— Паркер, мы ведь не собираемся...

— Конечно, нет. Но я должен был знать, где следует остановиться. Теперь знаю, необходимо убедиться в надежности Деверса, в противном случае операция отменяется.

Фуско смотрел на него.

Паркер затряс головой.

— Да не собираюсь я убивать мать вашего ребенка? Мне надо лишь знать, что мы можем делать и чего не можем. — Он открыл дверь, и комната наполнилась солнечным светом. — Пошли.

— Вы напугали меня до смерти, — сказал Фуско, вставая и слабо улыбаясь. — Я уже ждал, когда вы скажете, что нужно убить и ребенка.

— Никак не предполагал, что вы додумаетесь до этого, — ответил Паркер.

— Элен, — сказал Фуско, — это Паркер. Паркер, это моя бывшая жена.

— Как вы? — спросила Элен Фуско.

— Хорошо, — ответил Паркер.

Элен Фуско оказалась совсем не такой, какой ее представлял себе Паркер. Маленького роста, худощавая, юная, ее можно было бы назвать красивой, если бы не глубокие вертикальные морщины на лбу и манера смотреть на окружающее так, как если бы оно не заслуживало ничего, кроме высокомерного презрения. Она словно шла по жизни в постоянной оборонительной стойке или уперев руки в боки.

И дом ее носил на себе отпечаток воинственности. Хотя он был ветхим, внутри все сверкало чистотой и порядком; ни пошлых безделушек, ни легкомысленных картинок. Мебель, от продавленной софы до старомодного телевизора на передвижном столике, была стандартной, однако книжных полок было, пожалуй, несколько больше, чем обычно бывает в гостиных, да и книги на них стояли серьезные: Сартр и де Бовуар, братья Джеймс, Уве Джонсон, Эдмунд Уилсон.

Одета она была с нарочитой простотой — черные слаксы, серый, с короткими рукавами пуловер, коричневые мокасины на босу ногу. Черные волосы, длинные и прямые, были перехвачены сзади у шеи резинкой. Ни макияжа, ни маникюра. По-видимому, имидж, который она создавала себе, занимал промежуточное место между имиджем богемной девицы с Гринвич-Виллидж и имиджем фермерской жены из штата Небраска.

Фуско спросил у нее:

— Стен уже здесь?

— Он в ванной.

Паркер посмотрел на часы. Десять сорок.

— Хотите кофе? — спросила Элен.

— Не откажусь, — ответил Фуско. — А вы, Паркер? — Заметно было, что он несколько возбужден и нервничает, не зная, как себя вести — то ли хозяином, то ли гостем. Ведь он был когда-то женат на этой женщине, он привел Паркера в этот дом, однако в ванной теперь другой мужчина.

— Черный, — сказал Паркер, обращаясь к Элен.

— Устраивайтесь, — ответила она, проходя через арочный дверной проем в тесную кухоньку, стены которой были выкрашены в желтоватый цвет. Из гостиной они могли наблюдать, как она готовила кофе.

Паркер сел на стул у двери. Оглянувшись, Фуско сказал:

— Наверное, Пема гуляет во дворе. Моя дочка.

Он вскинул глаза на Паркера, словно хотел прибавить что-то еще, но, видно, сообразил, что сейчас не время и не место, да и Паркер не тот человек, которого можно пригласить выйти во двор посмотреть на свою трехлетнюю дочь; вместо этого он резко повернулся и сел на середину софы. Так они и сидели молча. Фуско — ерзая и бросая беспокойные взгляды по сторонам, Паркер — неподвижно глядя перед собой.

Элен с кофе вошла в гостиную одновременно с Деверсом, который вышел из другой двери; на нем были домашнего вида брюки и тенниска, он был босиком и выглядел сонным. Увидев кофе, спросил:

— Один для меня?

— Сделаешь себе сам, — ответила Элен.

Он покраснел и застыл с обиженной улыбкой на лице, не найдя, что сказать. Элен поставила одну чашку кофе перед Паркером, другую — перед Фуско. И сразу же вышла из гостиной в дверь, из которой появился Деверс.

Деверс, с той же обиженно-глуповатой улыбкой, сказал, обращаясь к Паркеру:

— Домашние игры. Вот так мы развлекаемся.

