Вот так же я и влюбилась когда-то. Илья караулил Варю, следил за ней и поджидал везде, где она появлялась. Остальных, кто там был, не замечал. Зато я его замечала и все ломала голову, почему этот мальчик с рассыпавшимися по плечами светлыми волосами так странно себя ведет. Стоит и смотрит. Даже не притворяется, что пришел по делу.

Вдруг он ходит за мной?

Дурацкая мысль, с чего бы? Но фантазия, подстегнутая романтическими историями, включилась и выключаться не желала. Когда я узнала правду, было уже поздно — представляя, что он влюбился в меня, я влюбилась сама.

Он не вышел. Игорь вырулил из переулка и мчался, наплевав на ограничения скорости. К себе, видимо. Домой я никого пускать не собиралась.

Никогда мои фантазии не имели отношения к реальности. Что-то толковое получалось, когда я твердо стояла на земле обеими ногами. Надо просто посмотреть на все трезво и без розовых очков.

Никакой любви не было. Илья сам сказал, что искал сыну мать и привязывал меня намеренно. Все остальное я накрутила сама, поддавшись его волшебной сказке про то, как он мечтал в армии обо мне — единственной и неповторимой.

Вешать лапшу на уши — это у мужиков встроенное умение, заводская сборка. Они это с рождения практикуют.

Игорь, вон, ту же самую песню напевает. Про то, что не забывал меня все эти годы. Вот как запала я ему в душу с первого поцелуя, так и не забывал. Как ругал себя за юношескую глупость с этим тупым требованием секса. С сексом потом проблем не было, а вот с настоящими, искренними девушками — увы! Как даже в браке ему снились сны с моим участием.

И как он счастлив, что теперь, когда большая часть жизни позади, и он много достиг, можно исправить ошибки прошлого и выбрать настоящее счастье.

Бла-бла-бла…

Надо бы завести специальную вилочку в спальне, чтобы снимать эту лапшу вечерами, а то спать на ней скользко.

Несмотря на все эти красивые слова про мою волшебную красоту и уникальную личность, он не уставал нудить про то, что мне надо в себе переделать. Например, с его точки зрения, ходить на работу не накрашенной, означало не уважать своих коллег. Сначала мне удавалось отбиваться тем, что я забыла захватить косметику, когда оставалась ночевать у него. Но он не поленился купить мне полный набор средств: от люксовых уходовых до редких лимиток премиальных брендов. Я присоединила к ним свою сиротскую косметичку и у меня появиалась отмазка, почему я не крашусь, когда еду на работу из собственного дома. Ночевала я там всегда одна и утром просто некому было доставать меня: «Ну хотя бы губы накрась».

Это не спасало от нудежа, когда он приезжал меня встречать после рабочего дня, но наспех накрашенные в лифте ресницы и пара касаний помады снимали большую часть претензий.

Иногда я с ним спорила. Чаще всего было лень.

— Ты такая красивая, зачем ты прячешь эту красоту в свои бесформенные свитера и джинсы. Тебе так идут платья! — пытался он меня убедить.

— Платья неудобные. Особенно те, которые ты мне покупаешь, — отмахивалась я.

Узкие юбки до колена, в которых можно было только семенить, шелковые блузки, за которыми требовалось больше ухода, чем за Писклей в младенчестве, сложный и ассиметричный крой, подчеркивающий все лучшее в морей фигуре, но требующий каблуков, прически и даже правильного выражения лица — все это меня невероятно утомляло.

— Мне нравятся элегантные женщины! — заявлял Игорь с таким видом, будто это все оправдывало.

— Прекрасно, — вздыхала я. — Вон дверь, иди к ним.

Но тут оказывалось, что сама элегантная в мире — все-таки я. Что я — редкий бриллиант, которому просто нужна огранка и оправа. Что только он может не только оценить меня, но и подобрать соответствующую оправу.

Так что проходило время и все начиналось заново:

— Почему ты опять в штанах? Мне нравятся чулки и красные платья.

— Надевай, я не возражаю. Я женщина широких взглядов, приму тебя любым.

— Рита, ну почему ты не идешь мне навстречу! Я столько для тебя делаю!

— Не делай.

