Она снова склонила голову; что-то сказало мне, что она делает это против воли.
– Я жду вас с Томасом у себя на рассвете, тогда и обсудим то, что случилось. Да, кстати, о вас, чародей Дрезден… – Король Белой Коллегии узнал меня по внешности. Круче и круче… – Лара покажет вам, как пройти в комнаты Томаса. Его девушка, кажется, уже там. – Лорд Рейт повернулся и в сопровождении второй пары Кена-Барби скрылся в доме.
На мой взгляд, эта парочка вполне могла бы нести Томаса, но я решил вести себя как положено большим мальчикам – как-нибудь справлюсь и сам. Мы двинулись в дом.
– Славный парень, – заметил я Ларе. Говорить, правда, было трудновато: дыхалки немного не хватало. – А я еще опасался встречи с ним.
– Ну… да, – пробормотала Лара. – Он действительно был очень мил.
– Не считая глаз, – добавил я.
Она снова покосилась на меня с чем-то вроде одобрения.
– Вы заметили.
– Еще как.
Она кивнула:
– Тогда, пожалуйста, поверьте мне, когда я скажу, что уж в маскировке мы по крайней мере сильны. Мой отец невзлюбил вас. Подозреваю, он мечтает убить вас.
– Вот уж этого я заметил в избытке.
Она улыбнулась мне, и меня захлестнул новый приступ желания – не исключено, что порожденный не только ее обычными чарами. Она была умна, упорна и весьма и весьма отважна. Такие вещи я уважаю. Ну и конечно, она скользила передо мной в одном черном кружевном белье. Даже при том, что тело ее было изрядно заляпано кровью, на обозрение его оставалось с лихвой.
По пологой, закругляющейся в плане лестнице мы спустились в длинный зал. Я пытался запоминать дорогу на случай, если придется покидать это место в спешке. В глазах у меня вдруг потемнело, а назойливый звон в ушах усилился. Я сделал глубокий вдох и привалился к стене.
– Дайте-ка, – сказала Лара.
Она повернулась ко мне и забрала Томаса. То ли она была просто сильнее меня, то ли привыкла носить тяжести, но подняла она его без труда.
Я с облегчением повел плечами.
– Спасибо. Как он?
– Пули его убить не должны, – ответила она. – Он уже умер бы. А вот Голод – возможно.
Я вопросительно изогнул бровь.
– Голод, – повторила она. – Наша потребность в питании. Ангел нашего темного естества. На него мы полагаемся, когда нам нужны дополнительные силы, но это как огонь – ослабь контроль, и он обернется против тебя. Сейчас Томас так голоден, что не способен рассуждать. Не способен шевелиться. Как только он насытится, с ним все будет в порядке.
Я ощутил зуд где-то между лопаток и оглянулся.
– За нами идет водитель вашего папаши.
Лара кивнула:
– Она вынесет тело.
Я зажмурился.
– Мне казалось, вы сказали, с ним все будет в порядке.
– С ним – в порядке, – отозвалась Лара подчеркнуто нейтральным тоном. – С Жюстиной – нет.
– Что-о-о?!!
– Он слишком голоден, – пояснила Лара. – Он не сможет себя контролировать.
– В жопу, – возмутился я. – Этого не должно случиться.
– Тогда он умрет, – устало сказала Лара. – Пришли. Вот его дверь.
Она остановилась, и я на автопилоте – чтоб их, мои рефлексы! – открыл ей дверь. Мы вошли в довольно просторное помещение, в центре которого пол понижался на несколько ступенек. Ноги утопали в мягком алом ковре, повсюду были набросаны подушки, посередине углубления стояла дымящаяся курильница. В воздухе висел тяжелый аромат благовоний. Из невидимых глазу колонок лилась негромкая джазовая мелодия.
Занавеска в дальнем конце комнаты отдернулась, и из-за нее – судя по всему, из расположенной за ней комнаты, – вышла девушка. Свои длинные, до плеч, темные волосы Жюстина украсила синими и алыми ленточками. На ней был белый халат, явно с чужого плеча, настолько она в нем утопала; вид она имела слегка помятый со сна. Она сонно зажмурилась, потом охнула и бросилась к нам.
– Боже мой! Томас!
Я оглянулся через плечо. Барби-шофер стояла за дверью, негромко говоря что-то в сотовый телефон.
