— Несмотря ни на что, это очень добрый человек и всегда готова помочь; она одолжила мне один из самых красивых своих нарядов.

Пьер встал, взял платье и развернул его перед Вадой.

— А теперь садись! — скомандовал он. Вада подчинилась, натянув простыню и прикрыв ею грудь.

Пьер начал надевать на нее платье через голову, и Вада продела руки в рукава.

— Не волнуйся, я помогу тебе, — сказал Пьер. Девушка наклонилась вперед, и он застегнул пуговицы на спине. Оба залюбовались пышной юбкой, лежавшей в ногах поверх одеяла.

— Сейчас я помогу тебе подвинуться к краю постели, а когда сядешь, надену на твои ножки вот эти легкие туфельки, — я их тоже захватил, думаю, они должны быть тебе впору.

Вада делала все, как говорил Пьер, и хотя ей еще трудно было двигаться, смогла наконец свесить с постели сначала одну свою маленькую ножку, потом другую.

Пьер опустился перед ней на колени и поставил на коврик черные туфельки.

— Ноги совсем не слушаются и ведут себя так, будто они не мои, — жалобно пролепетала Вада.

Пьер взял в руку ее правую ступню, с нежностью глядя на маленькие прелестные пальчики с розовыми ноготками и высокий подъем. Молодой человек залюбовался изысканной формой ножки и, задержав ее в руке, сказал:

— Возможно, со временем она станет моею, — и, наклонившись, поцеловал ее.

Все произошло неожиданно. От прикосновения его губ Вада почувствовала, как внутри нее стало разливаться тепло.

— О Пьер, мне больше нравится, когда ты целуешь меня в губы…

— Мне бы хотелось целовать тебя всю, — произнес Пьер, — я хочу быть уверен, моя милая, что каждая драгоценная твоя частица принадлежит мне.

Он взглянул на Ваду. При свете лампы девушка увидела в его глазах огонь — тот самый, что и в первый их вечер в этой студии. Но сейчас она все воспринимала иначе, и хотя он горел еще ярче, но страха, как прежде, она не испытывала. Такой же огонь владел и ею, стал частью ее самой, и Вада догадалась, что пламя, которое разжег в ней Пьер, — это пламя любви.

Сделав над собой усилие, он отвел глаза и надел на ее ножку легкую туфельку, оказавшуюся чуть великоватой. Поцеловал другую ножку и надел на нее левую туфельку. Затем встал и улыбнулся.

— А сейчас, моя дорогая, мы должны привести в порядок твою головку.

Вада неуверенно подняла руки к голове: она совсем забыла, что волосы растрепались. А они рассыпались по ее плечам, переливаясь при свете лампы, как на солнце, и опускались почти до талии.

— Мои шпильки и заколки! Наверное, они остались там же, где и одежда.

— Об этом я не подумал, — сказал Пьер, — и не хотел бы еще раз беспокоить мою знакомую.

— О нет, не надо этого делать! — взмолилась Вада.

Пьер направился к комоду.

— А что, если мы просто завяжем твои волосы лентой? Тебе очень пойдет.

Он открыл ящик и разворошил содержимое.

— Ты мне все еще не доверяешь, а у меня, как видишь, нет женских лент. Но один из моих галстуков может подойти…

Пьер вернулся к постели, держа в руках черный шелковый галстук. Он подобрал волосы Вады с плеч, перетянул их галстуком и завязал сзади мягкий бант.

— Ну вот, теперь ты выглядишь очень юной и привлекательной, — заметил он. — И мне бы хотелось написать твой портрет.

— Ты действительно будешь меня рисовать? — переспросила Вада.

— Когда-нибудь я нарисую тебя сто раз, — ответил Пьер и добавил:

— Мне больше нравится, когда твои волосы распущены по плечам, как было до этого.

Какие-то нотки в его голосе, словно идущем из глубины, заставили Валу слегка покраснеть.

Затем с той же стремительностью, как тогда, когда появился в часовне, приказав богохульникам стоять на месте и не двигаться, он встал и сказал:

— Я выйду на улицу и поищу экипаж. Постараюсь не задержаться: в этот час ночи они тут обычно бывают.

Не взглянув на девушку, Пьер вышел из студии, и она слышала, как он спускался по ступенькам вниз. Но ей не хотелось уезжать, она предпочла бы остаться в этой студии.