Паркер молча посмотрел на него, и Деверс, не дождавшись ответа, пожал плечами, погасил улыбку и сел на софу рядом с Фуско. Взяв его чашку, он сделал несколько глотков и скривился:

— Я люблю с сахаром, — сказал он, поставил чашку на столик и взглянул на Паркера: — Вы хотите посмотреть базу сегодня, верно?

—Да.

— Сейчас поедем. Не возражаете, если я сначала позавтракаю?

Паркер пожал плечами.

— Я не тороплюсь. Мне еще нужно кое-что у вас выяснить.

— Что?

— Как давно вы здесь работаете?

— Одиннадцать месяцев.

— И все время в финансовом отделе?

—Да.

— Вы РА или ЮС? Деверс сдвинул брови.

— Что это?

— Может быть, сейчас что-то изменилось, — объяснил Паркер. — Раньше буквы РА в личном номере означали, что вы добровольно поступили на военную службу, а ЮС — что вы призваны.

— А... Но это в сухопутных войсках. В ВВС нет призывников.

— Значит, вы сами завербовались? — Фуско отказывался в это верить. Деверс улыбнулся.

— Но я же служу не там, где могут застрелить, не правда ли?

— На какой срок вы заключили контракт?

— На четыре года.

— Сколько вам осталось служить?

— Семь месяцев. До этой базы я год служил на Алеутских островах.

— Вы хотите остаться здесь до конца контракта?

— Я считаю, что так будет лучше. Если бросить работу, это покажется странным. Возникнут подозрения.

Паркер кивнул. Верно, он просто хотел убедиться, что Деверс это понимает.

— Но подозрения, — продолжил Паркер, — могут возникнуть и сейчас. Вам же осталось всего семь месяцев.

— В нашем отделе работают два человека, которым осталось еще меньше. Одному три недели, другому — два месяца.

— Поэтому полиция сначала обратит внимание на них, а уже потом на вас.

— Думаю, что так.

— Но в конце концов они возьмутся и за вас.

Деверс кивнул:

— Я понимаю.

— Как вам удалось украсть деньги?

— Какие деньги?

— На которые вы купили «понтиак».

Деверс улыбнулся.

— Я накопил их за время службы на Алеутских островах.

— И сможете подтвердить это банковскими документами?

— Это необходимо?

— Да.

— Но я не хранил деньги в банке.

— Где же вы их хранили?

Деверс тщетно боролся с раздражением, улыбка постепенно сходила с его лица.

— К чему этот разговор? Мы же собирались говорить об ограблении, а не о моих расходах.

— Полиция, — сказал Паркер, — будет трясти в вашем отделе всех подряд. Они подумают: «У молодого человека денежные счета в Нью-Йорке, он носит дорогие костюмы, ездит на дорогой машине. И все это на жалованье, получаемое в ВВС?» Они будут проверять каждый ваш шаг.

Деверс, нахмурившись, прикусил костяшки пальцев и задумался. Наконец, скорее вопрошая, нежели утверждая, сказал:

— Но мог же я держать их у моей бабушки?

— Бабушки? Почему бабушки?

— Я всегда с ней хорошо ладил, — сказал Деверс. — Мои родители разошлись, матери я не доверил бы даже школьного приза. И поэтому отдал деньги на хранение бабушке, а когда вернулся в ВЗ, взял их у нее.

— Вернулись куда? — спросил Фуско. — В Штаты, — объяснил Деверс. — ВЗ — внутренняя зона страны.

— С ума сойти, — сказал Фуско.

— Ваша бабушка не станет этого отрицать?

Деверс улыбнулся.

— Гарантирую. Она умерла в апреле.

— А если полиция свяжется с вашей матерью? — спросил Паркер.

— Мать будет говорить иное, просто чтобы мне насолить.

— Вот как?

Деверс растерянно молчал.

— Черт возьми, с кем я говорю? С Паркером или полицией?

— Так ли уж это важно?

— Вы правы. Но я сказал вам правду.

— У вас с собой чековая книжка?

— Конечно.

— Разрешите взглянуть.

— О, — сказал Деверс, — понимаю, о чем вы думаете.

— Так о чем?

— О моих депозитах. Допустим, я положил на прошлой неделе сто тридцать тысяч, вопрос — откуда они взялись?

— Откуда же они взялись?

— Минутку, я подумаю, — сказал Деверс.

Паркер подождал немного и, видя, что Деверс все еще напряженно думает, сказал: