Капитан Анхель Антем, участник испанской делегации, спрашивал меня, каковы материальные условия труда советского писателя.

На этот вопрос мне неоднократно приходилось отвечать во время поездок в Западную Европу. Каждый раз я обстоятельно разъяснял глубокую принципиальную разницу, существующую между писателем советским и буржуазным. Капитализм, приручая продажных писателей, развращает даже честных литераторов. Я, разумеется, не говорю о таких писателях, бойцах-антифашистах, которые связали свою судьбу с делом демократии и прогресса.

Буржуазный писатель поставлен в такие условия, которые культивируют в нем черты индивидуализма, оттирая на задний план общественное значение литературного творчества. И в этом он является антиподом советского писателя.

Нельзя себе представить советского писателя, оторванного от советской питательной среды. Нам кажутся очень наивными житейские идеалы некоторых дореволюционных писателей. Собственная вилла на берегу Черного моря, автомобиль. Все это, право же, ничего общего не имеет с нашими мечтами, нашими идеалами.

Каковы взаимоотношения советского писателя и советской общественности, можно проследить и на моей личной биографии.

Я, житель станицы Вешенской на Верхнем Дону, в годы гражданской войны боролся за победу советской власти. Меня родила, воспитала советская власть и партия большевиков. Я — сын советского народа. И заботу советской власти обо мне я не могу назвать иначе, как ласковой материнской заботой о сыне.

Капитан Антем интересовался еще тем, почему Союз советских писателей не входит в Пэн-клуб, международное объединение писателей. На этот вопрос ответить несложно. Членами Пэн-клуба являются и фашисты. А мы, советские писатели, не можем входить в литературную организацию, где обретаются фашисты.

В этой связи хочется сказать несколько слов о том, как советские люди относятся к героической борьбе испанского народа против фашизма и реакции.

Мне вспоминается, что в английской палате общин некий депутат, коснувшись скандальной позиции Комитета по невмешательству, сокрушенно заявил, что он разочарован деятельностью упомянутого комитета.

Вот этот глагол «разочароваться» совершенно чужд нашему лексикону.

Мы возмущены политикой лондонского комитета, превратившего невмешательство в завесу для фактической блокады республиканской Испании. Наши сердца кипят негодованием, когда мы видим тактику бесконечных уступок интервентам, маскируемых «гуманистическими» резолюциями.

Мы следим с неослабным вниманием за героической борьбой республиканской Испании. Вместе с тем у нас вызывают чувство глубокой тревоги такие события, какие имели место недавно в Каталонии. Троцкистско-фашистские элементы, спровоцировав некоторые группы анархистов, пытались в тылу республиканского фронта организовать мятеж с целью подрыва Народного Фронта.

Нельзя не вспоминать при этом об опыте нашей революции. Известно, что советская власть непримиримо боролась с врагами трудящихся и мы победили потому, что беспощадно громили и разгромили всех изменников и предателей дела рабочего класса.

В какой бы уголок Союза ни заглянула делегация испанского народа, посетившая Страну Советов, ваши героические товарищи всюду встретят глубочайший интерес к событиям в Испании и подлинную, горячую любовь к республиканским бойцам. Я проживаю постоянно в станице Вешенской, и мне приходится часто слышать искренние, бесхитростные заявления казаков и казачек о том, как близка их сердцам благородная борьба испанского народа за независимость.

Жгучей ненавистью ненавидит наш народ современных каннибалов — фашистов.

Любовной заботой окружает наш народ своих братьев, которые с оружием в руках, на передовых позициях борются с фашистской реакцией! Мы глубоко верим в вашу победу, товарищи! Наши сердца, наши симпатии — всегда с вами!

1937