Нет, растерялся имперец едва заметно — все-таки профессионал есть профессионал. Но хватило и этого: скорость атаки чуточку замедлилась, немножко ослабли защитные рефлексы. Благодаря чему Глеб успел пригнуться — клинок противника просвистел у него над головой вместо того чтобы эту самую голову срубить.

Почти одновременно собственный меч Глеба, избавленный от необходимости отбивать атаку… полоснул по ногам имперца. Да, попятиться тот успел. И потому вместо серьезной раны или даже потери конечности отделался глубокой, но царапиной.

Но даже царапина эта сыграла на стороне Глеба. Движения его противника еще больше замедлились. Вдобавок, будучи источником хоть и не слишком сильной, но боли, царапина отвлекала на себя внимание. Мешала сосредоточиться на битве. И это почти сразу принесло плоды.

Очередной выпад имперца Глеб отбил без труда. Да вдобавок успел податься в сторону и нанести удар сбоку. Пришелся оный по левой руке вояки — в отсутствие щита в битве оказавшейся не задействованной.

Хуже (для имперца) было то, что чисто инстинктивно и по привычке он выставил эту руку навстречу клинку. Так, как будто держал ею щит. Но коль щита все-таки не было, уже мгновение спустя за этим нелепым жестом последовал возглас боли: клинок Глеба почти отсек незадачливому вояке кисть.

Конечно, конвоир давно не был ребенком, от боли способным расплакаться и убежать. Он был готов драться до конца. Но готовность эта была, скорее, моральной. Потому что проку от нее уже не было: нападать имперец более был не в силах. Все, что смог — встретить клинком новую атаку Глеба. А вот следующий выпад арестанта-бунтовщика отбить уже не сумел.

Меч Глеба угодил имперцу аккурат в лицо… точнее даже в один из глаз. После чего, понятное дело, конвоир не мог не то что продолжать сражаться, но и даже дышать.

Рывком вынимая меч из головы уже умерщвленного противника, Глеб огляделся. Увиденное его можно сказать порадовало: битва закончилась и для остальных ее участников. Почти закончилась.

Из пары десятков варваров в живых осталось не больше десятка… но и этого хватило, чтобы скопом разделаться с одним из оставшихся имперцев. Тот уже валялся на земле: не иначе, варвары последовали примеру Глеба и смогли для начала стащить всадника с лошади.

Его товарищ еще бился с варварским вожаком, успевшим к тому времени вернуться в седло. И надо заметить, противником всадник на черном коне оказался опасным — по крайней мере, один на один. Имперец отбивал его атаки с все большим трудом, об ответных ударах уж даже не помышляя.

Вмешиваться в этот поединок варвары не пытались — не принято у них, как видно, было. Но они громкими возгласами и хлопками словно подбадривали своего предводителя.

Глебу при этом еще вспомнилось поведение зрителей во время схваток на арене. Видимо даже у таких непримиримых врагов как варвары и Империя Света было хотя бы что-то общее.

Вот под ударом топора всадника-варвара имперец не сумел удержать в руке меч. Клинок блеснул, падая на землю… и не успел он ее коснуться, как следом полетела уже и срубленная голова последнего из конвоиров.

Варвар на черном коне торжествующе взревел, потрясая топором над головой. А соратники его дружно обернулись теперь уже в сторону Глеба. Дружно? Ни малейшего дружелюбия в их взглядах и выражениях небритых лиц взбунтовавшийся арестант не заметил.

— Ты! — рявкнул вожак варваров, взмахом простирая в направлении Глеба топор, как гаишник свою полосатую палку, — бросай меч, пока я добрый. Он тебе не принадлежит!

Говорил он на том же языке, что и подданные Империи Света. Правда, с едва уловимым акцентом.

— Бросай, — присоединился к требованию предводителя один из варваров, — не то отправишься… вслед за ними.

Уточнять, за кем, он счел излишним.

— Ни хрена себе! — воскликнул Глеб, немало обескураженный таким проявлением благодарности, — я вообще-то бился… на вашей стороне.

