На суде, состоявшемся 24 августа 1950 года, Кулик признал свою вину в том, что критиковал сталинскую стратегию ведения войны: «…Когда я был в Германии по подготовке боевой операции, ко мне приехал Жуков, который после осмотра позиций пригласил к себе обедать. Во время обеда завязался разговор о методах ведения войны, и Тимошенко вновь начал разыгрывать меня, высказав при этом, что всех нас, стариков, отстранили от командования и в ход пошла молодежь. Что война сейчас идет не качеством, а количеством (будто Тимошенко, Кулик и Жуков воевали качеством! – Б. С.). Я с этим высказыванием Тимошенко соглашался, разделял его высказывания, принимал участие в критике обиженных лиц руководства Главного Командования».

Председательствовавший на процессе В. В. Ульрих зачитал Григорию Ивановичу показания Гордова: «В беседах с Рыбальченко и Куликом, которые были более близки ко мне, высказывал угрозу по адресу руководителей ВКП (б) и правительства. При этом я неоднократно называл руководителей ВКП (б) и правительства правящей кликой и кучкой тиранов и обвинял их в том, что они ради личного обогащения якобы разграбили страну и сделали ее нищей… Разделяя мои вражеские настроения, Рыбальченко и Кулик также злобно клеветали на правительство и, обвиняя его в неспособности руководить страной, договорились до того, что такое правительство необходимо свергнуть…»

И бывший маршал вынужден был признать: «Был случай, когда Гордов вышел из госпиталя и зашел вместе с Рыбальченко ко мне на квартиру, у нас возник разговор, и Гордов сказал: «Черт знает, довели страну до нищего состояния». Затем, когда был болен Сталин, Гордов высказался так, что существует какая-то правительственная кучка тиранов. При мне о Сталине и о свержении Советского правительства Гордов и Рыбальченко никогда не говорили, так как они знали, чтоя был близок к Сталину, и они боялись меня. Возможно, это они говорили вдвоем, без моего присутствия… Да, Гордов и Рыбальченко – антисоветские люди, с которыми я вел антисоветские разговоры, чего раньше не замечал и осознал это только в тюрьме».

В последнем слове Кулик просил о снисхождении: «Я был озлоблен против Советского правительства и партии, чего не мог пережить, как большевик, и это меня привело на скамью подсудимых. Я допускал антисоветские высказывания, в чем каюсь, но прошу меня понять, что я в душе не враг, что я случайно попал в это болото, которое меня затянуло, и я не мог выбраться из него. Я оказался политически близоруким и не сообщил своевременно о действиях Гордова и Рыбальченко».

Сталин Кулика не пощадил. 25 августа 1950 года его расстреляли. В тот же день судили Гордова и Рыбальченко. Они признали свою вину, но жизнь все равно не спасли. Василий Николаевич на закрытом заседании Военной Коллегии Верховного Суда согласился, что вел «нездоровые разговоры о коллективизации и во время одного такого разговора допустил выпад против Сталина», но уверял, что не является ни врагом, ни контрреволюционером и горячо любит свою Родину.

Германские заговорщики 20 июля в большинстве своем на суде пощады не просили, да и понимали неизбежность смертных приговоров. Они утверждали, что в устранении Гитлера видели единственный путь для спасения Германии. Советские генералы-псевдозаговорщики не стали на процессах отстаивать свои антисталинские взгляды. Здесь сыграли роль сразу несколько обстоятельств. Немецкие генералы и политики держали ответ за неудавшееся покушение на фюрера и реальный заговор с целью захвата власти. Гордова, Кулика и Рыбальченко судили за одни только разговоры. Они уже несколько лет провели в тюрьме и надеялись, что высшей меры наказания к ним применять не будут. Сказалась и разная ментальность германских аристократов, составлявших костяк заговора 20 июля, и советских выдвиженцев из рабоче-крестьянской среды. Штауффенберг, Бек и их соратники рассчитывали после убийства Гитлера ликвидировать нацистский режим и вернуться к демократии Веймарской республики. Кулик, Гордов и Рыбальченко дальше мыслей об улучшении советской власти и замены Сталина кем-либо более терпимым и менее жестоким не шли. Кулик, например, показал на суде: «… Мы обсуждали, если что-либо случится со Сталиным, то кто его может заменить? Я сказал, что может заменить его Молотов, но он тоже уже стар, а Гордов или Рыбальченко сказал, что его лучше может заменить Вознесенский».

