Когда Гитлер отъезжал из театра, требовалась дополнительная охрана из состава местной полиции.
Более широкие охранные мероприятия предпринимались при официальных выступлениях. Места вокруг Гитлера и в известном охран ном секторе выдавались только лицам по специальным спискам. Патрули наблюдали за всеми помещениями театра, вплоть до артистических уборных».
Раттенхубер описал также охранные мероприятия во время ежегодных вагнеровских оперных фестивалей:
«Восьмидневные празднества в Байрейте требовали усиленной охраны. Контролю подвергались все гостиницы, рестораны и особенно сам зал, где происходил фестиваль. Все приглашенные зрители тщательно проверялись тайной полицией еще за несколько месяцев до празднеств.
Определенные места оставлялись за сотрудниками тайной полиции. Сектор перед ложей Гитлера был под контролем личной охраны, которая без разрешения Гитлера к ложе никого не допускала.
Гитлер во время этих празднеств обычно проживал в Байрейте у вдовы Вагнера – г-жи Винифрид Вагнер, в доме которой бывали концерты с участием лучших артистов. В прилегающих к Байрейту местностях и на дорогах периодически проводился контроль всех жителей и приезжающих».
Еще тяжелее было положение потенциальных террористов во время собраний и митингов. Раттенхубер свидетельствовал:
«Места собраний еще за 8 дней до начала уже были объектом охраны. Все помещения проверялись, огнетушители подлежали удалению (чтобы туда, не дай бог, бомбу не положили. – Б. С.). Тщательно обследовались потолочные перекрытия. Специальные полицейские собаки охраняли все подступы к знанию. Патрульная служба действовала круглые сутки.
За 2 – 3 дня до собрания я лично проверял состояние проведенных охранных мероприятий. Гестапо и областное руководство НСДАП информировало меня о принятых ими мерах.
За 24 часа до начала собрания все здание еще раз основательно просматривалось и заполнялось охраной. С этого времени доступ разрешался лишь по специальным пропускам…
Должен также отметить, что после покушения на Гитлера в Мюнхене 9 ноября 1939 года (тогда взрыв в пивной «Бюргербройкеллер», где проходило торжественное собрание по случаю годовщины нацистского «пивного путча» – 23 года, устроил террорист-одиночка столяр Георг Эльзер; Гитлер покинул зал за полчаса до взрыва. – Б. С.) охрана начала широко применять для подслушивания микрофоны, которые за несколько дней до прибытия Гитлера устанавливались между креслами в залах, где были намечены его выступления».
Не было никакого шанса убить Гитлера и во время пешеходной прогулки, так как, по словам Раттенхубера, с начала Второй мировой войны фюрер «пешком больше уже не ходил и гулял только в своем специально ого-роженном и обеспеченном надежной охраной парке в Берхтесгадене».
Поездки Гитлера, даже официальные, когда маршрут был известен заранее, также не оставляли террористам никакой надежды на успех. Вот что показал на допросе бывший шеф личной охраны фюрера:
«За несколько дней чиновниками криминальной полиции бралась под наблюдение вся трасса. Владельцам домов давалось указание ни в коем случае не допускать в дома неизвестных лиц. Все гаражи и автомастерские про-. сматривались с целью обнаружения там посторонних машин. Киоски и полые колонки для афиш брались под особое наблюдение.
Устройство громкоговорителей было разрешено лишь специальной команде штурмовиков. Вывешивание лозунгов, украшение и сооружение трибуны осуществлялись под наблюдением сотрудников областного руководства НСДАП. Для фоторепортеров и кинооператоров были отведены специальные места, за которыми велось тщательное наблюдение.
Если по пути нужно было проезжать парк, то в таком случае в нем всегда находились чиновники полиции с собаками.
В день митинга улицы охранялись военизированными соединениями НСДАП и полицией. Чтобы предотвратить бросанье цветов, их брали у публики и затем приносили к Гитлеру. Лиц с багажом с улиц немедленно удаляли.
Оцепление располагалось таким образом, что каждый второй охранник стоял лицом к публике, а чиновники полиции размещались среди публики и в задних рядах.
Особая осторожностьбыла необходима на поворотах в связи с замедлением езды.
Все эти мероприятия были совершенно необходимы, так как Гитлер стоял в машине, которая ехала почти шагом. Письма передавались только охране, которая ехала на двух машинах вплотную к автомобилю Гитлера».
К этому стоит добавить, что в большой и плотной толпе, стоявшей вдоль трассы, террористу очень трудно было вытащить пистолет и произвести прицельный выстрел.
Единственное же покушение на Гитлера, чуть было не увенчавшееся успехом, произошло только потому, что Гитлер слишком доверял высшим офицерам вермахта и не позволял обыскивать их при входе в свою ставку. Раттенхубер в НКВД на допросе сообщил:
«В 1943 году из имперского Главного управления безопасности я получил два сообщения, одно из которых поступило из Испании, а другое – из Швеции. В этих сообщениях указывалось, что офицеры германской армии подготавливают убийство Гитлера, но конкретных фамилий этих военных заговорщиков не упоминалось.
Оба эти сообщения я доложил генералу Шмидту и рейхслейтеру Борману, которые имели по этому поводу беседу с Гитлером.
Как мне сообщил Шмидт, Гитлер считал эти сообщения выдумкой, не имевшей под собой никакого основания.
Поэтому Гитлер мне так и не разрешил обыскивать офицеров ставки.
После этого я неоднократно обращал внимание генерала Шмидта на серьезную угрозу покушения, так как была полная возможность пронести в ставку взрывчатое вещество, но он тоже не реагировал на эти мои заявления».
Раттенхубер как в воду глядел, словно предвидя события 20 июля 1944 года. В момент покушения начальник охраны, на его счастье, находился в госпитале и не пострадал ни от бомбы Штауффенберга, ни по службе. Он говорил: «Когда профессор Хассельбах сообщил мне о случившемся, то я сразу же заподозрил, что кто-либо принес взрывчатку на заседание военного совета. Так оно и получилось в действительности».
Остается добавить, что после покушения Особая комиссия гестапо, расследовавшая обстоятельства происшедшего, никакой халатности или даже легкой небрежности в действиях Раттенхубера не обнаружила – не мог же начальник охраны отвечать эа то, что фюрер слишком доверял своим приближенным. С тех пор уже всех приходивших в ставку фюрера стали обыскивать. Исключение сделали только для Геринга, Гиммлера и некоторых других его приближенных – высших руководителей партии и государства.
А Сталин своим маршалам и генералам никогда не доверял и, как известно, казнил их или сажал, чтобы не успели составить заговора против его особы. До войны казнил маршалов Тухачевского, Егорова и Блюхера, а после войны – маршалов Новикова и Кулика. И система охраны у Иосифа Виссарионовича была – комар носа не подточит!
Вспомним, как Зиберт-Кузнецов, даже добившись приема к гаулейтеру Коху (по-нашему – секретарю обкома партии. – Б. С.) и имея в кармане пистолете отравленными пулями, так и не смог осуществить теракта. А уж убить Гитлера или Сталина у рядового агента, будь то Миклашевский или Таврин, не было ровно никакой возможности. Тут могло помочь только чудо, счастливый случай. Но ни одна спецслужба, планируя устранение политического деятеля, не склонна полагаться на случайность.
А может быть, советская разведка все-таки имела агентов в самом ближайшем окружении фюрера? Утверждения такого рода содержатся в мемуарах уцелевших руководителей германских спецслужб Вальтера Шелленберга и Райнхарда Гелена. Можно ли им доверять? Давайте в заключение подробно проанализируем эти свидетельства.
