Лицо Ранда напоминало скалу – он надеялся, что скрыл потрясение. Он ведать не ведал, откуда взялись его слова, но ему казалось, что он припоминает эту женщину. Смутный отголосок былого. Я – не Льюс Тэрин Теламон!

– Я – Ранд ал’Тор! – хрипло произнес он.

– Конечно. – Разглядывая Ранда, Ланфир медленно кивнула. К ней вернулась холодная невозмутимость. – Ну разумеется. Тебе Асмодиан рассказывал – о Войне Силы, обо мне. Он врал. Ты любил меня. Пока тебя не украла эта желтоволосая растрепа Илиена. – На миг гнев исказил лицо красавицы кривой маской; вряд ли она даже заметила свою вспышку. – Тебе известно, что Асмодиан отсек собственную мать? Теперь это называют усмирением. Отсек и позволил Мурддраалу ее утащить. А как она кричала... Как ты можешь верить такому человеку?

Ранд громко рассмеялся:

– После того как я поймал его, ты помогла спеленать его путами, чтобы он учил меня. И теперь ты говоришь, что я не могу ему верить?

– В учении – да, – пренебрежительно фыркнула Ланфир. – Он будет учить тебя потому, что знает: отныне и навсегда у вас общий путь. Даже если Асмодиан сумеет убедить остальных, что был твоим пленником, они все равно разорвут его, и ему это хорошо известно. Самая слабая собака в стае зачастую обречена на такую судьбу. Кроме того, иногда я заглядываю в его сны. Он грезит о том, как ты одерживаешь победу над Великим Повелителем и возвышаешь его, ставя подле себя. Иногда он грезит и обо мне. – Ее улыбка сказала, что эти сны приятны для нее, но отнюдь не для Асмодиана. – Но он будет стараться настроить тебя против меня.

– Зачем ты здесь? – спросил Ранд. Настроить против нее? Нет сомнений, сейчас она преисполнена Силой, готовая оградить его щитом, возникни у нее малейшее подозрение, что он хоть что-то задумал против нее. Раньше она такое проделывала, причем с оскорбительной легкостью.

– Вот таким ты мне нравишься. Высокомерный и гордый, преисполненный собственной силой.

Однажды Ланфир сказала, что он нравится ей неуверенным и что Льюс Тэрин был излишне надменен.

– Зачем ты здесь?

– Этой ночью Равин спустил на тебя Гончих Тьмы, – спокойно заявила она, сложив на груди руки. – Я бы пришла раньше помочь тебе, но пока не могу допустить, чтобы остальные узнали, что я на твоей стороне.

На его стороне... Одна из Отрекшихся любит его, вернее, любит мужчину, каким он был три тысячи лет назад. И все, чего она хочет для него, – чтобы он отдал душу Тени и стал править миром вместе с ней. Или стоя ступенькой ниже ее. Только и всего, если не считать стремления низвергнуть и Темного, и Создателя и занять их место. Она совсем свихнулась? Или мощь этих двух са’ангриалов в самом деле настолько велика, как заявляет она? О таком он вообще не желал думать.

– Почему Равин именно сейчас решил напасть на меня? Асмодиан говорит, что Равин заботится лишь о своих интересах, что даже Последнюю Битву, коли удастся, он пересидит где-нибудь в сторонке, выжидая, пока Темный не уничтожит меня. Почему именно он, а не Саммаэль? Не Демандред? Ведь они, как говорит Асмодиан, ненавидят меня. – Нет, не меня! Они ненавидят Льюса Тэрина Теламона. Но для Отрекшихся это все равно. О Свет, пожалуйста, я – Ранд ал’Тор. Он отогнал прочь невесть откуда появившееся воспоминание о том, как сжимал эту женщину в объятьях – они оба молоды и только что узнали, что способны творить с помощью Силы. Я – Ранд ал’Тор! – Почему не Семираг, не Могидин, не Грен...

– Но ты ведь и в самом деле покусился сейчас на его интересы. – Ланфир рассмеялась. – Разве ты не знаешь, где он? В Андоре, в самом Кэймлине. Он там правит, разве что королем не титулуется. Королева глупо ему улыбается, танцует для него. Кроме нее там таких еще с полдюжины. – Губы ее скривились от отвращения. – Его люди рыскают по городу и окрестностям, выискивая для него очередных милашек.

