— Взаимно, Грейс. Хорошего вечера.

Она живенько выскакивает из библиотеки, но Тео задерживается.

— Прости за это.

— Да все нормально, — отмахиваюсь я. — Уверена, она не хотела меня обидеть.

Тео улыбается и кладет руку мне на плечо.

— Ты хороший человек, Элис. Кто-нибудь говорил тебе это?

— Ты первый.

— Что ж, тогда мне следует говорить это чаще.

Тепло от его ладони проникает в меня, распыляясь, как семя, пускающее корни в плодородной почве. Оно согревает мое сердце, легкие и кровь. Желание поцеловать его еще не угасло, но былая смелость ушла под гнетом сомнений, вызванных словами Грейс. В конце концов он убирает руку и, улыбнувшись напоследок, догоняет Грейс.

Прихватив учебник, я устраиваюсь у окна с видом на вишневый сад, который находится за библиотекой. Грейс до неприличия любопытна и без колебаний говорит что думает. Кажется, после общения с ней я стала лучшее ее понимать. Мне надо научиться открыто высказывать свои мысли, а не держать все в себе и анализировать слова до потери пульса. Это не только понравится Тео, но и освободит меня от лишних оков.

Достаю стикеры и начинаю помечать нужные страницы. Впереди куча работы.

Спустя несколько часов я дико довольно смотрю на учебник, весь размеченный цветными стикерами. Я впихнула в голову столько диаграмм и медицинских анализов, сколько смогла. Осталось лишь опробовать знания на практике.

По дороге в общежитие я пишу Ранику.

В следующий раз мне бы хотелось изучить пенис.

***

Раник

От увиденного сообщения я замираю на месте. Моя спутница Кери тоже останавливается.

— Что-то случилось? — щебечет она тем странным приторно-сладким голосом, каким обычно разговаривают девчонки с парнями, которых едва знают, но все равно хотят затащить в постель. Я бросаю на нее мимолетный взгляд, и снова перечитываю сообщение.

Элис хочет узнать о членах.

Я едва сдерживаю стон, вновь ощущая острое возбуждение. Сегодня Элис — наши поцелуи, ее улыбка, вид ее тела подо мной, на моей кровати — распалила меня и сделала твердым, как вулканическое стекло, но, к счастью, мне удалось это скрыть от ее зоркого взгляда. Я выскочил из машины и вздохнул с облегчением, когда увидел Кери — теннисистку из запаса, с которой переспал в начале года. Она с радостью вызвалась помочь со стояком, которым меня наградила Элис. Ее губы, упругая грудь под этой тонкой футболкой с черепом, запах волос…

Кери — не Элис. У Кери рыжие крашеные волосы, они низкая и фигуристая, Элис же платиновая блондинка, высокая и стройная. У Кери ужасный средний балл, она не способна жестко подколоть даже муху, не говоря уже о человеке, для этого у нее не хватает ни ума, ни смелости. Зато она дружелюбная, улыбчивая, а самое главное, не прочь со мной переспать, и ей плевать, буду ли я при этом думать о ком-то другом.

А я буду.

Может, даже всегда буду думать об Элис.

Кери пихает меня локтем в бок.

— Эй, что случилось? На тебе лица нет.

Снова смотрю на сообщение. Элис хочет больше узнать о членах. Фак, я бы с радостью всему ее научил с помощью своего, хоть сейчас. Еще не поздно развернуться, найти ее и поцеловать — ненасытно, страстно, сильно, давая понять, что я хочу войти в нее так же глубоко, как мой язык, а прикрыться можно уроком. «Вот урок, которого ты хотела, Элис», — прошепчу я, запуская руки под футболку и играя с ее сосками. Какими-то минутами ранее я еле сдержался, чтобы не сделать этого на моей кровати, но можно все исправить, еще не поздно. Она хочет такого урока, а я безумно жажду преподать его с самого первого дня…

«Тео это тоже не раздражает, — улыбнулась она. — В этом плане он относится ко мне очень лояльно».

В голове всплывает влюбленный голос Элис, и желание развернуться и найти ее затухает, как огонь свечи в ветреную ночь. Пуф — и нет его. Как по щелчку пальцев.

Не меня она хочет.

Нужно унять свой пыл.

— Эй, — в третий раз пытается заговорить со мной Кери, — ты начинаешь меня пугать.

