Мишель входил в группу, которая составляла лично для Наполеона один раз в две недели в единственном экземпляре сводку о численности и дислокации французских вооруженных сил. «Человек полковника Чернышева» тайно снимал копию с документа, аккуратно переписывая его от руки, и передавал материал русскому разведчику. Тот спешно отправлял курьера с секретным донесением в Петербург. «Зачем не имею я побольше министров, подобных этому молодому человеку», — написал на полях одного из сообщений из Парижа Александр I. Полковнику А.И. Чернышеву шел в то время только двадцать шестой год.
К копии секретной сводки А.И. Чернышев часто прикладывал свои собственные наблюдения и заключения, в частности по персональному составу руководящих военных деятелей Франции.
Вот отрывки из сохранившихся «портретов» наполеоновского генералитета, написанные рукою А.И. Чернышева.
«Удино, герцог Реджио. Отмечен во всей французской армии как обладающий наиболее блестящей храбростью и личным мужеством, наиболее способный произвести порыв и породить энтузиазм в тех войсках, которые будут под его началом. Из всех маршалов Франции он один может быть употреблен с наибольшим успехом в тех случаях, когда нужно выполнить поручение, требующее точности и неустрашимости. Не будучи очень образованным человеком, Удино не страдает недостатком знаний; его отличительные черты — это здравый смысл, большая откровенность, честность; друзья и недруги — все единогласно отдают ему в этом должное…»
«Лефевр, герцог Данцигский. Маршал Испании и сенатор. Не получил никакого воспитания; будучи глубоко невежественным человеком, имеет за собою только большой опыт, много мужества и неустрашимости. Неспособный действовать самостоятельно, он может, однако, успешно выполнять те операции, которые ему будут указаны. Маршалу Лефевру от 55 до 60 лет, но он еще очень свеж и очень крепкого здоровья».
«Даву, герцог Ауэрштадтский, князь Экмюльский. Маршал Империи, главнокомандующий войсками на севере Германии. Человек грубый и жестокий, ненавидимый всеми, кто окружает Императора Наполеона; усердный сторонник поляков, он большой враг России… В настоящее время это тот маршал, который имеет наибольшее влияние на Императора. Ему Наполеон более, чем всем другим, доверяет, и которым он пользуется наиболее охотно, будучи уверен, что, каковы бы ни были его приказы, они будут всегда исполнены точно и буквально.
Не обнаруживая под огнем особо блестящей храбрости, он очень настойчив и упорен и, сверх того, умеет всех заставить повиноваться себе. Этот маршал имеет несчастье быть чрезвычайно близоруким».
«Груши. Граф Империи, генерал-полковник конных егерей. Маловлиятелен и находится еще далеко от тех милостей, которые Наполеон уже оказал другим его товарищам. В отношении нравственном этот генерал пользуется всеобщим уважением — результат незапятнанной репутации и безукоризненного поведения; офицер крупных достоинств, он имеет за собой глубокие познания в военном деле, и в особенности в том, что касается кавалерии…»[39].
Таким образом, Барклай де Толли мог докладывать Александру не только общую политическую обстановку во Франции начала ХIХ века, но и сообщать важные сведения о состоянии ее вооруженных сил, давать характеристику наиболее крупным военачальникам.
Служебная командировка полковника А.И. Чернышева в Париже закончилась довольно неожиданно. Французская полиция установила за ним плотное наблюдение, не упуская из виду ни одной его подозрительной встречи или поездки. Полицейские поняли, что «беспечный повеса и ловелас» их долго водил за нос, и решили «обезвредить опасного русского полковника». Но для доклада Наполеону нужны были веские доказательства недозволенной деятельности Чернышева. И такие улики, увы, нашлись. Французским полицейским по случайно затерявшейся записке Мишеля, найденной при негласном обыске в доме Чернышева во время его отъезда в Петербург, удалось установить имя ее автора, а далее все было очень просто. В парижских газетах появились инспирированные полицией материалы, из которых явствовало, что полковник Чернышев занимается шпионажем. Александр Иванович из Петербурга не вернулся, он увидел Париж уже после победы над Наполеоном, находясь в качестве флигель-адъютанта в свите царя-победителя.
