— Ты, харя! — возмутился Туман, наконец начавший выныривать из наркотического забытия.

— Выкормыш! Гаденыш!

Туман схватил табуретку и запустил ее в маманю. Табуретка угодила ей по руке. Маманя, опустившись на пол, обхватила голову и взвыла во весь голос:

— Уби-ил! Убил, паскудник! Сыночек родной, уби-и-ил!

— Заткнись! — взвизгнул Туман, подскочил к ней и пнул ногой.

Подействовало — маманя замолчала, опасливо глядя на сыночка.

— Еще квакнешь — убью… И тебя, и хахалей твоих!

— Гад паскудный, — прошептала маманя, тяжело поднимаясь, и прошаркала на кухню.

Самочувствие у Тумана было отвратное. Очнувшись в очередной раз, ощущая, что его бьет колотун, а во рту будто птицы нагадили, он побродил кругами, как робот, по замусоренной пустой квартире и обнаружил, что почти тысяча рублей — те самые, которые забрали у азера, пропали из кармана.

— Вот падла, — прошипел он, вскипая.

Если бы в тот момент он застал маманю, порвал бы ее, как Тузик грелку. Но ее в квартире не было. Зато на кухонном столе присутствовали вещественные доказательства ее загула — среди ошметков ветчины и воблы, рядом с пластмассовой бутылкой «фанты» возвышалась пустая бутылка из-под «Мартини».

— Ни хрена себе! — оторопело уставился на бутылку Туман, пытаясь врубиться, что это такое.

Он знал, что эта бутылка в магазине стоит три сотни рублей. И полагал, что маманя скорее сдохнет, чем купит что-то дороже дрянного спирта, размешанного с водой и клофелином для большего кайфа и меньшего градуса, который гонят азеры и продают из-под полы за бросовую цену. Но никто «Мартини» приволочь в дом не мог. Получается, купила ее маманя. Из тех самых рублей. Чего ее дернуло? Может, какое-то дремлющее внутри желание хоть один вечер пожить красиво и насладиться дотоле неведомым ей таинственным напитком, воспринимавшимся как амброзия. «Я хочу жить красиво», — несколько раз заявляла она, когда пила особенно много и особенно дрянную водку. И вот, кажется, мечта ее сбылась.

В общем, маманя выжрала бутылку «Мартини», забрала все деньги и смылась, небезосновательно опасаясь гнева своего сына.

— Прибью суку.. Застрелю, — пробурчал он… Самое хреновое, что деньги были последние. Оставалась еще доля «герыча», которую он получил в результате дележки — после всего у него было граммов десять, количество огромное, на полтысячи долларов потянет. Но расставаться с чистейшим розовым героином он не хотел. В крайнем случае разбадяжит побольше и начнет толкать по «чекам» — дозам в одну десятую грамма, благо желающих полно. Не тут, так в Москве. Но это на крайняк.

На улице было тепло. Казалось, что тротуары превратились в палубу океанского лайнера. Ощущение знакомое. Пока Туман еще мог заставить себя самостоятельно слезать с иглы, но с каждым месяцем это становилось все труднее. Со временем от ломки без метадона не избавиться. Но это когда еще будет!

В подвале было пусто. Он полез к тайнику, вытащил оттуда «дипломат» со стволами. Взял один пистолет. Вернулся в комнатенку и стал завороженно его рассматривать. Он гладил его гладкие формы, при этом возникало сладостное ощущение, будто он гладит желанную женщину. Это возбуждало.

Послышался шорох. Туман обернулся, выставив перед собой пистолет.

— Убери! — нервно воскликнул Тюрьма.

— Ты чего?

— А ты чего?

— Сижу. Вас жду. Где все?

— Шварц свою долю героина продает. На мотоцикл почти собрал. Кикимора дома сидит. Ее предок запер.

— А ты?

— А что я? У меня маманя в Валаамский монастырь с паломниками укатила.

— Делать ей не хрена?

— Она верит, — в голосе Тюрьмы неожиданно появились теплые нотки. — Ее право.

— Ну да, — отмахнулся Туман. — А моя все бабки стырила.

— Бабки-бабули нужны. Иметь ствол и стрелять в бомжей, — презрительно покачал головой Тюрьма. — Козырно жить можем!

— Бомжей, да… Ты сам согласился!

— Теперь делом надо заняться.

— И чего? Банк взять?

