Увидев в церкви Годит, Кадфаэль приободрился и успокоился: вот уж кого не обдурить. Она стояла среди мальчишек, толкаясь и перешептываясь, но при виде Кадфаэля бросила на него быстрый взгляд вопрошающих голубых глаз, на который монах ответил кивком и улыбкой. Не то чтобы он был так уж уверен в успехе, но во всяком случае постарается сделать все, что сможет. Сколь ни восхитительна Элин, такие девушки, как Годит, ему больше по душе. Глядя на нее, он вспомнил Арианну, лодочницу-гречанку: юбка задрана выше колен, облако коротких кудряшек, стоит, опираясь на длинное весло и кричит, зовет его... Как давно это было!

Кадфаэль усмехнулся своим мыслям и вздохнул. Впрочем, он и тогда был в таких летах, до которых Торольд еще не дорос. Эти дела для молодых, а его после повечерия ждет другое свидание — у часовни Святого Жиля.

Поездка через Саттон в Долгий Лес, который тянулся на пятнадцать миль и, если не считать вершин поросших вереском холмов, представлял собой непролазные дебри, словно вернула Кадфаэля в давно минувшие времена, когда лихие ночные налеты и рискованные засады были столь привычны для него, что порой приедались. Теперь под тенистыми сводами леса его охватило возбуждение и предвкушение чего-то захватывающего. Он сидел на рослом и крепком породистом коне — на таком ему не доводилось ездить уже лет двадцать, а то, что он поддался на лесть и искушение, не давали ему забыть о том, что и он не без греха, как и всякий смертный. Ехавший рядом молодой человек, без колебаний следовавший всем указаниям монаха, напоминал ему о товарищах, с которыми он некогда с радостью делил труды и лишения, — благородных, беспредельно преданных и безрассудно отважных.

Всадники углубились в лес, подальше от проезжих дорог. Их окружали только деревья да ночные тени, и казалось, что Хью Берингара не заботит ничто на свете, а уж меньше всего возможность предательства со стороны его спутника. Всю дорогу он, чтобы скоротать время, расспрашивал Кадфаэля о его прошлом и о странах, в которых тот бывал.

— Так стало быть, прожив в миру долгие годы и многое повидав, ты никогда не помышлял о женитьбе? А поговаривают, что ты знавал женщин чуть ли не со всего мира.

Хью произнес это мимоходом, с легкой усмешкой, но все же вопрос был задан, и он требовал ответа.

— Как-то раз я подумывал о женитьбе, — честно признался Кадфаэль, — перед тем, как отправился в Святую Землю. Она была достойной женщиной, но, по правде говоря, я позабыл о ней на Востоке, а она здесь, на Западе, забыла меня. Слишком уж долго меня не было, так что она не дождалась и вышла замуж за другого, в чем я никак не могу ее упрекнуть.

— А встречался ли ты с ней снова? — спросил Хью.

— Нет, никогда. Теперь у нее небось уже внуки — дай Бог, чтобы они приносили ей только радость. Она была замечательной женщиной, моя Ричильдис.

— Но ведь на Востоке тоже есть женщины, а ты был молодым воином. Я не перестаю тебе удивляться, — произнес Берингар мечтательным тоном.

— Ну так и удивляйся на здоровье. Я тебе, знаешь ли, тоже удивляюсь, — беззлобно заметил Кадфаэль, — один человек всегда загадка для другого.

Между деревьями забрезжил неяркий свет. Братья на ферме засиделись за свечой допоздна — наверное, попросту заигрались в кости. А почему бы и нет — должно быть, тоскливо торчать в этой глуши. Приезду Хью и Кадфаэля они будут рады — хоть небольшое, да развлечение.

Братья оказались бдительными сторожами: хотя путники при приближении не производили много шума, когда они подъехали, их уже встречали у порога. Могучий, мускулистый брат Ансельм, пятидесяти лет от роду, возвышавшийся, словно дуб, размахивал длинным, увесистым посохом. Маленький, жилистый и проворный брат Луи, по крови француз, хотя и родившийся в Англии, даже в лесной глуши не расставался с кинжалом, с которым отменно умел обращаться. Вышли братья со спокойными лицами, но настороженными глазами, готовые к любым неожиданностям. При виде Кадфаэля они заулыбались.

