— Я ожидал услышать от вас нечто подобное, — тихо сказал маркиз, — но я должен был в этом убедиться.

Вада отвернулась от него и взглянула в окно в тот момент, когда они съезжали с монмартрского холма.

— Вы так молоды, нетронуты и очень красивы, — с нежностью произнес маркиз.

Вада с любопытством подумала, считал бы он ее и дальше нетронутой, если бы знал, что прошлой ночью ее целовали.

Даже от мимолетной мысли о Пьере заныло сердце.

Насколько отличалось впечатление, произведенное на нее Мулен Руж, от той просветленности, того духовного заряда, который она получила в «Солей д'Ор». Ваде было трудно перевести свои ощущения в слова, но то, что она увидела и услышала вчера вечером, возвысило ее. Сегодня же она почувствовала себя униженной и опустошенной.

Потом она сказала себе, что не имеет права жаловаться: сама пожелала пойти в Мулен Руж, и если разочарована, так поделом. Винить же маркиза нечего: с его стороны было довольно мило показать ей это заведение.

Девушка невольно обернулась к нему и увидела, что он продолжает на нее смотреть, но его глаза были какими-то странными. Слова, которые она собиралась в тот момент произнести, словно застряли в горле. Она не могла понять, что именно ее смутило, только знала наверняка: в нем есть что-то необычное.

Затем маркиз спросил:

— Не согласитесь ли вы пообедать завтра в компании моих друзей, мисс Спарлинг? Вечер обещает быть очень интересным, и мне бы хотелось, чтобы вы приняли мое предложение.

Первым порывом Вады было отказаться, но спустя какое-то время девушка сказала себе, что поступит глупо, если это сделает и отвергнет обед с маркизом. Придется весь вечер оставаться в отеле с Чэрити, желавшей как можно скорее вернуться в Нью-Йорк, и выслушивать ее бесконечные жалобы на Францию. Пьер так скоро в Париж не вернется, а если и вернется, то неизвестно, захочет ли вообще ее видеть. От этой мысли невыносимая тяжесть сдавила грудь. Думать о Пьере было больно, еще труднее — примириться с тем, что она, возможно, его уже никогда не увидит. Поэтому девушка быстро ответила:

— Очень мило с вашей стороны! Благодарю вас. Я счастлива принять ваше приглашение, если вы уверены, что я вам еще не надоела.

— Ну что вы! Как вы можете об этом говорить? — возразил маркиз. — Могу ли я заехать за вами в семь часов?

— Я буду готова, — пообещала Вада. — Еще раз благодарю вас за сегодняшний вечер. Мне очень понравился обед.

— Но не Мулен Руж, — как бы продолжил маркиз. — Все правильно, так и должно быть!

Вада взглянула на него с легким удивлением, и он объяснил:

— Это вполне естественно. У молодых и невинных девушек танец Ля Гулю должен вызывать только отвращение.

— Вы выставляете меня… очень глупой! — заметила Вада.

— Это совсем не так. Просто вы невинны и очень хороши собой. Именно такой я вас увидел в салоне Уорта — в том белом платье, — его голос звучал тепло и восхищенно.

По крайней мере, думала Вада, маркиз считает ее очаровательной, а Пьер смог так легко уехать и даже не проявил интереса к тому, чтобы увидеть ее снова.

— Вы должны непременно рассказать мне о ваших друзьях и об их интересах, — сказала Вада. — Всегда трудно общаться с новыми людьми, если не знаешь, о чем с ними можно говорить.

— Они сами вам расскажут много интересного, — ответил маркиз. — И уверяю вас, вы будете для них такой же очаровательной и неповторимой, как для меня.

— Неповторимой? — переспросила Вада с улыбкой.

— Да, вы даже не представляете себе, насколько вы необыкновенны и уникальны для Парижа.

Утром пришло письмо от Нэнси Спарлинг. Она писала:

«Боюсь, что моя пострадавшая нога задержит меня здесь дольше, чем я предполагала, и, к сожалению, вряд ли я смогу присоединиться к тебе в Париже.

Советую тебе не дожидаться меня, а ехать в Англию, как только закончишь все свои примерки и приобретешь достаточно туалетов.

