– Все стоят на линии старта! Первым делом отрабатываются приемы безопасного падения. Во-первых, падаем всегда вперед. Сначала падаем на колени, потому что наколенники гасят силу удара. В случае, если падаешь назад, попытайся перевернуться.

А теперь… роллеры, внимание! Вперед шагом конькобежца – марш!

И прямо на дельталет вынеслась из темноты радостная толпа, грохочущая по асфальту роликами, орущая от избытка сил. Роллеры неудержимо мчались вперед, и пока никому из них не приходилось применять на практике приемы падения, которым пытался обучить их тренер.

– Ух-ха-ха! – заорал Зозуля. – Ты только погляди, Кирюша!

Он запрокинул голову – да так и остолбенел от изумления. Сиденье пассажира было пустым. На нем громоздилась куртка, увенчанная сверху шлемом… а Кира исчезла, словно жизнерадостная стая, пролетая мимо, подхватила ее, унесла на крыльях, как некогда гуси-лебеди унесли братца Иванушку… но Зозуля не был сестрицей Аленушкой, а потому найти Киру у него не было никаких шансов.

Проломившись сквозь газон и чащобу азалий, Кира выскочила в сквер рядом с железнодорожными кассами. Конечно, они были сейчас закрыты, но что проку, даже если откроются? Тяжело вздохнула: это благо цивилизации, увы, ей не только недоступно, но даже запретно.

Часы показывали два ночи. До того времени, когда на базаре начнут кучковаться менялы, как минимум шесть-семь часов.

Их надо где-то провести.

Поспать бы… Но не ляжешь ведь на лавочке в сквере. А не дай бог нанесет ветром какого ни есть ревнивого блюстителя порядка? У Киры ведь ни документов, ни денег, чтобы убедительно отовраться. Шляться туда-сюда – тоже плохо: по набережной мелькают патрульные машины, да и много, говорят, развелось лихого народу в Феодосии. Конечно, у нее есть оружие… Нет, уж лучше отсидеться где-нибудь в закутке, в тишине, от греха подальше. Вот если бы найти ночью, кому продать часы… Есть же здесь какие-нибудь ночные, извините за выражение, клубы. Конечно! И Кира даже знает, где находится один из них. Чуть ли не рядом с музеем Грина, за углом, в полуподвале. Сама она там, конечно, не была: что забыла в эротическом казино?! – а вот Алка…

Кира ускорила шаги. Подошвы босоножек звонко щелкали в ночной тишине. Она и не подозревала, что поднимает такой шум! А ведь ей сейчас надо красться, подобно индейцу на берегах Ориноко, преследуемому коварными белыми! Разуться, что ли, от греха? И вдруг что-то вкрадчиво заурчало за спиной.

У Киры подогнулись ноги. Так… патруль! Нарвалась!

Но это была не милицейская машина, а «Москвич» какого-то неопределенного цвета. Из окошка высунулась светловолосая голова:

– Эй, барышня! Зачем пешком ходить, ноги бить? Желаешь, организуем экскурсию по ночной Феодосии? Генуэзские развалины, порт, центр, к музею Грина отвезу, потом – к музею Айвазовского. Даром – всего сто баксов… Дивно время проведешь!

Кира смотрела на него, не находя слов. Таких наглецов она давно не видела. Все описанные им достопримечательности можно обойти пешком за четверть часа. А рядом с музеем Грина она вообще стоит: вон вывеска. Музей Айвазовского – в десяти шагах, Кира только что его миновала. Сто баксов, главное!

– Чего молчишь? – забеспокоился наглый феодосиец. – Дорого? Ну ладно, для тебя – семьдесят пять. Идет?

Он что, издевается?! От злости Кира просто-таки обессилела. Надо отшить этого морального палача, да так, чтобы юлой завертелся!..

Однако, сколько ни искала Кира подходящих к случаю сильных выражений, ступор овладел ее мыслями. Все, на что она была способна, это рявкнуть:

– No comprendo! Afuera![3] – и самой пойти дальше.

Это был испытанный, заслуженный приемчик отшивать наглецов. Девяносто девять из ста замирали и растерянно спрашивали: чего?! – предоставляя Кире возможность отделаться от них. Однако сейчас ей повезло налететь на сотого.