— А, это ты, старина! Не ждали мы тебя на ночь глядя, но приятно видеть знакомое лицо. Ночевать-то останешься? По какому делу пожаловал?

Братья оценивающе присматривались к Берингару, но тот счел за благо предоставить объясняться Кадфаэлю — здесь предписания аббата значили больше, чем приказы короля.

— Есть у нас к вам одно дело, — промолвил Кадфаэль, слезал с коня, — этот молодой лорд просит поставить в конюшню и укрыть на несколько дней этих животных — так, чтобы их никто не видел.

Не стоило лукавить с этими монахами, которые, конечно же, поймут и не осудят владельца таких прекрасных коней за то, что он не стремится с ними расстаться.

— Король реквизирует всех лошадей для армии, но эта судьба не для таких скакунов — их надо попридержать, они достойны лучшей участи.

Брат Ансельм окинул коня Берингара понимающим взглядом и любовно погладил выгнутую шею.

— Давненько эта конюшня не видывала такого красавца. Впрочем, в ней вообще никого давно не было, если не считать мула приора Роберта, когда тот наведывался сюда, да только в последнее время и он у нас редкий гость. По правде говоря, мы ждем, что нас отзовут отсюда: место-то на отшибе и корысти с него никакой — что толку людей держать. Ну а пока суд да дело, найдется у нас комнатенка для тебя, дружище, да и для твоего знакомца тоже. Особливо, ежели молодой лорд позволит прокатиться разок-другой на своем коне, чтобы животное не застоялось.

— Я думаю, он даже тебя снесет без труда, — добродушно согласился Берингар, оглядев богатырскую фигуру Ансельма. — Я не против, но помните, что отдать коней можно только брату Кадфаэлю, и никому другому.

— Все понятно. Здесь их никто не углядит, — братья повели лошадей в заброшенную конюшню, чрезвычайно довольные как тем, что судьба внесла разнообразие в их утомительное существование, так и щедротами, на которые не поскупился Берингар.

— Для нас приглядывать за ним одно удовольствие, ей-Богу, — откровенно признался брат Луи. — Я когда-то служил конюхом у графа Роберта Глостерского. Люблю красивых, статных коней, и поухаживаю за ними так, что аж шкуры залоснятся, — это для меня дело чести.

Назад Кадфаэль и Хью Берингар отправились пешком.

— Тем путем, каким я тебя поведу, — пояснил монах, — мы доберемся за час, едва ли больше. Тропа там местами заросла, верхом не проехать, но я ее хорошо знаю и с пути не собьюсь. Она обрывается у самого предместья. Нам придется перебраться через ручей повыше мельницы, и тогда мы подойдем к аббатству со стороны садов. Так что никто нас не заметит, если ты не против того, чтобы потаскаться по буеракам.

— Сдается мне, — произнес Берингар задумчиво, но совершенно невозмутимо, — что ты затеял со мной какую-то игру. Может, хочешь бросить меня в лесу или утопить на мельнице?

— Думаю, у меня не вышло бы ни то, ни другое. Нет, это будет просто небольшая прогулка. Вдвоем, по-приятельски — вот увидишь, не пожалеешь.

И, любопытное дело, хотя каждый из них понимал, что другой использует его в своих целях, ночная прогулка и впрямь доставила удовольствие и пожилому монаху, напрочь лишенному амбиций, и бесшабашному молодцу, амбиции которого не знали предела.

Скорее всего, Берингар ломал голову над тем, с чего это Кадфаэль помогает ему с такой охотой, тогда как монах терзался в догадках, зачем Берингар вступил с ним в этот сговор. Впрочем, все это только делало состязание еще более интересным. И пока трудно было сказать, кто обретет в нем преимущество и одержит победу, — соперники стоили друг друга.

Они шли рядом по узенькой лесной тропинке — оба почти одного роста, только Кадфаэль был плотным и кряжистым, а Берингар худощавым, подвижным и гибким. Он ни на шаг не отставал от монаха, и казалось, что темнота, лишь слегка разряженная мерцанием звезд, ничуть ему не мешает. На ходу он беспечно и непринужденно болтал.

— Король собирается снова двинуться в Глочестер с большими силами, для того-то ему и потребовались люди и кони. Через несколько дней он непременно выступит.