Император Франции, естественно, выразил «праведный гнев» в связи с «делом полковника Чернышева», хотя сам всячески поощрял шпионскую деятельность французских спецслужб, справедливо полагая, что, отказываясь от такого образа действий, его правительство «будет иметь одним шансом меньше на успех во время войны или же купит этот успех ценою больших усилий и потерь». Недаром в русских архивных документах за 1810–1812 годы указывалось, что на территории Российской империи было задержано и обезврежено 39 гражданских и военных лиц, задействованных иностранными спецслужбами. Любопытны в этом плане высказывания английского посланника в России тех лет сэра Роберта Морея. Он считал, что в XVIII–XIX веках Россия была «главным центром шпионажа», и признавал, что его правительство отпускало ему до 100 тысяч фунтов на шпионаж и подкуп российских должностных лиц. Сэр Роберт Морей при этом утверждал, что Франция тратила на эти цели гораздо больше, что грозило ей «чуть ли не финансовым банкротством»[40]. История сохранила сведения и об одном «французском лжешпионе» — некоем ротмистре русской армии Д. Савоне, который по собственной инициативе изъявил готовность сотрудничать с русской разведкой. Когда в мае 1812 года в Россию прибыл специальный посланник Наполеона граф Л. Нарбонн, чтобы разведать ситуацию накануне вступления французских войск на территорию Российской империи, Савои сумел установить с Нарбоином «деловой контакт» и негласно передать специально подготовленные российским генштабом «сведения». В них, в частности, очень убедительно говорилось о серьезных приготовлениях Барклая де Толли к незамедлительному отпору Наполеону прямо в приграничной полосе после перехода Великой армией русской границы. Историки отмечали, что Наполеон был сильно обескуражен, когда вместо ожидаемого отпора и «генерального сражения» с русской армией он не встретил на первых порах наступления никаких русских воинских подразделений, а тем более ожидавшегося контрудара.
Царь Александр наградил Чернышева и с началом войны направил в действующую армию. Опыт разведывательной работы в Париже и профессиональное разведывательное чутье очень пригодились Чернышеву в организации партизанского движения в районах, оккупированных наполеоновскими войсками. Он стал одним из активных участников движения. Получив звание генерала от кавалерии, титул светлейшего князя, Александр Иванович в 1832 году был назначен военным министром, прослужив на этом посту два десятка лет. Существуют различные мнения относительно оценки его деятельности на посту министра, особенно в поздний период, в годы, предшествовавшие Крымской войне. Но надо отдать должное: сохранилось много документальных свидетельств того, что как раз в этот период А.И. Чернышев уделял большое внимание вопросам технического перевооружения русской армии. По его личной инициативе, часто за подписью самого императора, в российские представительства за рубежом направлялись разведывательные задания получить образцы новейших видов оружия. Венцом карьеры разведчика была высочайшая должность председателя Государственного совета.
17. Загадочная Дарья Христофоровна
Если бы вам случилось оказаться в Брайтоне, маленьком курортном городе на юге Англии, в тот апрельский день 1823 года, то вы, наверное, тоже обратили бы внимание на эту странную леди. Во всяком случае, местные жители, занятые своими делами, обычно сдержанные, скуповатые на эмоции и не очень предрасположенные к любопытству, при виде ее останавливались, оборачивались, глядели ей вслед с явным недоумением, хотя ничего странного в ней самой не было: высокая, стройная, средних лет, уверенная в себе, с большими серыми глазами, высоким благородным лбом и пышными темно-каштановыми волосами, завитыми у висков. Ее облик, походка, одежда — все выдавало в ней даму высшего света. И в этом опять же не было ничего особенного. Весной, с началом курортного сезона, сюда, в Брайтон, съезжалось на отдых немало представителей аристократии. Курорт славился лечением нервных и сердечных болезней. Сам король жаловал Брайтон своим присутствием. Отдыхал он здесь и на сей раз.