Все это очень запутанно.

Но у нее нет времени копаться в этом дальше: Карен разволнуется, куда она пропала, а они договорились, что Анна познакомит ее с Лу. Познакомить их было идеей Анны, и она не может отменить этой встречи.

Анна встает. Она снова приводит себя в порядок и вскоре уже в пути. Подойдя к дому, она ощущает присутствие Карен и смотрит наверх. Карен стоит у окна и ждет. Анна изображает улыбку, машет рукой и ускоряет шаги.

20 ч. 23 мин.

Дом Карен стоит на одной из брайтонских холмистых улиц в жилых кварталах. С обеих сторон улицы склоны уступами покрывают поздневикторианские террасы, они кажутся какими-то поникшими в оранжевом освещении уличных фонарей. На самом верху располагается пара полуобособленных домов постройки тридцатых годов. Издали они смотрятся не особенно привлекательно, но Лу догадывается, почему Карен живет здесь: за сравнительно небольшую стоимость здесь можно приобрести довольно большую жилую площадь, а у Карен с Саймоном дети. На фасаде ворота встроенного гаража, поэтому Лу приходится обойти дом сбоку, чтобы найти входную дверь. Она прицепляет велосипед к водосточной трубе и вешает на тросик замок, после чего нажимает кнопку звонка. «Динь-дон» напоминает ей рекламу из детства «Звонит “Эйвон”»[22].

Внутри слышны голоса, и на мгновение ее пробирает дрожь. Лу договорилась встретиться с Анной здесь, а сама задержалась, чтобы написать отчеты о проведенных сеансах в школе, ей не хотелось, чтобы бумажная работа перешла на следующую неделю. У нее так плотно распланированы выходные, что этот вечер после работы – единственная возможность. Ей также показалось разумным дать Анне и Карен побыть часок вдвоем до ее прихода, а не вваливаться, когда детей укладывают спать.

Но теперь встреча ее пугает, Лу не знает, чего именно от нее ожидают, чем она – или кто-нибудь вообще – может помочь в такой ситуации. Хотя она и консультант-психолог, но так точно и не знает, как разговаривать с теми, кто переживает утрату, а особенно с женщиной, которая совсем недавно и так неожиданно потеряла столь близкого человека.

За дверью слышатся шаги, дверь отворяется. Это Карен. Она одета более неформально, чем тогда в поезде в понедельник утром. Сегодня она в выцветших джинсах и легкой блузке, но Лу сразу же ее узнает. Впрочем, сегодня ее лицо кажется изменившимся: бледное, панический испуг исчез, и теперь ее черты олицетворяют печаль. Такую же перемену Лу заметила в Анне вчера утром, но в Карен она в десятки раз заметнее.

– Здравствуйте, – мягко произносит Карен. – Вы, должно быть, Лу.

– А вы Карен.

– Да.

– Мне бы хотелось встретиться с вами при более счастливых обстоятельствах.

Карен тяжело вздыхает.

– Мне тоже. Но заходите, заходите.

Лу переступает порог и оказывается в квадратной прихожей. Видно, что это семейный дом: на кремовых стенах детские рисунки в рамках, вешалка с маленькими пальтишками, курточками и шарфиками; на паркете разбросано несколько пар разноцветных маленьких резиновых сапожек и туфелек.

– А, Лу, привет, – слышится знакомый голос; он увереннее, энергичнее, чем у Карен, и из кухни выходит Анна. Лу с облегчением видит у нее в руке стакан.

Анна словно уловила невысказанную просьбу.

– Не хотите вина?

– Да, пожалуйста.

– Я вам налью. – Анна явно чувствует себя здесь как дома. Лу гадает, как давно они с Карен знают друг друга и где познакомились.

– Положите вашу сумку и проходите, – говорит Карен.

Лу так и делает, вешает парку на вешалку и следует за ними на кухню.

Кухня здесь довольно большая и разделена стойкой. В дальнем конце встроенные кухонные машины, плита, раковина и окна от пола до потолка, выходящие на сад. Снаружи темно, но Лу угадывает, что это всего лишь патио: в центре города это норма. Прямо перед ней большой дубовый стол, видавший виды и поцарапанный, а слева холодильник с морозильной камерой. На верхней его части на высоте детского роста буквами из яркого пластика с магнитами выложено «ЛЮК», «КОШКА» и «ГРУША».