Я смотрю на нее и улыбаюсь.

— Упс, прости. Просто с друзьями какая-то шляпа. Вечная драма, понимаешь?

— Конечно, — пожимает плечами она. — Так ты все еще хочешь или как? — И стреляет взглядом на мой пах.

На мгновение меня охватывает отчаяние, темное и холодное, и я в миллионный раз ощущаю разочарование от того, что нужен девушке лишь для секса. Ей плевать на мои чувства и на мою жизнь.

Я выдавливаю из себя смешок и качаю головой.

— Не-а, прости. Может, в другой раз.

И ухожу, оставив ее ни с чем. Хотя на самом деле готов ринуться в бой. Спасибо Элис. Но что-то во мне, нечто странное и новое, меня останавливает. Желание кого-нибудь трахнуть, кого угодно, только бы выкинуть Элис из головы, бесследно исчезло.

Хотя нет. Оно не исчезло, но мне не хочется просто трахнуть кого-нибудь. Я хочу Элис. И мне нужно больше, чем голый секс. Я хочу обнимать ее, смешить, заставлять улыбаться, убирать волосы с ее прекрасных глаз, готовить ей любимые блюда, целовать ее запястья на пляже и обнимать сзади в музее. Трахать ее пальцами в душе, у кухонной раковины, с жаром покусывать ее шею и прижимать к стене, пока она не потеряет разум и твердое самообладание и не прокричит мое имя.

Вот чего я, черт подери, хочу.

Но никогда, просто никогда, даже через миллион лет, этого не получу.

Смотрю на себя в зеркало заднего вида. У меня нет ровных золотистых ангельских локонов, как у Тео, лишь темная растрепанная копна. Я не страшный, но и не такой смазливый красавчик, как Тео. У него прямой нос, у меня же кривоватый из-за двух переломов (спасибо, отец). Тео умный, обеспеченный, у него идеальная семья и впереди прекрасное будущее. А что во мне такого, чего нет в нем? Я могу доставить удовольствие девушке, залепить блестящий апперкот и приготовить отменное вяленое мясо. Но я заваливаю все зачеты, как бы усердно ни старался учиться и записывать лекции. Я бестолковый. И у меня никогда не было отношений. Я ничего не знаю ни о них, ни о любви. А Тео через все это проходил. Он больше подойдет Элис.

Я лишь могу научить ее, как быть с ним.

Мою грудь пронзает боль, чем-то похожая на ту ноющую резь от синяков, которыми постоянно одаривал меня отец, только во сто раз сильнее, острее, и она разрывает меня изнутри. Я нагибаюсь к рулю и пытаюсь дышать по собственной технике — очень долго и глубоко. Нужно спрятаться в каком-нибудь темном месте, чтобы боль не нашла тебя, когда вернется неконтролируемой и дьявольски злой.

Пора остановиться.

Оборвать эту тупую фигню.

Что бы это ни было, оно ранит меня. А если я чему-то и научился в жизни, так это тому, что источник боли надо отсекать. Твердо и безжалостно.

Я еду к единственному человеку, который меня поймет, кому уже не раз такое доводилось.

Сегодня на Барбаре ярко-голубой парик. Стоя за стойкой, она с улыбкой один за другим полирует потертой тряпкой бокалы. Клуб практически пуст, лишь старик в костюме одиноко выпивает в конце бара.

— Привет, сладенький, — щебечет Барбара с огоньком в глазах. — Тяжелый день в универе?

Я плюхаюсь на табурет и кладу голову на руки. Барбара щелкает языком.

— О, узнаю этот взгляд.

Хмурюсь.

— Какой еще взгляд?

— Взгляд влюбленного мужчины.

— Не гони пургу, — закатив глаза, фыркаю я.

— Голубчик, за пятнадцать лет управления клубом я повидала немало влюбленных лиц и могу засечь мужчину с разбитым сердцем за двадцать метров. — Она что-то наливает и сует мне в руку холодный стакан. — Знаю, в последнее время ты почти не пьешь, но, думаю, сейчас тебе это поможет.

Я морщусь, глядя на стакан.

— Ну, только если это не виски.

— L’or de Jean Martell, — произносит Барбара на безупречном французском. — Это отличный коньяк.

Делаю глоток. Сильное жжение согревает мое горло и разгоняет кровь по венам. От виски она бы забурлила еще мощнее — прямо как у отца.