— А разве это так сложно?

— А что если мы заблудимся?

— Будем ориентироваться по звездам или еще как-нибудь.

— Так ты уверен, что стоит это сделать?

— Не бойся ты так. Это всего лишь кусты. — Дверь со скрипом отворилась. — Направо или налево?

— Направо, — ответила Эмма, и они шагнули в лабиринт. Снизу высокая изгородь подсвечивалась разноцветными лампочками, и воздух был наполнен запахом лета, густым, головокружительным, почти маслянистым от теплых листьев.

— А где Сильви?

— С ней все в порядке — Кэллум ее обхаживает. Он сегодня просто душа вечеринки, весь из себя обаятельный ирландский миллионер. Решил ему не мешать. Мне с ним больше не тягаться. Слишком утомительно.

— Дела у него идут что надо.

— Я в курсе.

— Разводит лангустинов.

— Знаю. Он только что предложил мне работу.

— Заводчиком лангустинов?

— Не уточнял. Хочет обсудить со мной мои перспективы. Сказал, в бизнесе главное люди. Что бы это ни значило.

— А как же «Спортивный экстрим!»?

— А, это… — Декстер рассмеялся и потер затылок одной рукой. — Видела?

— Не пропускаю ни одного выпуска. Что может быть прекраснее в три часа ночи, чем узнать что-то новое о трюковых велосипедах? Больше всего мне нравится, когда ты говоришь «улетный».

— Они меня заставляют так говорить.

— «Улетный» и «чумовой». «А сейчас мы покажем вам пару чумовых олдскульных трюков».

— А мне кажется, у меня неплохо получается.

— Не всегда, дружок. Налево или направо?

— Кажется, налево. — Некоторое время они идут в тишине и слушают мелодию песни Стиви Уандера, которую играют музыканты. — Как твоя книга?

— Ничего, когда руки доходят. А большую часть времени я просто сижу за компьютером и грызу печенье.

— Стефани Шоу сказала, что тебе дали аванс.

— Совсем немного, хватит, чтобы продержаться до Рождества. А там посмотрим. Возможно, вернусь в школу на полную занятость.

— А о чем она? Твоя книга.

— Пока не знаю.

— Она ведь обо мне, правда?

— Да, Декстер, целая толстая книга исключительно о тебе. Я назвала ее «Декстер Декстер Декстер Декстер Декстер». Направо или налево?

— Давай попробуем налево.

— А если серьезно, это книга для детей. Для подростков. Там про мальчиков, про любовь и все такое. Про школьную пьесу — помнишь ту постановку «Оливера», что я делала много лет назад? Комедия.

— Что ж, писательство идет тебе на пользу. Выглядишь хорошо.

— Правда?

— Несомненно. Кто-то из наших похорошел, кто-то, наоборот, выглядит хуже. А вот ты явно похорошела.

— Миффи Бьюкенен сказала, что мне удалось сбросить детский жирок.

— Тупая корова. Она просто завидует. Ты красотка.

— Спасибо. Хочешь, я тоже скажу, что ты похорошел?

— Если несложно…

— Ты тоже прекрасно выглядишь. Налево?

— Налево.

— По крайней мере, лучше, чем в твои рок-н-ролльные годы. Ну, когда ты вел «зашибись!» — так, помнится, называлась та программа. — Они прошли несколько метров в тишине, затем Эмма снова заговорила: — Я волновалась за тебя.

— Правда?

— Тогда все за тебя волновались.

— Просто у меня был такой период. Со всеми нами было нечто подобное. Когда крышу сносит.

— Со всеми? Со мной не было. Да, и я надеюсь, ты перестал носить ту дурацкую шляпу?

— Уже несколько лет не надевал.

— Рада слышать. А то я уже думала силой отнять ее и сжечь.

— Ну, знаешь, как это бывает — все начинается с шапок, типа лыжных и все такое, просто для прикола, а потом незаметно переходишь на кепи, фетровые шляпы, котелки…

Они снова подошли к развилке.

— Налево или направо? — спросила Эмма.

— Понятия не имею.

Они огляделись.

— Ну надо же, как быстро наскучивают эти лабиринты.

— Может, присядем? Вот здесь.

У стены стояла маленькая мраморная скамейка, подсвеченная снизу синим светом флуоресцентной лампы. Они сели на прохладный камень, наполнили бокалы, чокнулись, коснувшись плечами.

