что в этой половине?
— Да уж много. У меня вся популярная музыка, которую создавали за время моего существования. А там краски и мольберт.
— Понятно. Вся музыка? Всех направлений и стран? — ухмыльнулась я.
— Ну, почти. Классика вся. А вот из других направлений, только та, которая когда-то понравилась.
— Понятно, — сказала я, развернувшись к нему лицом. Я утонула в его магических глазах.
— Ты совсем меня не боишься? Даже находясь здесь одна?
— Нет. Ты очень милый! По-моему ты вообще не опасен, — смеялась я.
Габриель печально улыбнулся. Он мне не поверил.
— Вот это ты зря сказала! — кровожадно заявил он. И, глухо зарычав, обнажил ровные нижние зубы. Тело сжалось в пружину. Я испуганно пятилась.
— Не уйдешь!
Как он бросился на меня, я не увидела — уж слишком быстрым было движение. Я даже отреагировать не успела. Просто в следующую секунду я полетела на изящный диван, который придвинулся к стене. Сильные руки сжали меня в объятиях, хотя я и не пыталась сопротивляться. Сердце замерло, дыхание остановилось. В мгновенье ока испуг сменился шоком. Я просто не понимала, зачем он это сделал. Во мне вскипело негодование…
А Габриель злорадно улыбался.
— Что ты сказала?
— Ты… ты монстр! — прохрипела я.
— Вот так лучше! — сказал он, поднимаясь.
— Ты не нормальный! — закричала я, вскакивая с дивана. Я твердым шагом направилась к двери. Он свободно меня догнал.
— Ты должна знать с кем имеешь дело, — попытался объяснить он свою выходку.
— Я и так прекрасно знаю кто ты! Не на мгновенье не забываю! Зачем мне еще и демонстрацию устраивать? Ты хочешь, чтоб я тебя боялась? — я продолжала спускаться.
— Одно дело знать и совсем другое видеть! — говорил он. Тем временем мы уже спустились вниз.
— Я и до этого видела, насколько быстро ты можешь передвигаться. Зачем это было?
— Ты испугалась. Прости! Так надо!
— Кому надо? Поздравляю! У меня сердце в пятки ушло!
— Ну, прости меня! — взмолился Габриель. Здесь я заметила, что на нас шокировано, смотрит все семейство.
— Вот так просто прости, значит! Сначала ты меня пугаешь до смерти, а потом просто прости? Да ты знаешь, что меня до сих пор колотит?
— Ну, что мне сделать, чтоб ты меня простила?
— Ты должен решить, чего ты хочешь на самом деле: поступить как НАДО или как ХОЧУ. Потому что нельзя любить и бояться одновременно! — проговорила я и вышла на улицу.
— Вира, подожди! Я знаю, я сглупил, но можно я хотя бы отвезу тебя домой? — снова догнал меня Габриель.
— Нет. Ты должен принять решение. А мне надо успокоиться. Я дойду до дома пешком, ОДНА! — сказала я, даже не взглянув на него.
Через пару минут я поняла, что плачу. "Что я натворила??? Вот я дура?" — орала я сама на себя. Я бегом пустилась по тропинке. Я бежала и плакала. Замедлила бег я, только когда уже увидела свой дом. Я постаралась взять себя в руки. Не вышло. Я так и залетела в свою комнату со слезами. Отец вошел ко мне.
— Что случилось? Он тебя обидел? — взволнованно спрашивал отец.
— Он испугал меня. В шутку, — соврала я, — А я… а я… А я наорала на него, хотя он извинялся! — я зарылась в подушку. Мне было так плохо. Я обидела любимого человека!!!
— Все образумиться! Все иногда ругаются! Мирятся же потом! — успокаивал отец, поглаживая меня по голове. Мне не были противны эти прикосновения, но так меня гладит только Габриель, и от этого становилось только хуже.
Отец еще посидел возле меня, молча, но потом ушел. Понял, что мне надо побыть одной. Через мгновенье в комнате что-то хрустнуло. Я резко повернулась и села на кровати, смотря во все глаза. Возле окна стоял мой Габриель грустный-грустный. Я вскочила и бросилась к нему.
— Прости меня! — прокричала я, и тихо опустив голову, проговорил он. Мы просили прощения друг у друга одновременно.
— Тебя-то за что прощать? — удивился он и поднял на меня свои глаза.
— Я накричала на тебя. Требовала выбрать. Я вспылила. Прости меня, пожалуйста! Мне не надо чтоб ты выбирал. Я и так знаю, что ты очень стараешься, чтоб быть со мной. Ты всегда в напряжении и не можешь расслабиться не на секунду. Тебе и так тяжело! — говорила я, уткнувшись в его грудь, а по щекам все еще текли слезы.
— Ты самая замечательная девушка в мире! И мне не за что тебя прощать! — сказал он, нежно приподняв мой подбородок так, что не посмотреть ему в глаза было просто невозможно, — Это ты меня прости за эту выходку! Я больше никогда не буду тебя пугать! Но и забыть тебе кто я, не позволю!