— Ну, давай же, огр, для тебя есть работа, — прорычал он, попытавшись тряхнуть себя за плечо. Но его рука прошла и сквозь его же тело, которое никак не отреагировало, как, впрочем, и полагалось такой глупой твари. — Хватит глупостей, идиот! — прошипел Загремел. Он закрыл глазок пальцем. Возможно, он был бесплотен, выйдя из тыквы, но по крайней мере видим. Палец прервал контакт; эффект оказался таким же, как если бы тыкву убрали вообще.

Неожиданно Загремел снова ощутил свое тело и проснулся. Его бестелесное "я" исчезло. Оно существовало, лишь пока он смотрел в тыкву и его духовная сущность была отделена от физической.

Три кобылицы стояли, тревожно глядя на него. Обычно в присутствии бодрствующего они исчезали, но сейчас понимали, что это особый случай. Вскоре Загремел должен был стать одним из них.

— Ладно. — Он заговорил тихо, чтобы не разбудить девушек. — Я посажу девушек вам на спины. Вы отнесете их на север, за границу Пустоты, и невредимыми уложите на землю. Потом вы разделите между собой мою душу. Это справедливо?

Две кобылицы кивнули. Загремел подошел к Чем и осторожно поднял ее. Она весила столько же, сколько и огр, но он теперь был в полной силе и легко справился с этим. Он усадил ее на Кризис. Чем была больше кобылицы, но все прошло хорошо, и спящая кентаврица спокойно продолжала дремать на спине у Кризис.

Следующей была Танди. Она такая маленькая, что он легко мог бы поднять ее одним пальцем, как Бантик, но взял на руки и с бесконечной осторожностью уложил на спину Туман.

Затем он уселся на спину своего скакуна, Ромашки, которая пришла без малейшей надежды на плату. Снова скакун оказался как раз по нему — на любой из ночных кобылиц мог скакать кто угодно, если только сама кобылица это позволяла.

— Хотел бы я знать, какой же подарок ты хочешь получить из Ксанфа, — пробормотал он. Потом вспомнил, что это уже не важно: он никогда больше не вернется в Ксанф, а потому не сможет ничего ей принести.

Они поскакали на север через Пустоту. Это была легкая дорога, спускавшаяся к горлу воронки, и Загремел увидел, что центр Пустоты — черная дыра, из которой не возвращалось ничто, даже свет. Кобылицы перелетели над этой дырой и оказались на противоположной стороне воронки.

Они скакали со скоростью самой мысли. Кобылицы, столь же черные, как приносимые ими сны. Загремел теперь точно знал смысл и происхождение этих снов, он не завидовал коню тьмы в его работе. Если видеть такие сны тяжело, то каково же их создавать! Коню тьмы приходилось видеть и осознавать все зло мира — неудивительно, что он желал удалиться от дел! Что проку в абсолютной власти, если ее можно использовать только в наказание?

Они поднялись по противоположному склону воронки, оставив позади мертвую черную дыру; невидимая стена не задержала их, чем бы она ни была. Через мгновение они выбрались из Пустоты в нормальный ночной Ксанф.

Загремел почувствовал, что огромная тяжесть свалилась с его плеч, — наконец-то он вытащил девушек из Пустоты! Какими прекрасными казались нормальные ксанфские ночные джунгли! Он жадно смотрел по сторонам, зная, что не может остаться, что его душа загублена. Кобылицы доставили их; теперь настала его очередь.

Может, ему позволят иногда навещать эти места — в бестелесной форме, разумеется, чтобы просто пробудить память о том, что он потерял, и посмотреть, как поживают его друзья.

Они остановились в безопасном месте за пограничной чертой. Загремел снял Чем со спины кобылицы и уложил на землю, где она и продолжала спать, подогнув ноги и покачивая головой. Она была красивой представительницей своего рода, еще не достигшей полного расцвета, но с прекрасной гладкой шкурой и нежными чертами лица. Он был рад, что спас ее из Пустоты. Однажды она составит счастье какого-нибудь кентавра, как это случилось с ее матерью. Кентавры — существа очень волевые, но с ними стоило познакомиться.

— Прощай, друг, — прошептал он. — Я рад, что смог провести тебя через самую опасную часть Ксанфа. Надеюсь, ты довольна своей картой.

Затем он поднял Танди.