Устранить же Сталина мнимые заговорщики имели еще меньше возможностей, чем агенты германских или японских спецслужб.

Были ли у Сталина планы покушения на Гитлера, а у Гитлера – планы устранения Сталина и других членов «Большой тройки»? Собиралась ли японская разведка с помощью бывшего комиссара госбезопасности Люшкова уничтожить советского лидера? Боюсь, что сегодня на все эти вопросы придется дать скорее отрицательный, чем положительный ответ.

Как же повлияли шпионские страсти военного времени на исход войны? Думаю, что почти никак. Порой немецкие агенты сообщали действительно ценные сведения стратегического значения, но вот использование их определялось общей стратегической концепцией и видением войны самим Гитлером и ближайшими к нему генералами. И главные решения по проведению основных военных операций принимались обыкновенно независимо от наличия тех или иных агентурных донесений.

Хотя после окончания войны прошло уже более полувека, подготовка спецслужбами покушений на Сталина и Гитлера, действия немецкой разведки в советском тылу и советской разведки на территории Рейха и на оккупированных территориях остаются одним из наиболее темных вопросов истории. Белых пятен, как смогли убедиться читатели, здесь гораздо больше, чем твердо установленных фактов, когда мы можем уверенно сказать: было так, а не иначе. Ведь нам приходится опираться главным образом на воспоминания бывших сотрудников спецслужб и на документы, публикуемые теми же спецслужбами. Здесь правда всегда причудливо переплетается с вымыслом, благодаря чему всегда остается несколько возможных версий одного и того же события, биографии того или иного знаменитого агента. Поэтому о разведке и несостоявшихся покушениях на великих мира сего, особенно когда временная дистанция с прошлым составляет лишь несколько десятилетий, чаще писали и будут писать повести и романы, а не исторические исследования. Моя же книга, для которой я старался не только брать твердо установленные факты, но и анализировать все существующие версии и гипотезы, завершена. В конце пути вопросов осталось не меньше, чем было вначале. Но иначе и не может быть до тех пор, пока не будут открыты для независимых исследователей архивы советских, германских и японских спецслужб эпохи Второй мировой войны. Наверное, этого придется ждать еще не одно десятилетие. Так что оставим окончательный ответ на все вопросы историкам XXI века.

Андреев Д. Л. Собрание сочинений в 3 т. (Т. 3 – в 2 кн.). М.: Московский рабочий; Присцельс; Урания, 1993—1997.

Беляев В. Генерал – почетный гражданин города. Заметка о генерал-майоре И. М. Шепетове» // Красная звезда, 1967, 22 июня.

Бережков В. М. Как я стал переводчиком Сталина. М.: ДЭМ, 1993.

Берия С. Л. Мой отец – Лаврентий Берия. М.: Современник, 1994.

Бобренев В. А., Рязанцев В. Б. Палачи и жертвы. М.: Воениздат, 1993.

Гелен Р. Служба/ Пер. с нем. М.: Терра, 1997.

Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь. Т. 1—2. М.: Воениздат, 1988.

Гладков Т. К. С места покушения скрылся… М.: Гея, 1998.

Глантц (Глэнц)Д. М. Операция «Марс» (ноябрь – декабрь 1942 г.) – Пер. с англ. // Вопросы истории, 1997. № 8.

Дайнес В. О. В. К. Блюхер: Страницы жизни. М.: Знание, 1990.

Дневник Мартина Бормана// Военные архивы России. Вып. 1.М., 1993.

Доброволец, Берлин, 1944, 23 июля.

Зенькович Н. А. Маршалы и генсеки. Смоленск: Русич, 1997.

Зенькович Н. А. Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина. М.: Олма-Пресс, 1998.

Катунцев В., Коц И. Инцидент: Подоплека хасанских событий // Родина, 1991, № 6-7.