— Увидишь, — бросила Моника, не оборачиваясь.

Никто не говорил ни слова. Водитель включил радио, и машину наполнили звуки испанской музыки вперемежку с рекламой. Малко чувствовал: он вышел на сендеровцев. Об этом говорило множество мелких деталей: настороженный вид его соседей, размеренные движения водителя, быстрые взгляды, которые тот бросал на него в зеркальце заднего вида...

Минут через двадцать они свернули на тихую, обсаженную деревьями улицу. Водитель съехал на обочину, затормозил напротив пустыря и выключил мотор. Малко хотел было выйти, но один из соседей удержал его за руку.

— Подождем здесь, — сказала Моника, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

Прошло около часа. Малко ничего не понимал. Вдруг водитель вздрогнул и что-то сказал на кечуа. Малко увидел, как открылась калитка одной из вилл и вышел мужчина в полотняных брюках и легкой рубашке. Он пока стоял к ним спиной, запирая замок. Моника резко повернулась к Малко:

— Посмотри на этого человека. Вон, у белой машины.

Действительно, метрах в тридцати от них стояла белая «мазда». Мужчина обернулся, направляясь к машине. На лице его выделялись пышные черные усы. Малко узнал лейтенанта-палача из «Диркоте» Франциско Карраса!

Один из мужчин наклонился и что-то достал из-под сиденья. Выпрямившись, он протянул Малко короткий пистолет-пулемет «Стар». Второй перуанец выхватил из-под футболки автоматический кольт 45 калибра и направил дуло на Малко. Глаза Моники Перес сверкнули недобрым огнем.

— Ты его узнал! Убей его!

Как во сне Малко смотрел на лейтенанта «Диркоте». Тот уже приближался к машине. Пистолет-пулемет казался невероятно тяжелым. Двое перуанцев не сводили глаз с Малко. Что мог означать этот ультиматум?

Перегнувшись к нему через спинку переднего сиденья, Моника крикнула с искаженным злобой лицом:

— Ну же! Убей его, скотину!

Усатый лейтенант рылся в кармане — видимо, искал ключи от машины. Он был совершенно спокоен. Мозг Малко заработал с бешеной скоростью. Его так и подмывало нажать на спусковой крючок, чтобы этот человек заплатил за все свои преступления. Но стать хладнокровным убийцей? Он просто не мог выстрелить в безоружного, будь тот хоть трижды чудовищем.

Молодой перуанец рядом с ним процедил сквозь зубы что-то угрожающее.

— Скорей! — нетерпеливо бросила Моника.

— Почему именно я? — спросил Малко, пытаясь выиграть время.

У Моники Перес вырвалось что-то похожее на рыдание, и их взгляды встретились. То, что он прочел в ее глазах, положило конец его колебаниям.

Он больше не думал об успехе или провале своего задания. Он видел камеру пыток и Монику Перес, распятую на металлических козлах. Малко никогда не был убийцей, но он понял, что есть люди, не имеющие права жить. Чего от него хотели, зачем потребовали, чтобы он совершил это убийство, — все это отошло на второй план.

Но ситуация была безвыходной. Если он убьет лейтенанта, его дальнейшее пребывание в Лиме и выполнение задания станет невозможным — власти ему не простят. Если же он этого не сделает, то окончательно скомпрометирует себя в глазах тех, к кому он должен войти в доверие...

Он плечом толкнул дверцу. В этот момент взгляд лейтенанта упал на их машину. Рука с ключом застыла в воздухе. Перуанец среагировал мгновенно — он круто повернулся и бросился бежать к вилле.

Малко уже выскочил из машины, держа оружие у бедра. Загрохотала очередь. Пули изрешетили калитку, но лейтенант уже скрылся в саду.

— Уходим! Уходим! — закричала Моника.

Малко бросился в машину, и «додж» рванулся вперед. Заворачивая за угол, они успели увидеть, как из калитки выбежал лейтенант со штурмовой винтовкой в руках.

Водитель в черных очках гнал, как бешеный. «Додж» мчался по проспекту к Виа Экспрессо, проскакивая на красный свет, лавируя между автобусами и тяжелыми грузовиками. Не лучший способ остаться незамеченными... В машине царило гробовое молчание, нарушаемое лишь глухими звуками на переднем сиденье — сдавленными рыданиями Моники Перес. Она плакала, закрыв лицо руками, плечи ее конвульсивно вздрагивали.

