Я остался ждать. Один ушел с Валей, двое остались, молча глядя на меня…

У меня в кармане на боевом взводе со снятым предохранителем лежал «вальтер» со спецпатронами (с ядом. – Б. С.), в кобуре еще один пистолет. В коридорчике перед кабинетом меня встретила черная ищейка, за мной шел один из приближенных. Войдя в кабинет, я увидел Коха, и перед ним двое, которые сели между мной и Кохом, третий стоял за моей спиной, за креслом – черная собака. Беседа продолжалась около тридцати – сорока минут. Все время охранники как зачарованные смотрели на мои руки. Кох руки мне не подал, приветствовал издали поднятием руки, расстояние было метров пять. Между мной и Кохом сидели двое, и за моим креслом сидел еще один. Никакой поэтому возможности не было опустить руку в карман. Я был в летнем мундире, и гранаты со мной не было.

Кох очень придирчиво ругал меня зато, что я решился просить за девушку не немецкой крови. Кох сказал: «Как вы можете ручаться за нее, у нас было много случаев, доказывающих, что нельзя ни за кого ручаться сегодня (насчет наличия «арийской крови». – Б. С.)". Кох спросил меня, где я служил, в каких боях участвовал, в каком полку, давно ли я знаю девушку, откуда она, почему я о ней не навел предварительно справки в гестапо, где мои родные, в каких городах бывал, где и у кого работает мой отец, где мать, специальность, религия. Кох заявил мне, что если за каждую девушку, у которой убит отец, придут просить, то нам некого будет посылать в Германию…

В заключение он спросил меня, как и почему украинцы режут поляков, по моему мнению, кто хуже, поляки или русские, как уничтожить сопротивление поляков и русских одновременно, какого мнения наши офицеры и солдаты о подготовке наступления на Востоке.

Наконец, после подробного расспроса о боях на Востоке Кох взял карандаш и написал на заявлении Вали: «С получением работы в Ровно согласен. Кох». Заявление Вали он передал мне и предупредил об ответственности в случае, если Валя окажется шпионкой. (Вот смех: обращаться с таким предупреждением к настоящему – да еще какому – шпиону. – Б. С.) Снова приветствия, и я удалился, окруженный охранниками. В ожидании записали мое имя и адрес полевой почты, выпускали меня через другие двери, поздравляли много, даже один генерал пожал руку (этому «генералу», а в действительности полковнику, главному судье Украины Альфреду Функу, Кузнецов конечно же не за рукопожатие через пять с половиной месяцев отплатил пулей. – Б. С.), затем мы обошли дворец, поблагодарили адъютанта за услуги, последний подарил мне и Шмидту по две пачки папирос. Мы вышли, сдали пропуска и уехали в город».

Видите разницу?! Одно дело: «… именно на вашем курском участке фюрер готовит сюрприз большевикам». И совсем другое:"… какого мнения наши офицеры и солдаты о подготовке наступления на Востоке? «В первом случае Кох проявляет недопустимую беспечность, шутя проговорившись перед первым встречным офицером о плане секретной операции «Цитадель». Во втором – отделался ничего не значащей фразой о подготовке вермахтом наступления – не отступления же – на Восточном фронте. Может, гаулейтер вот так хотел подбодрить молодого лейтенанта-фронтовика, ровным счетом ничего не зная о военных планах «на Востоке». Мол, ничего, после Сталинграда мы им отплатим. Да и откуда ему было знать? Кроме Гитлера о «Цитадели» были осведомлены только несколько высокопоставленных генералов и фельдмаршалов, но – никак не гаулейтеры.

Кстати, по легенде часть Зиберта располагалась под Ленинградом, а совсем не возле Курска. Даже если допустить, что интенсивные перевозки через Украину в последние недели навели Коха на мысль о предстоящем наступлении и, поразмыслив логически, он пришел к выводу, что оно состоится на южном крыле Восточного фронта, – эта информация никакой пользы советскому командованию принести не могла. Ведь как раз в то время в группе армий «Юг» по приказу тезки Коха фельдмаршала Эриха фон Манштейна свозили макеты танков к реке Миус, чтобы создать у противника ложное впечатление: генеральное наступление их будет в Донбассе.

