Пять минут. Десять минут. Пятнадцать гребаных минут.

— Этот, — кивнула она, указывая перед собой. — Я беру этот. Логан, возьми два набора, — и, развернувшись на каблуках, она отправилась в сторону кассы, оставив меня в изумлении.

— Зачем мне брать два комплекта? — крикнул я.

Она не удосужилась ответить, а просто прибавила шаг. Жонглируя двумя наборами тарелок в руках, я, шатаясь, прошел через весь магазин и поставил коробки перед кассиром. Эрика и я сохраняли молчание, пока кассир озвучивал нам итоговую цену тарелок.

— Сто восемь долларов и двадцать три цента.

— Ты издеваешься? — выдавил я. — Хочешь заплатить больше ста баксов за тарелки?

— Не твое дело, на что я трачу свои деньги.

— Да. Но перестань, Эрика. Ты легко можешь покупать дешевые тарелки в магазине, где все за доллар, зная, что вероятнее всего, ты завтра снова их разобьешь.

— Я не спрашиваю, куда Келлан тратит свои деньги. Или, скажем, кому он их отсылает. Так что я бы предпочла, чтобы ты не интересовался моими расходами.

— Ты знала, что Келлан давал мне деньги?

— Конечно знала, Логан. Дело в том, что из Келлана плохой лжец. Меня не волнует, что он давал тебе деньги, но… — она вздохнула, и ее взгляд, обратившийся ко мне, смягчился. Впервые с тех пор, как я вернулся, она выглядела так, словно сдалась. — Не подведи его, Логан. Он устал. Он уже не тот, что раньше. Он обессилел. Твое возвращение сюда сделало его счастливым. То, что ты сейчас здесь, хорошо для него. Просто будь умницей, ладно? Пожалуйста. Пожалуйста, не подведи его.

— Я клянусь, что не принимаю наркотиков, Эрика. Это не просто какая-то херня, лишь бы сказать. Я действительно чист.

Мы взяли по коробке и пошли к машине. Поставили все в багажник, сели в автомобиль и поехали в сторону маминого дома.

Она кивнула.

— Я верю тебе. Но мы собираемся проведать твою маму, и я знаю, как сильно она тебя провоцировала.

— Я уже не тот ребенок, каким был.

— Да, я услышала тебя. Но поверь мне. Твоя мать осталась такой же. Иногда я думаю, что люди, и правда, не меняются.

— Они меняются, — сказал я. — Если дать им шанс, они могут измениться.

Она с трудом сглотнула.

— Надеюсь, ты прав.

Мы добрались до маминого дома, и я спросил Эрику, зайдет ли она. Но она, оглядевшись вокруг, отказалась.

— Я останусь здесь.

— Внутри будет безопаснее.

— Нет. Все нормально. Я не очень хорошо переношу зрелище… такого образа жизни.

Я не осуждал ее.

— Я скоро спущусь.

Мой взгляд метнулся вдоль темных улиц, и я увидел несколько человек, тусующихся на углу, — точно так же, как и в моем детстве. Возможно, Эрика немного права. Возможно, некоторые люди, вещи и места никогда не изменятся. Но я должен верить, что некоторым это удалось. А иначе, что именно я сделал с собой?

— Просто не торчи там целую вечность, ладно? Концерт Келлана начинается через сорок пять минут, — сказала Эрика.

— Значит, это не мы потратили два часа, разглядывая тарелки, а?

Она показала мне средний палец. Уверен, в знак симпатии.

— Я быстро. С тобой здесь все будет в порядке?

— Со мной все хорошо. Просто поторопись.

— Эй, Эрика? — сказал я, вылезая из машины.

— Да?

Я еще раз оглядел людей на углу улицы, смотрящих в нашу сторону.

— Заблокируй двери.

Я не знал, на что шел. Знал, что будет плохо, но, полагаю, не знал, насколько плоха мама. Келлан всегда быстро заканчивал разговоры об этом, утверждая, что я должен заботиться о собственном благополучии, а не о мамином. Настало время для него последовать собственному совету. Но это означало, что кто-то должен ходить и проверять ее, и делать это придется мне. Я не мог подвести Келлана, когда он больше всего во мне нуждался.

Входная дверь была не заперта, и это меня изрядно встревожило — внутренности стянуло узлом. В квартире был полный разгром. Повсюду валялись пивные банки, бутылки из-под водки, пустые упаковки от таблеток и грязная одежда.

