Матвей даже в машине не отлипал от телефона, что неудивительно — после того, как он подарил своей зазнобе мой инфернальный браслет, его акции выросли до небес.

В торговом центре он сразу умотал в компьютерный отдел, а я осталась ждать Илью, ходить от витрины к витрине, всматриваясь — я уже изменилась? Или еще нет? Может, мне только кажется?

Время от времени я застывала на месте, захваченная своими мыслями, и поток людей обтекал меня, не задевая, как неспешная река. Кто-то может быть и хотел бы упрекнуть, но смотрел на мою блаженно-счастливую улыбку и передумывал.

Что взять с сумасшедшей?

Наверное, Илья сразу заметит.

Или нет?

Все-таки у него там проблемы, срочные дела, какие-то не такие партнеры что-то снова как-то не так сделали. Не до моих новостей. Но обычно он все замечает. В последние дни он очень задумчиво на меня смотрел и явно не решался задать вопрос.

Теперь, когда я все знаю, скрыть будет сложнее.

Да и зачем?

Я отошла от причудливого бутика в стиле ар-деко — фигурные золотые зеркала в его витрине милостиво прятали от меня круги под глазами и придавали сияния коже. В бликующих безжалостгым белым светом витринах расположенного напротив магазина косметики я отражалась как есть — со всеми своими несовершенствами кожи, лишними килограммами и неуместной глянцево-алой помадой. И там, и там была я. Никто иной. Но какая из них настоящая?

Оглянувшись на дверь служебного входа, я решила, что в собственном торговом центре Соболев точно сумеет меня найти, и прошла чуть подальше, до магазина обуви. На весну и лето мне понадобятся новые туфли. Зря, конечно, я не занялась шопингом во Франции, но там было много других интересных дел. Ничего, это на один сезон.

Рядом с фирменным бутиком знаменитой чудовищно дорогой марки привычно толклись выдворенные оттуда мужчины. Несмотря на заоблачные цены на свои туфли, владельцы пожадничали и арендовали какой-то совсем крошечный закуток, в котором с трудом помещалось три человека. Зато стоящая на вход очередь создавала впечатление востребованности.

Наверное, так выгоднее, а я фиговый маркетолог. Правильно уволилась.

Хотя уволилась я не из-за этого. Очень уж странно я себя чувствовала, расхваливая «новую коллекцию звезды ювелирного мира, вернувшейся на рынок после полугодового перерыва». Причем заказчик еще, зараза такая, шесть раз посылал переделывать — на взгляд Соболева я недостаточно восхищалась «Слезами счастья». Он даже пригрозил, что попросит сменить рекламного агента, если я не использую побольше восторженных эпитетов в описаниях сережек, браслетов и колье, «похожих на разлетающиеся звездами брызги шампанского».

Однажды я его спросила, что бы он ставил за все закупленные у нас рекламные площади, если бы ко мне так вовремя не вернулось вдохновение? Он с непроницаемым лицом ответил, что объявление о нашей свадьбе. Правда это было сказано на третьем часу разборок из-за этой рекламы, так что я ему не слишком поверила. Хотя он мог. Он-то мог.

Я покосилась на головокружительной высоты шпильки очень классических, но вызывающе алых туфель, стоящих в витрине бутика, вздохнула, что мне теперь нескоро придется такие примерить и уже развернулась, чтобы пошлепать в раздел более практичных «кроксов», как вдруг заметила до боли знакомую фигуру у входа.

Первой реакцией было развернуться и уйти — здороваться с бывшим мужем не хотелось совершенно. У меня тут свое кино и свои радости. Именно сегодня его общество было мне совсем не в тему.

Но он был не один.

Рядом с ним перебирала бесконечно длинными ногами совсем юная девица, не старше двадцати. Экспрессивно что-то ему втолковывала, показывая на туфли, заламывала руки, надувала губы и куксилась, когда он качал головой.

Не жена. Жену я помнила.

И явно не коллега, зачем бы ей тогда спрашивать у него разрешения зайти в магазин?

Сестра? У него была кузина, которую я никогда не видела. Не помню, сколько ей лет, может и двадцать. Приехала в гости, пошла по магазинам…

Как раз в этот момент он кивнул со сдержанным раздражением, девица впилась в его губы смачным поцелуем и, сунув ему свою сумочку, метнулась в магазин, пока не передумал.