Отмечу также, что, судя по отчету Кузнецова, Кох действительно говорил Зиберту, что для немцев совсем неплохо, если поляки и украинцы стреляют друг в друга, но зловещих тирад об уничтожении всего коренного населения Украины не произносил. Ведь даже геноцид против евреев нацистская верхушка таила от своего народа: считалось, что несчастных переселяют далеко на Восток… Даже проверенному члену партии никогда не стал бы говорить гаулейтер о намерении истребить всех славян во вверенном ему рейхскомиссариате, а тут перед ним совершенно незнакомый человек, пусть «соотечественник» и армеец.

Легенда о ценных сведениях по предстоящему немецкому наступлению на Курской дуге, полученных якобы Кузнецовым при аудиенции у Коха, скрывает конфуз и горечь от неудавшегося покушения на рейхскомиссара. Даже граната не помогла бы Кузнецову: до нее надо было еще дотянуться и выдернуть чеку. К тому же он на собственном опыте убедился, что и тяжелая граната полной гарантии успеха не дает. Когда он вышел на заместителя Коха Пауля Даргеля – противотанковая граната с дополнительным стальным чехлом с насечками ударилась о бровку тротуара – разрыв ее произошел в противоположную от Даргеля сторону, и тот отделался легкой контузией.

Получилось так, что, находясь в пяти метрах от Коха и разговаривая с ним сорок минут, Кузнецов не имел ровно никакой возможности выстрелить. Охрана гаулейтера, рейхскомиссара была организована психологически точно и надежно.

Напомню, что еще в советской номенклатуре рейхскомиссару соответствовал первый секретарь обкома или, в лучшем случае, республиканской парторганизации. Немецкие спецслужбы на чиновника такого уровня просто не стали бы тратить время и силы. А Гитлера же и Сталина охраняли несоизмеримо более основательно. Правда, другого рейхскомиссара, белорусского, Вильгельма фон Кубе, партизанам удалось уничтожить, но только благодаря тому, что бомбу в кровать жертвы подложила горничная, бывшая любовницей Кубе и советским агентом. А единственное покушение на Гитлера, имевшее действительный шанс на успех, было осуществлено 20июля 1944годаопять же лицами из ближайшего окружения фюрера, обыкновенно присутствовавшими на его совещаниях. Шанса внедрить своих людей в «ближний круг» Гитлера и Сталина ни у советской, ни у немецкой разведки не было почти никакого. Оба диктатора не были падки до женщин. У Гитлера была одна постоянная любовница – Ева Браун. У Сталина после самоубийства Надежды Аллилуевой, кажется, не было даже любовницы.

Надо сказать, убийство Кубе принесло некоторую пользу советской стороне. Рейхскомиссар сотрудничал с белорусскими националистами, позволял им беспрепятственно вести культурную деятельность, издавать газеты и даже участвовать в местном самоуправлении. Репрессии, последовавшие за убийством Кубе, способствовали развитию партизанской войны. Правда, и при его преемнике отношение немецкой администрации к белорусским националистам не изменилось. Но Кох ведь, наоборот, всячески подавлял украинское национальное движение и тем самым, по сути, играл на руку Советам. Его ликвидация могла бы привести к либерализации оккупационной политики на Украине и тем самым только осложнить положение партизанских отрядов.

В книге Д. Н. Медведева немало и других вымыслов. Например, история с майором Мартином фон Гителем (иногда его фамилию произносят как «Геттель»), «угадавшем» в обер-лейтенанте Зиберте… агента Интеллидженс сервис и попытавшемся предложить англичанам свои услуги. Когда же он наконец понял, кто перед ним на самом деле, и схватился за пистолет, партизаны скрутили ему руки, допросили, а потом прикончили.

Дмитрий Николаевич так рассказывает об этих удивительных событиях:

«…Рабочий день в рейхскомиссариате окончился, и Валя (Довгер. – Б. С.) собиралась уже уходить, когда к ней подошел майор Гитель, которого она в последнее время все чаще и чаще заставала в рабочей комнате экспедиции.

– Не разрешитли фрейлейн ее проводить? – спросил Гитель, наклоняясь к самому ее плечу и дыша перегаром.