— Я помню, — процедил всадник на черном коне, — и именно поэтому ты еще жив. Ты, имперская козявка… оказавшаяся на моем пути с оружием в руках.

Изначально это сооружение возводилось как замок для местного владетеля. Каковых затем, наверное, успело смениться немало. Когда же до этих земель добралась-таки Империя Света, замок был превращен в крепость для ее доблестных ратей. В этом-то качестве она и встретила уже нашествие варваров.

Взяли крепость варвары без долгой осады, без таранов, катапульт и лестниц. И почти без усилий. Вернее, основное бремя взятия имперской твердыни взяли на себя три человека. Варварами, кстати, не являющиеся.

Первым из этих троих был Илья Криницкий. Чужак, бывший пленник, бывший невольник, чье имя теперь уже не имело значения. Именовали его, что среди варваров, что промеж их противников не иначе как Разрушителем Магии. Причем заслуженно.

Наверняка о Разрушителе успели прослышать и в этой крепости. А значит, могли бы сделать разумный вывод: что проку от волшбы теперь не больше, чем от бумажного зонтика под тропическим ливнем. Однако военные есть военные — привычный образ действий для них успевает превратиться в свод непреложных правил. Отступать от которых значило рушить саму основу воинской дисциплины.

Так и здесь: в гарнизоне крепости предпочли впустую тратить силы служивых «чароплетов» и не отказались от выставления магической защиты, предусмотренной уставом. О том же, что оную защиту способен вывести из игры единственный брошенный камень — рукой легендарного Разрушителя брошенный — командиры и начальники гарнизона, если и понимали, то все равно не придали тому значения.

Сказалась ли здесь инерция поведения, гордо именуемая дисциплиной… а, может, не обошлось без извечного «авось», уповать на которое на самом деле склонны разные люди, независимо от национальных корней. И, как видно, в любом мире. Но факт оставался фактом: магическая защита над крепостью была поставлена — и растаяла как дым, стоило Илье-Разрушителю бросить камень в направлении мерцающей в ночной темноте дымки.

Дежурный маг, коему в эту ночь выпало поддерживать защиту, конечно же, заметил, что его волшба больше не действует. И уже собирался тревогу поднять по этому поводу — неладное почуяв. Успел даже выйти во двор крепости… но там его достал второй человек, участвовавший в захвате.

Человека звали Верем, а замечателен он был своими умениями вора, взломщика и просто ловкого парня, умеющего прятаться и которого очень трудно найти. Хотя разок в тюрьму Верему все же довелось угодить — причем в родных Темных Землях. Видно, сей шустрый и беспринципный малый оказался слишком «хорош» даже для этой, далеко не идиллической, части мира.

Но на этот раз от Верема не потребовалось ничего красть. Миссия же его той ночью… вернее, первая часть миссии заключалась в том, чтобы перерезать дежурному магу горло. Лишенный возможности прибегать к своим чарам, волшебник в бойцы не годился. С ним бы и деревенский увалень сладил, не то, что преступник, выросший в Темных Землях.

Преодолеть крепостную стену и попасть во двор Верему помог третий из участников штурма. Колдунья (и по совместительству его возлюбленная) Вуламара. Точнее, одно из ее заклинаний.

Вора словно подняло в воздух сильным ветром… или невидимой рукой. А затем эта невидимая рука бережно так опустила Верема на крепостную стену. С нее он спустился уже по лестнице. И, бесшумно скользя через темноту ночного двора, добрался до искомого дежурного мага.

Найти оного, кстати, большого труда не составило. Чему немало поспособствовала опять-таки Вуламара, почти сразу после уничтожения магической защиты пославшая в крепость Наблюдателя. Летающее существо с единственным, зато весьма зорким глазом. Этим-то глазом колдунья смогла различить среди построек крепостного двора одинокую бегущую фигурку. Кроме как дежурному магу бегать было по крепости посреди ночи некому — именно бегать, а не стоять на посту или делать обход. Да и облачен бегун был не в доспехи, а в мантию. А мантию носить, не обременяя себя воинской амуницией, только магам в имперском войске и дозволялось.