— Вряд ли стоит ее обзывать в такой момент. Женщины при родах ведут себя резковато. Имеют на то полное право.

— Да я не о том… — Нэш спохватился, поняв, что переходит границу. — Мне надо взять себя в руки.

— Вот именно.

— Знаю, все будет хорошо. Ана не допустит, чтобы что-то случилось плохое. Только жутко тяжело видеть страдания Морганы…

— Тяжелей всего на свете, когда страдает тот, кого любишь. Ты выдержишь. И вынесешь из данного случая фантастические впечатления.

— Никогда ни к кому не испытывал таких чувств. Моргана для меня все.

— Я тебя понимаю.

Нэшу стало лучше, и он отдал стакан Буну.

— У тебя с Аной тоже так?

— Возможно. Знаю, что она особенная.

— Правда. — Нэш поколебался, потом снова заговорил, тщательно подбирая слова: — С твоим воображением, со способностью видеть дальше так называемой реальности ты сумеешь понять ее, Бун. Это особая, необычная женщина, одаренная тем, что ее отличает от прочих. Если ты ее любишь, если хочешь ввести в свою жизнь и в жизнь Джессики, постарайся, чтобы эти особенности не встали на твоем пути.

Бун нахмурился.

— Кажется, я не понял.

— Просто помни мои слова. Спасибо за выпивку… — Нэш решительно набрал в грудь воздуху и вернулся к жене.

— Дыши! Давай, детка, дыши…

— Дышу, — пропыхтела Моргана и даже умудрилась грозно взглянуть на мужа. — Черт возьми, что я, по-твоему, делаю, как не дышу?

Нэшу казалось, что он уже миновал критическую точку. Она успела обозвать его всеми словами, включенными в словарь, и придумала несколько новых. Ана сообщила, что дело идет к концу, и он цеплялся за вспыхнувшую надежду столь же отчаянно, как Моргана за его руку. Поэтому лишь улыбнулся вспотевшей жене и промокнул ей лоб влажным полотенцем.

— Вопи, рычи, плюйся… — Он коснулся ее губами, радуясь, что она его не укусила. — Не собираешься превратить меня в слизняка или в двухголового тритона?

Моргана рассмеялась со стоном:

— Могу предложить более подходящий вариант. Мне надо сесть. Ана?..

— Нэш, сядь позади нее, поддерживай спину. Теперь уже скоро. — Выгнув собственную спину, где эхом отзывались боли Морганы, Ана в последний раз огляделась, все ли готово. Простынки, согретые у огня, горячая вода, стерилизованные зажимы и ножницы, сильно пульсирующая горстка сверкавших кристаллов.

Брайна стояла сбоку возле дочери, в глазах горели понимание и забота. В памяти мелькали воспоминания о часах, когда она на этой же кровати старалась принести в мир новую жизнь. Теперь здесь же, думала она, смаргивая туманившие глаза слезы, ее собственное дитя преодолевает последние минуты, последние страдания.

— Не тужься, пока я не скажу. Дыши. Дыши, — твердила Ана, чувствуя внутри себя нараставшие схватки, сладкую и ужасную боль, от которой на коже выступил пот.

Моргана застыла, подавляя желание тужиться, стараясь делать то, что велено.

— Хорошо. Хорошо. Почти все, дорогая. Обещаю. Имена выбрали?

— Мне нравится Керли и Мо, — объявил Нэш, дыша в такт с Морганой, пока ей не удалось легонько толкнуть его локтем. — Ладно, ладно, Оззи и Гарриет, но только если будут мальчик и девочка.

— Сейчас не смеши меня, идиот. — Но она все равно рассмеялась, и боль отступила. — Хочу тужиться. Не могу не тужиться.

— А если две девочки, — продолжал Нэш, находясь на грани отчаяния, — мы согласны на Люси и Этель. — Он прижался щекой к лицу жены.

— А если два мальчика, то Борис и Бела. — Моргана почти истерически рассмеялась, закинув назад руки и обнимая мужа. — Боже, Ана, мне надо…

— Давай! — крикнула Ана. — Тужься изо всех сил!

Моргана со смехом и слезами запрокинула голову.

— О боже!..

За окнами сверкнула молния на безоблачном небе, гром с треском хлестнул небесным хлыстом.

— Молодец, чемпионка, — начал Нэш, но голова вдруг полностью опустела. — Смотрите! Господи, смотрите!..

В ногах кровати Ана нежно, умело повернула крошечную темненькую головку.