Она казалась такой маленькой и беззащитной во сне! Ее каштановые волосы разметались в беспорядке, закрывая часть лица. Загремел глубоко сожалел, что не может сопровождать ее в дальнейших приключениях, но он дал обещание доброму волшебнику Хамфри и теперь по мере сил старался сдержать его. Он долго оберегал Танди от опасности, а теперь надеялся, что она сумеет справиться сама. В этом путешествии она приобрела массу практических знаний и опыта.

Через мгновение — Загремел знал это — он перестанет испытывать к ней какие-либо чувства, ибо без души чувства невозможны. Но сейчас он еще мог чувствовать.

Он вспомнил, как она поцеловала его, это было приятным воспоминанием. Люди не огры, но в их проявлениях чувств есть, возможно, некое преимущество. Она дала ему сознание того, что существует и другой образ жизни, где чувства значат больше, чем сила. Такая жизнь, конечно, не для огра, но сейчас он почему-то не мог не вернуть поцелуй. Он наклонился к лицу девушки и коснулся ее драгоценных маленьких губ своими — большими и жесткими.

Танди проснулась в то же мгновение. Кобылицы отскочили в сторону, боясь, что не принадлежащая к их миру девушка увидит их. Но обещанная плата удерживала их от бегства.

— О Загремел! — воскликнула Танди. — Ты вернулся! Я так волновалась, ты так долго оставался в тыкве, а Чем сказала, что ты еще не готов к тому, чтобы тебя разбудить...

Он попал в беду. Но в глубине души был рад. Лучше все объяснить ей, чтобы она не считала, что он ее покинул.

— Вы освободились из Пустоты, Танди. Но я должен оставить вас.

— О нет, Загремел! — взмолилась она. — Не оставляй меня!

Ситуация стремительно усложнялась. Покинуть Танди было так же трудно, как покидать Пустоту.

— Те кобылицы, которые вынесли вас из Пустоты, пока вы спали, им нужно заплатить. Ее гладкий лоб нахмурился.

— Как заплатить?

Он боялся, что ей это не понравится. Но огры не очень хорошо умеют лгать.

— Моей душой. Танди взвизгнула.

Чем вздрогнула, просыпаясь, и кобылицы отступили еще дальше, нервно подергивая хвостами.

— В чем дело?

— Загремел продал свою душу, чтобы освободить нас! — крикнула Танди, обвиняюще ткнув в огра пальцем.

— Он не мог этого сделать! — возродила Чем. — Он отправился в тыкву, чтобы спасти свою душу!

— Это был единственный выход, — объяснил Загремел. Он жестом подозвал кобылиц. — Думаю, пора. — Он оглянулся, ища глазами Ромашку. — И если ты будешь так добра, чтобы отнести мое тело назад в Пустоту, где оно никому не помешает...

Три кобылицы подошли ближе. Танди снова взвизгнула и обвила руками шею Загремела: — Нет! Нет! Возьмите взамен мою душу!

Кобылицы остановились в растерянности. Они не хотели ничего дурного; они просто выполняли свою работу.

Танди разжала руки и спрыгнула на землю. Она рассердилась.

— Моя душа не хуже его! Разве не так? — сказала она кобылицам. — Заберите ее и отпустите его! — Она наступала на Кризис. — Я не позволю вам забрать его. Я люблю его!

И это было правдой, поскольку сейчас она приносила самую большую жертву, на которую способна. Она до смерти боялась тыквы. Загремел прекрасно это понимал; вот почему он не мог позволить ей отправиться туда. Но если она и ему не дает уйти, то что же делать?

Вмешалась Чем:

— Как в точности выглядит та сделка, которую ты заключил, Загремел?

— Половина моей души за каждого, спасенного из Пустоты.

— Но ведь из Пустоты спаслись трое, не так ли? — спросила кентаврица; ее острый человеческий ум заработал, едва развеялась дымка сна. — А это означает полторы души.

— Я возвращаюсь с кобылицами, — объяснил Загремел. — Поэтому я не в счет. Ромашка сделала мне одолжение, доставив меня сюда; она — та самая кобылица, которая привезла Танди к замку доброго волшебника. Она славная.

— Я знаю, — подтвердила Танди. — Но...

— Ромашка? — спросила Чем. — Это что, лошадиное имя?