К чему расставаться и возвращаться в отель? Разве нельзя быть здесь, в его объятиях, и слушать слова о любви? Она вспомнила, как он целовал ее ноги, и ее охватило трепетное волнение. Кто еще, кроме него, мог быть таким страстным и одновременно нежным? Таким ласковым и в то же время — властным?

«Даже среди тысячи мужчин, — подумала Вада, — вряд ли кто-нибудь похож на Пьера».

Он — тот, кого она любит, кого хочет, кого в своих мечтах искала с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы думать о любви.

Та любовь, о которой рассказывала ее мать, не для нее. Но и любовь, о которой она мечтала, вряд ли возможна: виной всему ее огромное богатство.

«Я люблю его!»

Вада прошептала эти слова и поняла, что будет бороться за Пьера. Она была настроена решительно и готова на все, лишь бы не потерять его любовь. Теперь и в будущем для нее не существует никого, кроме этого человека, и она должна удержать его, хотя еще не знает, как это сделать.

«Он никогда не должен узнать правду обо мне», — сказала себе девушка.

Она услышала шаги Пьера, поднимавшегося по лестнице. Ее глаза заблестели, она вся напряглась, с трепетом ожидая его появления в студии. Увидев Пьера, Вада невольно протянула к нему руки.

Он подошел и ласково посмотрел в ее глаза, полные искренней преданности. Затем опустился на одно колено, взял ее на руки и вдруг поцеловал так страстно, будто не в состоянии сдержать себя. Тут же, обвив руками его шею, Вада нежно прильнула к нему, почти не касаясь губами его губ. Пьер поднял голову и нерешительно произнес:

— Если кто-то и пользуется колдовством, так это ты.

— Ну и как, удачно… получается?

— Замечательное колдовство! От твоих чар, моя маленькая волшебница, почти некуда деться.

— Почти? — Вада чуть коснулась его губ. Пьер еще раз поцеловал девушку и сказал:

— Пошли, экипаж ждет нас, а мы не миллионеры. Кучер сдерет с нас немыслимую цену за простой своей лошади.

Ваде хотелось крикнуть, что она может купить тысячу таких экипажей за любые деньги! Но она так боялась потерять Пьера, забывшего, к счастью, свои прежние соображения об осторожности и о том, что не нужно торопить события, и быстро произнесла:

— Нет, мы не должны быть расточительны.

— За исключением поцелуев, — сказал Пьер. — Тут ты можешь себе позволить не скупиться, если, конечно, они предназначены мне.

Он снова поцеловал Валу и взял на руки. Пьер дошел до двери, она заметила:

— Ты забыл погасить лампу.

— Я не собираюсь долго отсутствовать. — В его голосе прозвучали строгие нотки.

Вада слегка рассмеялась и проговорила:

— Сегодня ты поднимешься ко мне?

— Ты, верно, думаешь, что одержала моральную победу? — спросил Пьер.

— Совсем нет. Я только буду счастлива, что смогу побыть с тобой подольше.

Его руки сильнее обняли девушку. Она ждала, что сейчас он ее поцелует, но Пьер продолжал спускаться по лестнице. Они вышли на улицу, и он осторожно внес ее в экипаж.

Пьер сказал кучеру адрес, сел рядом с Вадой и снова взял ее на руки.

— Когда мы наконец приедем в отель, — сказал Пьер, — ты должна пообещать мне, что попытаешься уснуть и думать только о том, что в последний час или два мы были очень счастливы!

— Очень… очень счастливы, — проговорила Вада. — В конце концов все мои усилия оказались не напрасны, и я убедилась, что ты настоящий символист!

Пьер засмеялся.

— Завтра ты должна весь день провести в постели. Если почувствуешь себя плохо, вызови врача.

Девушка с удивлением взглянула на него, но он продолжил:

— Не нужно рассказывать ему, что с тобой приключилось. Скажи только, что ты немного выпила вина, но оно оказалось сомнительного качества и вкуса, видимо, из-за этого ты и почувствовала себя плохо.

— Не беспокойся, завтра я буду чувствовать себя очень хорошо, — сказала она уверенно. — Не хочу вызывать доктора.

— Тогда постарайся подольше поспать, — настаивал Пьер. — Ты можешь оставить Чэрити записку с просьбой тебя не будить.