– Es una lastima![4] – спокойно ответствовал «наглец» – и дал газ.

Кире потребовалось некоторое время, чтобы понять: он все-таки отправился Afuera. А прямо перед ней… прямо перед ней то вспыхивает, то гаснет красная надпись: «ЗАО «Эротический театр «Мадонна».

Кира опасливо возвела к небу глаза, но тут же сообразила, которая из двух Мадонн имелась в виду владельцами данного ЗАО, и от сердца слегка отлегло.

Итак, она у цели. Но ведь за вход надо платить, а чем? Может быть, попросить того кряжистого парня, который курит у входа, провести ее? Но, сколько она слышала, билет в такие злачные места довольно дорого стоит, зачем бы ему тратиться? Не потребует ли, чтобы охочая до развлечений незнакомка рассчиталась с ним все той же валютой, которой рассчитывалась с Зозулей? Ну уж нет, извините: поиздержалась, как тот Хлестаков, в дороге! Очевидно, придется-таки ждать открытия базара.

Она уже совсем собралась несолоно хлебавши отчалить, как вдруг стоявший на крыльце парень отбросил сигарету и неуверенным голосом сказал:

– Эй, Дездемона! Что стоишь, как неродная? Ты, в натуре, молилась сегодня на ночь или нет?

Этот вариант перевода, разумеется, не принадлежал ни к одному из известных Кире. И все-таки ответила она совершенно автоматически, просто потому, что реплика: «Have you pray'd to night, Desdemona?» – требует реплики, – в строгом соответствии с оригиналом:

– Ay, my lord… If you say so, I hope you will not kill me.[5]

– Чего? – растерялся парень. – Нет, ты знаешь, я по-украински ни бельмеса, ты уж лучше по-человечески говори.

– Speak English! – глумливо добавила Кира, и парень обрадовался:

– Ах, инглиш? Ну, по инглишу у нас Дениска спикает. Пошли, поболтаете по-свойски! – И, уверенный, что язык жестов окажется более понятен для Дездемоны, взял ее за руку – и потянул за собой, в полутемные недра ЗАО, мимо красочного объявления: «Господа! Убедительно просим не ломать дверь: помещение заказано, посторонним вход воспрещен. Завтра казино будет работать в обычном режиме».

Кира шла, как во сне, размышляя о пользе классического образования. Впрочем, еще неизвестно, какую пользу принесет ей посещение сего местечка. Не лучше ли дать деру, пока не поздно? «Ничего. У меня есть оружие!» – вспомнила она, и, как ни странно, эта мысль немного успокоила.

Кира огляделась – испуганное мельтешенье постепенно улеглось, и она смогла кое-как примениться к местности.

Вот странно! Ожидала бог весть чего, а тут вполне благопристойно. В смысле никаких неприличных картинок на стенах, а между убогими пластиковыми столиками не шныряют голые девицы. Или сейчас антракт? Вообще обстановка сильно напоминала заштатную пивнушку. Единственное, что напоминало об эротике, была сцена, небрежно завешенная красным занавесом. На нем была нарисована голая (ну наконец-то!) девица, раскинувшаяся в прельстительной позе. Замысел создателей занавеса был в принципе понятен: когда он оказывался аккуратно задернут, девица являла собой одно симпатичное и даже волнующее целое. Однако сейчас, при наполовину раздернутом занавесе, девица напоминала ассистентку того самого факира, который был пьян… со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Пространство на сцене, видное между половинками несчастной девицы, пустовало. Да и зал не ломился от посетителей, только за двумя сдвинутыми столиками прилично и даже уныло гуляла компания человек в шесть. Они-то, очевидно, и сняли казино на ночь.

– Ставьте флакон, ребята! – оглушительно заорал Кирин сопровождающий. – Я выиграл.

– Да брось, – лениво отмахнулись ребята. – Сговорился небось…

– Спросите у швейцара, если не верите, – обиделся тот. – Все было чин чинарем, как спорили. Мол, если кто откликнется на это идиотское имя, бутылек мой. Вот я ей: ну, как дела, Дездемона, ты ваще молилась – нет? А она: «Однозначно» – говорит.