Она еще впитывает все это, когда Карен говорит:

– Я помню вас в поезде.

Лу поражена: она не ожидала, что во всей той сутолоке Карен заметила ее.

– Красного или белого? – вмешивается Анна.

Лу видит, что обе пьют красное.

– М-м-м…

– Выбирайте, какое хотите, – ободряет ее Карен, – у нас его много.

– Я предпочитаю белое, – признается Лу.

– Никаких проблем, – говорит Карен и подходит мимо нее к холодильнику.

– Совиньон устроит?

– Прекрасно.

Лу поражена тем, как Карен гостеприимно встречает ее, хотя на душе у нее кошки скребут. «Есть такие люди, для которых вполне естественно заботиться о других, несмотря ни на что», – думает она. А есть другие, как мать Лу, кто никогда не думает о тех, кто вокруг. В сравнении с Карен гостеприимство ее матери показное и вызывает стеснение. Лу отгоняет обиду прочь. Она пришла сюда не за тем, чтобы думать о матери.

– Я не думала, что узнаю вас, – говорит Карен. – Но вы действительно помогли тогда.

– Неужели? – Лу тронута.

– Да. Думаю, вы раньше всех поняли, что происходит.

– Возможно. Все произошло так быстро.

– Да.

Пара секунд молчания. Лу в затруднении.

– Мне очень жаль, – вот все, что она может сказать. Это кажется безнадежно неуместным. Она пытается вспомнить свои действия. Кричала, торопила других, так, что ли?

– Жаль, что я не смогла сделать больше, – признает Лу.

– Я бы тоже хотела сделать больше. – Карен вертит свой бокал за ножку. Потом ее голос затихает, и она говорит шепотом, но с какой-то свирепостью. – Боже, как бы я хотела!

Анна пододвигается к подруге и обнимает ее за плечи.

– Милая…

Лу чувствует такую мучительную боль, что едва удерживается на стуле.

– Мне следовало попытаться сделать ему искусственное дыхание. – Карен закрывает глаза, словно смотрит внутрь себя, словно под микроскопом рассматривая свои упущения.

На Лу накатывает чувство вины: она тоже не попыталась спасти Саймона.

– Не думаю, что ты бы смогла, – тихо говорит Анна.

– Но я его жена! – кричит Карен.

Этот разговор внезапно очень сильно воздействует на чувства Лу, а она не пробыла здесь и пяти минут. Она привыкла к эмоциональным вспышкам своих учеников, но теперь чувствует такое личное влечение к Карен, что не может, как обычно, оставаться отстраненной, и это потрясает ее. А Карен все сильнее обвиняет себя:

– Я должна была заботиться о нем. Вот что должны делать жены… – Ее голос прерывается. – Он всегда так заботился обо мне…

– Да, – задумчиво говорит Анна, и снова у Лу такое впечатление, что ей самой тоже не хватает заботы. – Но и ты чудесно заботилась о Саймоне, да и за всеми, милая, в том числе и за мной. Не могу вынести того, как ты себя во всем обвиняешь! Я в жизни не видела такого заботливого человека.

– Извините, Лу, – вдруг произносит Карен, – вы все стоите. Садитесь, пожалуйста.

Это яркая иллюстрация того, что только что говорила Анна. Лу выдвигает из-под стола стул.

– Спасибо.

– Вы не голодны? – Карен лезет в шкаф.

– Нет… – Лу не хочется причинять хлопоты, но она действительно после обеда ничего не ела.

– Да, – утверждает Карен.

– Да, но… не беспокойтесь…

– Ну, начнем с этого. – Карен достает пакет картофельных хлопьев и высыпает в миску.

– Достаточно. Я могу поесть, когда приду домой, честно.

– Не глупите.

– Я приготовлю что-нибудь, – предлагает Анна. Она строго смотрит на Карен. – Меня беспокоит, что ты сама ничего не ешь.

– Я не голодна.

– Это не довод, – твердо настаивает Анна. – Нужно есть. – Она отодвигает Карен и начинает рыться в кухонном шкафу. Высокая, она достает до верхней полки и берет пакет с макаронами.

– У тебя есть что-нибудь к этому? – И сама отвечает на свой вопрос: – Не беспокойтесь, я все приготовлю сама.