— Господи, мама… — пробормотал я сам себе в некотором шоке. Тот же сломанный диван стоял рядом с тем же отвратительным журнальным столиком. Я солгал бы, сказав, что не заметил пакетик кокса на нем.

Я щелкнул своим браслетом.

Просто дыши.

— Убирайся! — услышал я крик из кухни. Мамин голос был громким и испуганным. Сердце рухнуло в живот, и я вернулся в ад. Я поспешил в кухню, готовый вырвать ее из рук моего отца, зная, что каждый раз, когда она кричала, его кулаки пробивали ее душу. Но, войдя в кухню, я нашел ее одну в состоянии панической атаки. Она упорно, до красноты, расчесывала кожу. — Отвали от меня! Отвали от меня! — кричала она все громче и громче.

Я сжал руки и пошел в ее сторону.

— Ма, что ты делаешь?

— Они на мне повсюду! — кричала она.

— Кто на тебе?

— Тараканы! Они повсюду! Они повсюду на мне! Помоги мне, Келлан! Убери с меня это дерьмо!

— Мама, это я, Логан.

Тусклыми глазами она посмотрела в мою сторону, и на долю секунды она напомнила мне трезвую маму. А потом снова начала чесаться.

— Все хорошо. Все в порядке. Давай пойдем в душ. Хорошо?

Мне не составило большого труда усадить ее в ванну и включить над ней душ. Она продолжала расчесывать кожу, а я сел на крышку унитаза.

— Мам, Келлан сказал мне, что ты собиралась меньше употреблять?

— Да, — она быстро закивала. — Разумеется. Разумеется. Келлан предложил отправить меня в реабилитационный центр, но я не знаю. Я смогу сделать это сама. Кроме того, это стоит больших денег.

Она встретилась со мной взглядом и протянула ко мне руки.

— Ты пришел домой. Я знала, что ты придешь домой. Твой отец говорил, что нет, но я знала. Он все еще продает мне иногда, — она посмотрела вниз и начала мыть ноги. От вида синяков на ее спине и ногах я подавился. Я знал, что они оставлены моим паразитом-папашей. И от того факта, что меня не было там, чтобы встать между ними, я почувствовал себя практически таким же отвратительным человеком, как и он.

— Как ты думаешь, я красивая? — прошептала она. Слезы текли по ее щекам, но, думаю, она даже не понимала, что плачет.

— Ты прекрасна, мама.

— Твой отец назвал меня уродливой сучкой.

Я сжал руки в кулаки и сделал несколько глубоких вдохов.

— Да пошел он. Тебе будет лучше без него.

— Да. Конечно. Конечно, — она снова быстро закивала. — Я просто хотела, чтобы он любил меня, вот и все.

Почему мы, люди, всегда хотим любви от тех, кто неспособен на это чувство?

— Можешь вымыть мне волосы? — спросила она.

Я согласился и слегка коснулся синяков на ее коже, но она, похоже, даже не реагировала. Некоторое время мы сидели и слушали звук воды. Я не знал, как с ней общаться. Я даже не был уверен, хотел ли, но молчание слишком затянулось и через какое-то время стало неестественным.

— Я собирался завтра сбегать для тебя в магазин, мам. Хочешь отдать мне твою продуктовую карточку?

Она закрыла глаза.

— Вот так так! Дерьмо. Кажется, я забыла ее в квартире у подруги прошлой ночью. Она живет ниже по улице. Я могу сходить забрать ее, — сказала она, пытаясь встать, но я остановил ее.

— У тебя еще мыло в волосах. Промой их, оберни полотенцем и выходи в гостиную. Мы решим вопрос с едой позже.

Я встал и вышел. Оказавшись в гостиной, я бросил взгляд на пакетик кокаина на столе.

— Блядь…. — прошептал я, щелкая браслетом.

Сфокусируйся. Это не твоя жизнь. Это не твоя история.

Доктор Кан говорила, что, когда я покину реабилитационный центр, могут возникать моменты, в которые я обнаружу себя в секундах от того, чтобы ступить в беличье колесо моего прошлого. И тогда должен сказать себе, что это больше не моя история.

Руки вспотели. Я сел на диван. Не знаю, как это получилось, но почему-то пакетик кокаина оказался в моих руках. Я закрыл глаза, глубоко вдыхая. Грудь горела в огне, разум взбесился. Вернуться в город и остаться — это для меня слишком, но бросить Келлана — тоже не вариант.