— Ну что тебе не нравится? Я нормальный мужчина — обеспеченный, щедрый, в постели хорош. Я же свистну, ко мне сразу десяток прибежит!

— Свисти… — лениво откликалась я, но все-таки надевала платья — по особым случаям.

Их было подозрительно много. То отмечаем удачную сделку, то рождение у него племянника, то в новом ресторане отменная еда, но, увы, дресс-код…

Игорь был неплохим человеком. И, кажется, действительно меня ценил. Иначе зачем приличному состоявшемуся мужчине, у которого действительно нет проблем ни с деньгами, ни с потенцией, терпеть мои капризы, несправедливые упреки и злой юмор?

С ним не было скучно, но и без него — тоже не было. Пропади он из моей жизни в одно мгновение — я бы заметила дня через три и нисколько не пожалела бы.

Но выгонять было тоже лень. Зачем? Есть с кем сходить в кино, поболтать о работе, покататься по ночному городу, об кого согреться осенними ночами.

Появится что-то получше — увидим. А уходить в пустоту?

Разве что он совсем меня достанет своим: «Вот так ты почти идеальна, только бедра бы постройнее».

Или наконец обидится на очередной отлуп и пойдет найдет себе какую-нибудь юную красотку, которую он оденет с ног до головы в то, что ему нравится, и будет счастлив.

В конце ноября, когда от радости ярких осенних листьев не остается даже воспоминаний, а чистый белый снег еще не спешит укрыть густую грязь и спятать былые ошибки, всегда случаются самые печальные вещи.

Может быть, особенно печальными их делает сам унылый холодный ноябрь с бесконечными дождями и утренними морозами, схватывающими слякоть ледяной коркой. Но вряд ли в мае я больше обрадовалась бы известию о смерти любимого учителя. Он был болен еще тогда, на юбилее школы, но скрывал это от всех и работал, пока еще мог хотя бы сидеть за компьютером и покрикивать на «балбесов», которые в очередной раз не могли понять элементарный алгоритм.

Новость принес Игорь — я удалила свой аккаунт в «Фейсбуке», как только продала последние украшения и пока возвращаться не планировала. Он же общался с кучей народа из школы и первым узнавал все новости. В том числе то, что Наташка теперь среди наших считалась настоящей звездой — еще бы, у нее же концерты в самом большом зале города!

Прощание и отпевание назначили в храме при больнице. Поминки планировали устроить прямо в школе. Оказалось, что многие любили учителя не меньше, чем я. А Игорь и вовсе был его лаборантом после школы и сейчас грустил всерьез.

Что не помешало ему начать свой обычный нудеж по поводу того, как я должна выглядеть на похоронах:

— У тебя же было черное атласное платье? Оно строгое и подчеркивает талию.

— Я в нем замерзну на кладбище, зима уже.

— Эх… хотел сделать тебе сюрприз, но раз уж такой повод…

Он распахнул дверцы шкафа и с торжественным видом выволок чехол с клеймом меховой фабрики.

Вот и у меня появился богатый любовник, который дарит норковые шубы. Женская судьба, считай, удалась.

— Меховое манто? Игорь, ты двинулся, мы в каком веке вообще?

— И надень те высокие сапоги на шпильке, в них ты невероятно элегантная.

— Это похороны, а не вручение Оскара!

— И накрась губы поярче, чтобы оттенить весь этот черный. Тебе вообще идет яркая помада, не понимаю, почему ты так редко ею пользуешься.

— Господи…

Я вырвала из его рук вешалку, бросила на диван, выдвинула ящик с косметикой и, не церемонясь, вытряхнула его на стол: разбежались шарики герленовских метеоритов, раскололась лимитная палетка с тенями, треснула банка с каким-то очередным пафосным кремом. Вцепившись пальцами в края столешницы, я едва удерживалась, чтобы не швырнуть в Игоря чем-нибудь потяжелее. Флаконом «Womanity», например — эти духи Игорь мне купил вместо моих любимых, потому что «пора взрослеть». Пусть сам и пахнет «истинной женщиной», если ему так нравится!

— Истеричка… — пробормотал он, уходя из своей спальни, как обычно делал, когда я психовала.