Не сестра.

Увы, мое любопытство завело меня слишком далеко — он меня заметил. Дернулся, застыл, попытался куда-нибудь спрятать блестящую сумку на цепочке, повертел ее в руках, демонстративно отвернулся, понял, что это глупо и наконец сдался.

Вздохнул:

— Ну привет.

— Привет, — ответила я и махнула в сторону магазина. — Жену твою не узнать. Помолодела, подросла, перекрасилась.

— Это не жена… — признал он очевидное. — Это… — он помялся, подыскивая слова, но не осилил и рассердился: — Разве я должен перед тобой отчитываться?

— Ты мне ничего не должен, — я подняла руки вверх, сдаваясь. — Просто сказала. Не жена так не жена. Как дочка поживает?

— Лучше, — буркнул он. — Начали третий курс, если все будет хорошо, то через год можно делать следующую операцию…

— Удачи вам, — покивала я. — Держитесь.

Он попытался что-то разглядеть сквозь витрины бутика, но девушка не выходила, чтобы спасти его от злой бывшей жены. Пришлось бедняжке поддерживать светскую беседу. Оглядел меня с ног до головы и кивнул:

— Смотрю, тебя можно поздравить.

Я сначала не поняла — откуда он знает?!

Но потом сообразила, что речь про кольцо.

Соболев купил камень такого размера, что не заметить его было сложно, а не упомянуть — просто невежливо. Но, несмотря на непристойный размер бриллианта, оно все равно было очень красивое.

И напоминало мне о том вечере на балконе маленького старинного отеля, когда я впервые увидела, как в густо-синих сумерках тысячи огоньков разбегаются по Эйфелевой башне. И где-то играет музыка, и мерцают свечи, отражаясь в бокалах с шампанским, и сидящий напротив мужчина, от которого все еще захватывает дух, вдруг смешно смущается, придвигает маленькую красную коробочку и говорит: «Рит…» — и в это слово вкладывает так много, что мне даже не нужно продолжение, я уже все услышала.

Я провела пальцем по золотому ободку и счастливо улыбнулась:

— Да. Спасибо. Надеюсь, мой второй брак будет счастливее первого.

Бывший муж посмотрел на меня со странным выражением лица.

— Рит… — вздохнул он. — Знала бы ты, как я устал, ты бы не стала меня осуждать.

— Я тебя не осуждаю…

— Денег все время нет, жене не до меня, вся эта фигня с ребенком теперь навсегда…

— Любой ребенок навсегда.

— Вот именно! — он, кажется, решил, что я его наконец поняла. — А если человек на самом деле не приспособлен к родительству? Как это заранее узнать?

— Никак.

— А я о чем! Это все просто не для меня, понимаешь? Ну, я, конечно, буду платить алименты, но нечестно наказывать человека за одну ошибку, понимаешь?

— То есть ты развелся со мной, потому что хотел ребенка, а теперь передумал и больше не хочешь, поэтому снова разводишься? — на всякий случай уточнила я. Вдруг не так поняла.

— Да, я должен был через многое пройти, чтобы разобраться в себе.

В его голосе звучало искреннее страдание. И немножко гордости.

— Какой же ты урод… — не выдержала я.

— Тебе легко говорить! Сама отказалась от детей, живешь без этой обузы…

Я молча развернулась и направилась к служебному входу. Подхвачу по пути Мотьку и пойдем вытаскивать Илью из когтей работы.

Но он уже сам торопился мне навстречу. Улыбаясь, поймал в объятия, закружил, поцеловал и мурлыкнул на ухо:

— Соскучился. Сидел в кабинете, мне в уши какую-то пургу заливали, а я смотрел на диван и вспоминал, как мы там в декабре… Теперь хочу домой и тебя.

— Я тоже, — потерлась об него как кошка. — Домой, тебя и кое-что рассказать.

— Что? — тут же заинтересовался он.

— Кое-что очень-очень важное! — я все-таки решила сделать это сегодня. — Но дома! А пока у меня есть одна просьба.

— Слушаю, — он стал серьезным.

— Помнишь, ты обещал сделать все, что я захочу и не задавать никаких вопросов?