Лара отнесла Томаса к курильнице и осторожно уложила на подушки; Жюстина, не отставая, шла рядом.
– Гарри, – спросила она у меня срывающимся от волнения голосом. – Гарри? Что с ним?
Лара покосилась на меня.
– Пойду проверю, все ли сделали для Инари. С вашего позволения… – Будь на то моя воля, я бы не позволил, но она все равно вышла.
Жюстина подняла на меня взгляд, в котором страх мешался с замешательством.
– Я не понимаю…
– Лара стреляла в него, – негромко пояснил я. – А потом на нас напали несколько горилл из Черной Коллегии.
– Лара?
– Ну, не похоже, чтобы это доставило ей удовольствие, но все же она всадила в него пару пуль. Лара говорит, он истратил на эту драку все свои резервы и умрет, если не получит питания.
Взгляд Жюстины метнулся к двери. Она увидела стоявшую за ней Барби и побледнела.
– О… – прошептала она, и глаза ее набухли слезами. – О нет, – повторила она. – Бедный мой Томас.
Я шагнул вперед.
– Вам ведь не обязательно делать это.
– Но тогда он умрет.
– А вы думаете, ему хотелось бы, чтобы вместо него умерли вы?
Губы ее дрогнули, и она на мгновение зажмурилась.
– Не знаю. Я его видела. Я знаю, часть его хотела бы этого.
– Но ведь есть и другая часть, которая не хочет, – возразил я. – Которой хотелось бы, чтобы вы оставались живой и счастливой.
Она опустилась рядом с Томасом на колени и заглянула ему в лицо. Потом коснулась его щеки пальцами, и он пошевелился – в первый раз со времени потасовки с Одноухим. Он повернул голову и осторожно поцеловал ей руку.
Девушка поежилась.
– Может, он не слишком много заберет. Он ведь так старается сдерживаться. Не причинять мне вреда. Может, он остановится вовремя…
– Вы-то сами в это верите?
Она помолчала, прежде чем ответить.
– Это не важно, – сказала она наконец. – Не могу же я просто стоять и смотреть, как он умирает, если я в состоянии помочь.
– Почему нет?
Она посмотрела на меня в упор; вся ее неуверенность куда-то исчезла.
– Я люблю его.
– Вы к нему пристрастились, – поправил я.
– И это тоже, – согласилась она. – Но это ничего не меняет. Я люблю его.
– Даже если это убьет вас? – спросил я.
Она низко склонила голову, осторожно гладя Томаса по щеке.
– Конечно.
Я попытался было удержать ее, и тут последние крупицы энергии из серебряного пояса иссякли. Меня вдруг начало трясти. Боль от всех ссадин и ушибов прошедшего дня разом навалилась на меня. Усталость придавила плечи рюкзаком, полным свинца. Да и мысли в голове устало притихли.
Я смутно помню, как Жюстина помогла мне встать и наполовину отвела, наполовину протащила за занавеску, в пышно обставленную спальню, как уложила меня на кровать.
– Вы ведь передадите ему, что я говорила, да? – Она плакала, но улыбалась сквозь слезы. – Передадите ему мои слова? Что я люблю его?
Комната шла кругом, но я кивнул, обещая.
Она поцеловала меня в лоб и грустно улыбнулась.
– Спасибо, Гарри. Вы нам всегда помогали.
Странное что-то творилось с моим зрением: словно я смотрел на все сквозь длинный серый туннель. Я сделал попытку встать, но мне удалось лишь повернуть голову, и то с трудом.
Вот так все, что мне осталось, – это смотреть на то, как Жюстина сбрасывает халат и выходит из комнаты – туда, к Томасу.
К своей смерти.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Бывает, ты просыпаешься, а какой-то негромкий голос, звучащий в голове, уверяет тебя в том, что день сегодня совсем особенный. У большинства детей такое случается: иногда на день рождения и почти всегда в утро Сочельника. Я до сих пор помню одно такое – Рождество: я был тогда совсем маленький, и отец был жив. Еще раз я ощутил что-то такое лет восемь или девять спустя, в утро, когда Джастин Дюморн приехал забрать меня из детского дома. И еще раз – утром того дня, когда Джастин привез из другого детского дома Элейн.
Вот и теперь этот внутренний голос требовал, чтобы я проснулся. Кричал, что день сегодня особенный.