— Поехали в Москву. Может, что надыбаем. Часы показывали начало второго.

— Поехали, — кивнул Туман.

В три часа они вышли на площадь трех вокзалов. У Тумана было возбужденное состояние. Пистолет за поясом электризовал его. Но было жутковато, что могут накрыть с оружием. Любой мент подойдет… Не, менту просто так он не дастся. Пистолет готов к бою. Пусть сунутся, пусть попробуют!

Несколько часов они бродили, продираясь сквозь толпу, по огромному, роскошному городу, глазея на сказочные витрины дорогих супермаркетов, от которых отъезжали «мерсы» и джипы. И Тюрьме и Туману стало тоскливо — они понимали, что и дальше вся эта шикарная жизнь будет катиться мимо них. А хотелось это изменить…

— Смотри, если зайти, охраннику в лоб стволом, — кивнул Туман на стеклянные двери обменного пункта.

— Там стекла пуленепробиваемые. Этот город будто ждал, чтобы его разграбили. Он внушал алчные мысли.

— А вот сберкасса. Если охраннику в лоб, то…

— Не пройдет…

Город вовсе не желал делиться своими богатствами, даже если ты — с пистолетом.

Время шло незаметно. Уже начало темнеть, и стрелки часов подвалили к девяти. Последняя электричка отходила в одиннадцать.

Они забрели в жилые районы у метро «Авиамоторная». Туман уже решился и рванулся было к «Форду» с тонированными стеклами, остановившемуся у тротуара. Сжал пистолет. Но оттуда вылезли два амбала, один из них мрачно посмотрел на Тумана, и тот сник.

Тумана все больше раздражала абсурдность ситуации. Рядом баксы рекой текут, а тут у них пистолет, и добычу найти не могут.

— Давай его! — предложил Туман.

Они ринулись к пацану в подворотне, но тот, поняв, в чем дело, с завидной резвостью сделал ноги.

— Козел, — буркнул Туман.

— Быстро бегает, — покачал головой Тюрьма.

— Москвичи ссыкливые.

Наконец они вышли на тихую, безлюдную улицу, по одну сторону которой шли какие-то развалины, по другую — пятиэтажки, в них загорались желтые люстры, издалека слышался собачий лай.

Метрах в двадцати перед ними, не доезжая нескольких метров до желтовато мерцающей витрины ларька, остановился белый «Ниссан», из него вылезла тетка — такая толстая, что машина аж приподнялась, с облегчением избавившись от ее туши.

— Смотри, коза упакованная, — воскликнул Тюрьма.

— Ну. В ушах вон какие серьги. И бабок наверняка в сумке полно.

— Ну?

— Хрен гну!

Туман, набрав побольше воздуха, устремился вперед. На ходу выхватил пистолет и крикнул:

— Эй, корова! Серьги, сумку, бабки!

Тетка, сжимая объемную, крокодиловой кожи, сумку, удивленно посмотрела на него. Она прищурилась и протянула нараспев, с вызывающей интонацией торговки с сорокалетним стажем:

— Чег-о-о?

— Убью! — Туман выразительно махнул пистолетом.

Тетка размахнулась и с чувством влепила ему крокодиловой сумкой по голове. Стук получился деревянный, с чмоканьем — полноценный такой, вкусный стук. В сумке было что-то тяжелое. Туман ошарашенно отступил на несколько шагов и нажал на спусковой крючок.

Бах!

Выстрел показался оглушительным. Но потом возник еще более оглушительный звук — это во весь голос визжала тетка, схватившись руками за голову и глядя на аккуратненькую дырочку, появившуюся в дверце ее машины.

Туман позорно бросился бежать. Тюрьма устремился следом за ним. Голос толстухи еще долго завывал вдалеке, а потом к нему присоединился вой милицейской сирены.

Шварцу удалось выгодно сбыть доставшуюся ему долю героина, он прибавил предыдущие накопления и по дешевке приобрел «шестерку» — старенькую, но вполне годную. Руки у него были золотые, так что смотрелась она вполне.

— Красавица, — твердил он, с гордостью протирая тряпкой мятый бок своего мустанга.

Вся компания собралась во дворе дома Шварца и обозревала приобретение.

Тюрьма снисходительно улыбался — он не мог понять пристрастия людей к этим железякам: и почему их почти одушевляют, готовы тратить на них последнее.