У Виа Экспрессо водитель наконец замедлил ход, и их перестало швырять из стороны в сторону.

Малко не выдержал. Он наклонился к Монике и спросил:

— Почему ты хотела, чтобы я убил его?

Молодая женщина обернулась. Глаза ее были полны слез.

— Замолчи? — выкрикнула она истерически. — Замолчи! Ты лгал мне с самого начала. Подонок! Если бы ты не спас мне жизнь, я бы и пальцем не шевельнула, чтобы помешать им тебя убить!

— О чем ты?

Черные глаза Моники сверкали, в них была ненависть и боль.

— Товарищи видели тебя с Лаурой. Она была стукачкой. Ты говорил с ней. Ты тоже с ними, вот почему тебя освободили.

— Я просто расспрашивал ее для моей работы. Ты же сама видела, как со мной обращались в «Диркоте», — напомнил Малко.

— Для твоей работы! Для твоей работы шпика! — закричала она еще пронзительнее. — Потому что ты шпик, шпик из ЦРУ! Грязный гринго!

— Нет, — покачал головой Малко, — я не шпик. Иначе арестовали бы только тебя, а не меня. Ты прекрасно знаешь, что они хотели меня убить.

Ничего не ответив, она снова разрыдалась. Остальные не произнесли ни слова. Против последнего аргумента Монике нечего было возразить. «Додж» резко затормозил — они вернулись туда, откуда приехали. Трое мужчин быстро вышли из машины. Малко и Моника остались вдвоем.

— Не трудись посылать сюда своих друзей из «Диркоте», — с горечью бросила она. — Они ничего не найдут.

— Не говори глупостей! — взорвался Малко. — Я не стукач и не доносчик.

Она открыла было рот, но тут же закрыла его, бессильно махнув рукой. Глаза ее были полны слез.

В такие минуты Малко предпочел бы не быть тем, кем он, увы, был. Почему все так сложно?

— Ну почему, почему ты не убил его сразу? — прошептала молодая женщина. — Я была бы так счастлива доказать товарищам, что они ошибались. А ты медлил, и они поняли, с кем ты. И вообще меня арестовали из-за тебя...

Малко снова покачал головой.

— Это совпадение. Я не предавал тебя. Полковник «Диркоте» сказал мне, что твой телефон прослушивается. К тому же они следили за старым аптекарем. За тем самым, которого вы шантажировали. Вы сломали ему жизнь.

— Может быть, но все равно ты негодяй. Ты хотел использовать меня. Товарищи посоветовали мне убить тебя, когда ты будешь спать.

— Вместо этого ты попросила меня заняться с тобой любовью, — усмехнулся Малко.

— Замолчи, — нахмурилась Моника. — Я не хотела верить, что ты предатель. Я же видела, как ты подставлял себя под удар, пытаясь меня защитить. Я уверяла их, что они ошибаются... Это мне пришло в голову заставить тебя пристрелить скотину Карраса. Таким образом мы убили бы двух зайцев.

— Я знаю, что ты мне не поверишь, — вздохнул Малко, — но мои колебания не имеют никакого отношения к «Диркоте». Дело совсем в другом. Я не убийца.

Моника опустила голову.

— Ладно. Теперь это уже не имеет значения. Мы квиты. Ты спас мою жизнь, я спасла твою. И я не хочу знать, кто ты на самом деле.

— Почему они тебя послушались?

Лицо ее стало непроницаемым.

— Тебя это не касается.

— Что ты собираешься делать?

— Неважно. Не пытайся больше увидеться со мной. В следующий раз я тебя не пожалею. Наши пути расходятся здесь.

— Жаль, — сказал Малко.

— Такова жизнь.

Слезы у Моники Перес уже высохли. Он снова вспомнил распростертые на металлических козлах тела и, не удержавшись, тихо попросил:

— Береги себя, Моника.

Она вгляделась в его золотистые глаза и увидела в них что-то такое, от чего у нее снова брызнули слезы.

— Кто же ты, в конце концов? — спросила она.

— Самурай, — неопределенно улыбнулся Малко. — В ваших краях эта порода редко встречается.

— Прощай, — выдохнула Моника.

Он молча смотрел ей вслед. Она обернулась и крикнула: