«Должна успеть. Самолетом?»

Можно и самолетом. Оплатит ведь Андрей своей любимице комфортную поездку. Или все же упрекнет, напомнит о моих доходах?

Зазвонил телефон, на экране высветилось имя босса.

— Легок на помине, — не удержалась я от насмешливого комментария.

Мобильник прижался к уху, в мозг полился знакомый до каждой интонации голос:

— Ну, что скажешь? Как тебе клиент, моя дорогая?

Я ухмыльнулась:

— Не буду врать, товарищ не пришелся мне по вкусу. Но, — произнесла я предупредительно, не позволяя перебивать, — все же поработаю.

— Так, значит? — Наигранное или искреннее удивление?

— Да, Андрей, да. Теперь активно размышляю, как мне перебраться в Северную Пальмиру из замечательной Самары — воздухом или землей.

— А ты ничего поближе взять не могла?

— Извини, милый мой босс, — подпустила я капельку лести, — так сошлись звезды.

— Через границу… — задумался Андрей, — поездом, думаю…

Я тоже склонялась к этому варианту. Как ни крути, но протаскивать препарат через таможню аэропорта пусть и не особо рискованно, но все же небезопасно. Да и схема, выстраивающаяся в моей голове, более удачно сочеталась именно с наземным транспортом.

— Я еду на какую-то идиотскую компьютерную выставку, где должна буду восхищаться и закатывать глаза при виде всяких железяк.

— О… — только и протянул Андрей.

— Вот именно, — улыбнулась я в трубку, — на которую не успеваю.

— И что предлагаешь?

— Ну…

Я пробежалась взглядом по следующим сообщениям от Петьки, потянулась до сладкого хруста в суставах. Кого я там изображаю? Великовозрастную недотепу, не способную без дополнительной помощи просуществовать ни дня? Думаю, в таком ключе будет совершенно не сложно сгладить все мелкие огрехи, способные вызвать у неглупого человека некоторое чувство настороженности.

— Ты уже что-то придумала, — удовлетворенно не спросил, сообщил, констатируя факт, шеф. — Когда ко мне заедешь? Завтра?

Непроизвольно мои губы растянулись в победной улыбке:

— Сегодня, Андрей. Сегодня.

Глава 3

Мобильник пришлось отключить и сдать в камеру хранения, как и многое другое. Старое едва ли не черно-белое недоразумение с тугими кнопками, приобретенное в ближайшем закутке, облепленном рекламными плакатами с новейшими моделями телефонов и выгодными тарифами, стало раздражать меня с первых же секунд. Нет ни сенсорного экрана, ни удобной навигации, ни полноценного менеджера контактов. С другой стороны, мне пришлось временно смириться с этим неудобством. Иначе вряд ли Петька поверит, что у красивой, но безмозглой девчонки украли все, кроме вполне привлекательного мобильника.

Город встретил меня зло и ворчливо, как незваного гостя, что хуже татарина. Он раздраженно дернул за полы плаща, растрепал и без того непослушные волосы, плюнул в лицо колючей моросью. Ну, здравствуй, дорогой, я тоже тебя искренне рада видеть. А ты не сильно изменился, признаюсь. Вроде как солиднее стал, строже, бардак несколько уменьшился. Только, смотрю, все равно забыл умыться, начистить зубы и угомонить своих суетливых и вечно хмурых подопечных. Впрочем, мне некогда было сравнивать прошедшее и настоящее, поэтому я, едва сойдя с поезда, метнулась на другой вокзал, где терпеливо дождалась той минуты, которая лучше всего смогла бы подтвердить, что я приехала из Самары, растерялась, оказалась в безнадежном положении.

— Петя… привет… — всхлипнула я вполне натурально сразу после скупого «алло», мысленно ругая промозглую погоду, — прости, что беспокою… тут такое дело… я. в общем… ну, мне очень неловко…

— Что произошло? — Сухо, по-деловому оборвал мои стенания собеседник.

— Петенька… у меня все украли… я в милицию… на поезд первый, на второй села. А если бы… если бы только знала…

— Ты где? — Снова заставил замолчать меня Веселовский.

— На Московском.

— Жди, сейчас буду.