— Черт, почти забыл… — Декстер опустил руку в карман брюк, очень аккуратно достал свернутую конвертом салфетку, раскрыл ладонь, как фокусник, и осторожно развернул каждый уголок. В конвертике, как птичьи яйца в гнезде, лежали две сигареты.

— Подарок от Кэла, — прошептал он. — Хочешь?

— Нет, спасибо. Сто лет уже не курила.

— Молодец. Я тоже бросил, по официальной версии. Но здесь нас никто не увидит… — Он торжественно закурил контрабандную сигарету, картинно тряся рукой. — Здесь она меня не найдет. — Эмма рассмеялась. Шампанское и тишина подняли обоим настроение, и они почувствовали душевное томление — как и должно быть на свадьбах. Они улыбнулись друг другу сквозь сигаретный дым. — Кэллум называет всех нас поколение «Мальборо лайтс».

— Звучит ужасно. — Эмма покачала головой. — Облик целого поколения определяет сигаретный бренд. Я надеялась на большее. — Она улыбнулась и повернулась к Декстеру: — Ну и как у тебя дела?

— Нормально. Повзрослел немного.

— Секс в туалете ночного клуба вдруг утратил свою привлекательность?

Он рассмеялся и посмотрел на кончик сигареты:

— Мне надо было кое-что в себе поменять.

— И как, удалось?

— Думаю, да, по большей части.

— И все благодаря настоящей любви.

— Частично да. А еще мне уже тридцать четыре. В тридцать четыре прежние отговорки уже не годятся.

— Что за отговорки?

— Ну, когда тебе двадцать четыре и ты ведешь себя как идиот, можно сказать: подумаешь, мне еще только двадцать четыре. Еще только двадцать пять, еще только двадцать шесть. Но сказать еще только тридцать четыре… — Он сделал глоток из бокала, оперся спиной на изгородь. — У всех в жизни есть главный вопрос, и моим был такой: можно ли одновременно быть зрелым, преданным, любящим взрослым человеком и по-прежнему участвовать в оргиях?

— И какой ответ, Декс? — торжественно спросила Эмма.

— Ответ «нет, нельзя». Как только это понимаешь, жить становится намного легче.

— Это точно. Другие участники оргии не будут греть твою постель по ночам.

— Другие участники оргии не будут заботиться о тебе в старости. — Декстер сделал еще один глоток. — А главное, меня ведь даже не приглашали ни на какие оргии — я просто вел себя как идиот, портил сам себе жизнь. Я сам загубил себе карьеру, с матерью все испортил…

— Неправда.

— Всех своих друзей растерял. — В подтверждение своих слов Декстер толкнул ее плечом, а она толкнула его. — И тогда я просто подумал: надо хоть раз в жизни поступить как все нормальные люди. И вот, встретил Сильви. Она потрясающая, правда, и не дает мне свернуть с пути.

— Да, она милая девушка.

— Это да. Милая.

— Очень красивая. И спокойная.

— Правда, иногда она меня пугает.

— Ну, в ней есть что-то от Лени Рифеншталь, только Сильви мягче и симпатичнее.

— Лени Рифен… кто?

— Неважно.

— Правда, у нее совершенно отсутствует чувство юмора.

— И слава богу. По-моему, ценность чувства юмора сильно преувеличена, — заметила Эмма. — Когда люди все время хохмят, это так утомительно. Ну, вроде Иэна. Правда, Иэн был совсем несмешной. Нет, лучше пусть будет кто-то, кто тебе действительно нравится, кто-то, кто делает массаж ног по вечерам.

Декстер тщетно попытался представить, как Сильви делает ему массаж ног.

— Она мне однажды сказала, что никогда не смеется, потому что от смеха появляются морщины.

Эмма прыснула.

— Сильно, — сказала она. — Это очень сильно. Но ты же ее любишь, верно?

— Обожаю.

— Обожаю. Что ж, обожать даже лучше.

— Она потрясающая.

— Да.

— И благодаря ей в моей жизни все так изменилось. Я больше не пью, бросил наркоту, не курю… — Он взглянул на бутылку в одной руке и сигарету в другой. Улыбнулся. — Сегодня особый случай.

— Значит, ты наконец-то нашел настоящую любовь.

— Что-то типа того. — Он подлил ей шампанского. — А у тебя как на этом фронте?