— Теперь потерпи, милая. Знаю, трудно, но только сдержись на минуту. Дыши глубже. Вот так. Дальше произнесу заклинание.

— Тут волосы, — слабо пробормотал Нэш с мокрым от пота и слез лицом, как у Морганы. — Только посмотрите… Кто это?

— С того конца я еще не смотрела. — Ана послала ему сияющую улыбку. — Ладно, вот и главный приз. Тужься, дорогая, посмотрим, кто у нас там, Оззи или Гарриет.

Моргана со смехом вытолкнула младенца в руки кузины. При первом диком негодующем крике, эхом грянувшем в комнате, Нэш зарылся лицом в спутанных волосах жены.

— Моргана… Боже милостивый, Моргана! Это наши…

— Наши. — Боль уже забылась. Моргана с горящими глазами протянула руки, и Ана положила в них крошечный дышащий пакетик. Забормотала с младенцем на языке своей крови, ласково его приветствуя.

— Кто это? — Нэш коснулся головки дрожащими пальцами. — Забыл посмотреть.

— Твой сын, — сказала ему Ана.

При первом мощном вопле разговоры в гостиной разом оборвались, словно кто-то щелкнул выключателем. Все взоры обратились на лестницу. Там было тихо, пусто. Бун растроганно взглянул на собственную дочку, мирно спавшую на диване, удобно пристроив голову на коленях Падрика.

Он почувствовал, будто пол дрогнул, в бокале плеснулось вино. Не успел он вымолвить слово, как Дуглас снял цилиндр и, хлопнув Мэтью по спине, возвестил:

— Новый Донован. Новое наследие. Камилла, слегка прослезившись, подошла, поцеловала шурина в щеку.

— Будь благословен.

Бун собрался принести поздравления, но тут поднялся Себастьян, зажег белую свечу, потом золотую. Взял непочатую бутылку вина, сорвал печать с пробки, налил бледно-золотистую жидкость в узорчатый серебряный кубок.

— Звезда всходит в ночи. Жизнь от жизни и кровь от крови зажгли ее лучи. Любовь рождение дарит тебе и от первого до последнего вздоха рядом идет по земле. Другой дар от плоти и крови, яркий, как свет, сам решай, брать или нет. Чары луны, сила солнца, чистая вода. Помни: никому не причини вреда.

Себастьян протянул чашу Мэтью, который отпил первым. Зачарованный Бун наблюдал, как Донованы передают кубок один другому. Ирландская традиция? Безусловно, гораздо трогательнее и очаровательнее, чем передавать по кругу сигару.

Когда кубок вручили ему, он был и польщен, и озадачен. Только сделал глоток, как раздался другой крик, возвещающий о другой жизни.

Две звезды, — с гордостью провозгласил Мэтью. — Два дара.

Торжественную атмосферу нарушил Падрик, выбросив праздничный вымпел, пустив дождь конфетти и затрубив в рожок, отчего его жена расхохоталась.

— С Новым годом! — воскликнула она, указывая на часы, которые как раз начали бить двенадцать. — Самый лучший канун Дня Всех Святых после того, когда Падрик заставил свиней летать. — Морин усмехнулась Буну: — Большой шутник.

— Свиней?.. — начал Бун, но тут все оглянулись на вошедшую Брайну. Она подошла к мужу, и тот ее крепко обнял.

— Все в порядке. — Брайна смахнула счастливые слезы. — Все здоровы и прекрасны. У нас внук и внучка, любимый. Наша дочь всех приглашает наверх поздороваться с ними.

Не желая мешать, Бун остался на месте. Себастьян задержался в дверях, вздернув бровь.

— А вы не идете?

— Я думал, члены семьи…

— Вы приняты, — коротко объявил Себастьян, видно не совсем согласный с остальными Донованами. Он не забыл, как глубоко была однажды ранена Ана.

— Странное утверждение, — пробормотал Бун, стараясь сохранить ровный тон, сдерживая неожиданно вспыхнувшее раздражение. — Тем более что вы придерживаетесь другого мнения.

— Тем не менее. — Себастьян наклонил голову, что Бун воспринял одновременно как вызов и предупреждение. Однако, взглянув на диван, Себастьян смягчился. — Думаю, Джесси будет разочарована, если вы ее не разбудите и не поведете взглянуть.

— Но вам бы этого не хотелось.

— Этого хотелось бы Ане, — сказал Себастьян. — Что гораздо важнее. Вы причините ей боль. Ана не проливает слез, но прольет их из-за вас. Поскольку я люблю ее, мне придется простить вас за это.