На мгновение известие потрясло его. Мать Илэйн – в лапах Отрекшегося. Но он не имел права выказывать к этому интереса. Ланфир уже не раз в открытую демонстрировала свою ревность; она вполне способна выследить Илэйн и убить, если у нее мелькнет мысль, что он испытывает к девушке какие-то чувства. А какие чувства я к ней испытываю? Кроме того, вне Пустоты плавал еще один суровый факт, жестокий и холодный в своей правдивости. Даже если Ланфир сказала правду, Ранд не может бросить все и напасть на Равина. Прости меня, Илэйн, я не могу. С Ланфир станется и соврать – вряд ли она хоть слезинку прольет о ком-то из Отрекшихся, кого убьет Ранд, ведь все они стоят на пути к осуществлению ее собственных планов. Но в любом случае для себя Ранд решил: он больше не будет отвечать на чужие удары и действия. Ведь по его поступкам они могут додуматься, как он намерен поступить дальше. Поэтому пусть они реагируют на его действия – то-то удивятся, как поразились и Ланфир, и Асмодиан.

– Как Равин считает, я кинусь защищать Моргейз, – промолвил Ранд. – Да я ее всего раз в жизни видел. По карте выходит, что Двуречье – часть Андора, но я никогда не видывал там королевского гвардейца. Сколько поколений сменилось, а их там и в помине не бывало. Скажи двуреченцу, что Моргейз – его королева, он, чего доброго, решит, что ты спятил.

– Сомневаюсь, чтобы Равин ожидал, что ты встанешь на защиту родного края, – скривила губы Ланфир. – Но он предполагает, что свои честолюбивые замыслы ты защищать будешь. Он намерен усадить Моргейз на Солнечный Трон и прикрываться ею, как ширмой, дергая за веревочки, пока не придет время выступить открыто самому. С каждым днем в Кайриэне все больше андорских солдат. А ты послал армию Тира на север, чтобы гарантировать свое влияние и самому завладеть страной. Чего же удивляться, что он напал на тебя сразу, как только обнаружил, где ты.

Ранд покачал головой. Вовсе не для того он посылал тайренцев, но разве Ланфир поймет, чего он добивается. И, пожалуй, не поверит, попытайся он ей это втолковать.

– Спасибо за предупреждение, – сказал Ранд. – Это ж надо, какая учтивость с Отрекшейся!

Разумеется, ему ничего не остается, кроме как надеяться, что из всего сказанного ею хоть какая-то часть – правда. Хорошая причина ее не убивать. Если будешь внимательно ее слушать, она выболтает куда больше, чем намеревается. Ранд надеялся, что это его собственная мысль, такая холодная и циничная.

– Ты охраняешь свои сны и не пускаешь меня в них, – заметила Ланфир.

– Я никого не пускаю. – Это была чистая правда, хотя в списке нежеланных гостей в его снах Ланфир стояла не ниже Хранительниц Мудрости.

– Сны – моя вотчина. А ты и, тем паче, твои сны принадлежат мне. – Лицо Ланфир оставалось безмятежным, но голос стал жестче. – Я могу прорваться через защиту. Тебе это вряд ли понравится.

Чтобы выказать равнодушие, Ранд уселся в изножье тюфяка, скрестив ноги, и положил руки на колени, надеясь, что лицо у него такое же спокойное, как и у нее. В нем волнами перекатывалась Сила. У него имелись наготове потоки Воздуха, чтобы связать ими Ланфир, и потоки Духа. Из них сплетают щит, ограждающий от Истинного Источника. Разум Ранда бился, напряженно стараясь вспомнить, сколь отдаленными ни казались ему эти попытки, но ничего не получалось. Не зная, как создать щит, все остальное предпринимать бесполезно. Даже не видя преграды, Ланфир распорет или прорежет любое плетение, какое бы он ни создал. Асмодиан пытался научить Ранда такому приему, но, не имея женского плетения, практиковаться крайне трудно.

Ланфир оглядела Ранда в своей приводящей в замешательство манере, легкое недовольство омрачало ее красоту.

– Я проверила сны айильских женщин. Этих так называемых Хранительниц Мудрости. Им неизвестно, как надежно защитить себя. Я могла бы напугать их – тогда они больше никогда снов не увидят. И уж точно зарекутся вторгаться в твои.

– Мне казалось, ты не хотела помогать мне в открытую. – Ранд не посмел сказать Ланфир, чтобы она оставила Хранительниц в покое; она вполне способна учинить что-нибудь ему назло. С самого начала Ланфир ясно дала понять, пусть и не выразив своего намерения словами, что в отношениях между ними верховодить намерена она. – Стоит ли рисковать? Вдруг узнает кто из Отрекшихся? Не тебе одной известно, как проникать в людские сны.