Все это время я не перестаю думать, правильно ли поступила, отпустив тебя в Париж одну. Тем не менее я уверена, что ты достаточно благоразумна и сможешь сама за себя постоять.

Отправь вдовствующей герцогине телеграмму и сообщи, в какой день и час пересечешь Ла-Манш. Она, конечно, пошлет за тобой нарочного, который встретит тебя в Дувре и будет сопровождать в замок, Очень сокрушаюсь, что не могу показать тебе Париж так, как я намеревалась это сделать…»

Письмо было довольно длинное, но Вада прочитала, в основном, те строки, где говорилось, что она должна ехать в Англию одна.

Девушка прекрасно понимала, что благодаря господину Уорту, который проделал громадную работу над ее платьями еще до того, как она приехала в Париж, у нее теперь был весь необходимый гардероб, чтобы взять с собой в Англию.

Но могла ли она уехать? Вада не знала, когда вернется Пьер, и не была уверена что, возвратившись в Париж, он захочет ее увидеть.

И все-таки она не могла примириться с мыслью об отъезде, пока была хоть малейшая надежда, что они снова могут встретиться.

После завтрака Вада и Чэрити отправились к Уорту; здесь девушку ожидало намного больше готовых туалетов, чем она предполагала. У Вады даже возникло ощущение, будто они вынуждают ее принять решение как можно скорее покинуть Париж, и она старательно выискивала любые ничтожнейшие погрешности, чтобы отложить доставку готовых вещей в отель.

К ленчу они вернулись в гостиницу, и после того, как покончили с едой, Чэрити спросила:

— Что вы собираетесь делать сегодня днем, мисс Вада?

— Я… еще не решила.

Девушка встала и подошла к окну. О, как много она здесь еще не видела! Но ее энтузиазм прошел, — как ни трудно было в это поверить.

Чэрити, видимо, ожидала, что Вада будет настаивать на прогулке в Нотр-Дам или к Эйфелевой башне. Но сейчас у нее не было никакого желания осматривать достопримечательности. И она призналась себе откровенно: на то были свои причины.

Радость и восхищение Парижем ушли вместе с Пьером, — только этим и объяснялась ее апатия.

«Я превращаюсь в посмешище, — сказала себе девушка. — Этот человек слишком неожиданно вошел в мою жизнь и так же внезапно исчез».

Но здравый смысл не ослабил боль в сердце. Ей казалось, что не стоит продолжать знакомство с Парижем: город уже не представлял для нее прежнего интереса.

— Если я вам в данный момент не нужна, мисс Вада, — послышался оживленный голос Чэрити, — то я буду гладить. Горничная на этаже сказала, что можно воспользоваться гладильной в коридоре.

— Хорошо, я подожду здесь, пока ты закончишь.

— Вы утомлены и оттого сегодня не в настроении, — проворчала Чэрити и продолжила в своей обычной нравоучительной манере:

— Вы очень поздно возвращались домой прошлой и позапрошлой ночью, а все эти бесконечные примерки днем могут вымотать кого угодно.

Вада промолчала, но Чэрити настаивала на своем:

— Прислушайтесь к моему совету, мисс Вада: поудобнее устройтесь на диване с интересной книгой. Дома вы всегда так делали, и с большим удовольствием.

Не дождавшись ответа, Чэрити вышла из гостиной. Вада продолжала стоять у окна, выходившего в сад Тюильри, но не замечала ни деревьев, ни яркого солнца. Перед нею было только лицо Пьера, и она слышала его ласковый голос: «Моя красавица, моя малышка!»

Почему она все испортила в тот вечер, когда они были вместе, в тысячный раз спрашивала себя девушка, отчего испугалась, когда он целовал ее шею и плечи?

Вада не могла себе толком объяснить, что она ощущала. Ей хотелось, чтобы он продолжал ее целовать, она ждала восторга и наслаждения, ее переполняла радость, но она не могла до конца понять, что в тот момент ее испугало.

«Почему, ну почему я была такой глупой», — спрашивала себя Вада.

Должно быть, она долго стояла у окна. Охватившее девушку подавленное состояние как будто отделило ее от всего земного.

Послышался стук, и дверь за ее спиной открылась.

— Мадемуазель, вас хочет видеть какой-то господин, — произнес посыльный.