Мне очень хотелось хотя бы мимолетным жестом отметить свою маленькую победу. Но я сдержала этот неумный порыв, обреченно кивнула и с такой же недовольной физиономией, как и у большинства окружавших меня людей, принялась шататься по вокзалу, стараясь не привлекать лишнего внимания.

Питер, Питер… я давно уже отвыкла от этого, пахнущего водой и загазованностью воздуха, от вечного столпотворения и хмурого неба, от студенистой слякоти под ногами и тяжелых сводов метрополитена. Серые дома, обреченные лица, нервный гомон, непоколебимая суровость переживших многое зданий — тоска, непривычная, но слабая, прокатилась мутной волной и отступила. Этот город был удивительным, чарующим, он помнил светлые дни теплого лета и искрящуюся волшебную мишуру новогодних праздников, он когда-то укрывал от всех бед и горестей и когда-то вел своими многочисленными улицами и переулками, раскрываясь удивительными уголками и громко ухая закрытыми от чужих глаз колодцами. Он слепил горящими закатами и манил ржавыми лестницами на крыши, он шелестел золотой и багряной листвой высоких деревьев, тихо вторя моросящему дождю, и упорно укрывал дороги тополиным пухом, вызывая чихание и насморк.

Петя сдержал слово, прибыл быстро.

Я улыбнулась. Воспоминания казались обработанными профессионалом красивыми картинками, живыми и в то же время такими далекими, что с трудом верилось в их действительное существование. Белые банты и высокое синее небо, плеск свинцовых вод и сгорбленные спины мостов, начищенные купола и ряды многоэтажек, заплеванные подъезды и капли дождя на стекле, глупые мечты и еще более глупые влюбленности. Сколько всего было, сколько осталось за невидимой чертой, пролегшей где-то в щенячьей юности и разделившей прожитую жизнь на два этапа.

Петька сам нашел меня. Подошел, молча кивнул и, перехватив чемодан, повел меня к своему автомобилю.

— Дура я, — сокрушенный вздох должен был убедить Веселовского в моей искренней нелепости, — полная и круглая. Побоялась лететь самолетом… знаешь, до ужаса просто боюсь летать, не смогла себя пересилить… мне так жаль… а на поезд не успела, пришлось…

Я опустилась на мягкое кожаное сидение автомобиля, пахнущее достатком и уверенностью в завтрашнем дне.

Петька молчал, сосредоточенно вел машину, ловко маневрируя на дороге. Его молчание, строгий вид, взгляд, устремленный исключительно на дорогу, исподволь вызвали нечто, похожее на уважение. Я даже прикусила губу, поймав себя на мысли, что уже не испытываю столь сильного желания обманывать этого человека. Наверное, не стоило мне все-таки браться за задание, не хочется обманывать и грабить Петьку, тянет оставить его в покое, не мучить ни своим присутствием, ни последующими действиями.

Хотя, если вдуматься, сейчас тоже можно все изменить: пожить пару дней в свое удовольствие и свалить обратно с пустыми руками. Иногда и такое случалось, когда инстинкт самосохранения останавливал, толкал прочь от цели, недвусмысленным воплем интуиции предупреждая о чем-то непредусмотренном, небезопасном для меня. Даже сейчас я чувствовала какое-то неприятное шевеление внутри себя, но неуверенное, не способное дать мало-мальски серьезное обоснование для отказа от намерений.

Или, черт с ним, соврать Андрею, что ничего не получилось?

На город опускались сиреневые сумерки, плавно перетекающие в глубокие темно-синие тона небесной пучины. Оживали стеклянные витрины, расцветали искрящимися бликами, вплетали свое сияние в гирлянды многочисленных квадратиков окон уютных квартир. Перемигивались светофоры, слепили фары встречных машин, проливали потоки рыжего света фонарные столбы, деля обочины и проезжую часть на более и менее освещенные участки.

Петька что-то тронул, салон наполнила спокойная ненавязчивая музыка, настраивающая на романтический лад. Рискованно-то на дороге, да при такой погоде, расслабляться. А, может, он таким образом пытался угомонить мой бесконтрольный щебет? Признаться, я даже не обращала внимания на словесные конструкции, вылетавшие из моего рта. Что-то о животных, о трудностях работы в редакции, о стерве-начальнице, едва ли старше меня, но не имеющей никакой совести и ограничителя амбиций…