— Входи, — раздался тошнотворно мягкий, какой-то маслянистый голос Грегора. Голос исходил из тщательно спрятанного громкоговорителя, и поэтому казалось, что он льется отовсюду. — Входи, моя маленькая Эви, пади на грудь отца, который готов тебя простить. Страж номер шесть, займите пост за дверью. Я не желаю, чтобы нас беспокоили.

Дверь медленно распахнулась, и Евангелина, собрав волю в кулак и придав лицу непроницаемое выражение, вступила в логово монстра. Она старалась идти не слишком медленно, чтобы не показаться Грегору робкой и неуверенной. Но и спешить тоже не следует, иначе он вообразит, что она со всех ног бросилась выполнять его приказ. Евангелина знала, что главное теперь — произвести нужное впечатление. Другого оружия в ее распоряжении не было.

Евангелина сделала несколько шагов и огляделась.

С тех пор как она в последний раз была в покоях Грегора Шрека, он произвел здесь некоторые перемены. Стены огромной комнаты без окон были обтянули тканью, цветом напоминавшей засохшую кровь. Евангелина словно попала в громадное пунцовое лоно. Рассеянный кровавый свет не разгонял мрачных теней. Толстый пушистый ковер, оттенком напоминавший обгоревшую на солнце кожу, скрадывал все звуки. Тут и там стояли жуткие трофеи, свидетельства кровавых деяний Грегора. На серебряном подносе громоздилась целая куча отрубленных рук. Вдоль стены — ряд отрубленных голов, на лицах застыло слегка удивленное выражение, рты приоткрыты, словно из них готов вырваться крик боли. Ни у одной головы нет глаз. За стеклами низкого шкафа виднеется ряд отрубленных ног; кто-то перевязал их яркими нарядными лентами и выкрасил ногти в черный цвет. До Евангелины доносился тихий гул кондиционеров, которые тщетно пытались разогнать пропитавший воздух комнаты запах смерти, разложения и веществ, употреблявшихся для сохранения останков.

А в глубине комнаты, вальяжно раскинувшись на широкой кровати, возлежал Грегор Шрек — омерзительный король омерзительного королевства. Грегор всегда был толстым коротышкой, комком жира, от которого неизменно разило потом. Но за то время, что Евангелина его не видела, он разжирел еще больше и теперь превратился в какую-то бесформенную глыбу плоти. В черном одеянии с малиновыми полосками он удивительно напоминал гигантскую, раздувшуюся пиявку.

— Итак, ты наконец вернулась домой, — изрек Грегор ровным бесцветным голосом, способным привести в трепет кого угодно. — Я всегда знал, что ты вернешься. Моя дорогая, моя обожаемая доченька.

— Я здесь только потому, что ты похитил мою подругу Пенни Ди Карло и угрожал убить ее, если я не вернусь, — столь же ровным голосом произнесла Евангелина. — Где Пенни? Что ты с ней сделал?

— Ты слишком нетерпелива, дорогая, — лоснясь от удовольствия, протянул Грегор. — Ну и времена настали. Все словно с ума сошли. Забыли об элементарных правилах вежливости. Разве ты не хочешь сначала поцеловать своего любящего папочку?

— Где Пенни? — настаивала Евангелина.

— Ах, эта молодость, не желает ждать ни секунды! Уж таковы они, дети, — всегда хотят получить подарок как можно скорее. Ладно. Будь по-твоему, Эви, милая. Никто не скажет, что есть на свете отец снисходительнее меня. Сейчас ты увидишь свою маленькую подружку Пенни. Я о ней отлично позаботился. Девочка была немного своевольна, но я помог ей избавиться от недостатков.

Он сделал карикатурно величественный жест короткой жирной рукой. Панель, встроенная в одну из стен, распахнулась, и взору Евангелины открылись две отрубленные головы в стеклянных банках. Одна из них принадлежала Пенни Ди Карло.

Пытаясь сдержать крик ужаса, Евангелина невольно зажала рот руками и тут поняла, что обе головы все еще живы. Глаза их были полны страдания и ужаса, губы двигались, произнося какие-то слова. Пенни, белокожая брюнетка с коротко подстриженными волосами, при других обстоятельствах могла показаться красавицей. Вторая голова принадлежала пожилому мужчине с длинными седыми волосами и пышными усами. Глаза обоих печально смотрели на Евангелину. Она заставила себя оторвать руки от лица и усилием воли поборола шок. Нельзя позволить себе ни малейшего проявления слабости. По крайней мере здесь. Евангелина бросила на Грегора испепеляющий взгляд.

— О, не волнуйся, они живехоньки, — заверил Грегор. — Кстати, та голова, что справа, принадлежит профессору Ваксу. Один из выдающихся ученых наших дней ныне может служить превосходным пресс-папье. Его презентовал мне Валентин, уже в законсервированном виде. Но, сама понимаешь, такая вещица требует пары. К тому же ты повела себя со мной самым возмутительным образом, и я должен был хоть как-то выразить свое неудовольствие. Так что все это вышло исключительно по твоей вине. Согласись, вместе они выглядят просто шикарно.

— Почему я не слышу, что они говорят? — не разжимая губ, выдавила из себя Евангелина. — Ты что, удалил их голосовые связки?

— Конечно, нет, дорогая. Зачем лишать себя возможности позабавиться? Просто я сейчас отключил устройство, позволяющее им говорить, чтобы побыть немного в тишине и покое. Хотя, разумеется, наша милая Пенни уже не может визжать так пронзительно, как она это делала прежде.

Он вновь подал знак, и Евангелина услышала негромкий гул включенных устройств. Грустные глаза Пенни встретились с взглядом Евангелины. Пенни попыталась растянуть губы в приветственной улыбке.

— Зря ты явилась сюда, Эви. Он спятил. Совершенно спятил.

— Для меня это давно уже не новость, — ответила Евангелина. — Но я должна была сюда вернуться, чтобы спасти тебя. Я… я не знала…

— Ох, Эви…

Лицо Пенни сморщилось, словно она собиралась заплакать. Однако в банке, наполненной специальной жидкостью, она была лишена даже этого удовольствия.

— Успокойся, детка, успокойся, — подала голос голова седовласого мужчины. — Не надо себя растравлять. Твои слезы только порадуют этого жирного ублюдка.

— О милый Вакси, — прошептала Пенни. — Я бы давно сошла с ума, если бы не ты. Если бы не твоя поддержка.

— Ну не прелесть ли? — прокомментировал Грегор. — Воркуют, как голубки. Так сказать, чисто духовное общение. Скорбные глаза Вакса уперлись в лицо Евангелины.

— Если можете, заберите отсюда Пенни. Она не заслужила подобной муки. В отличие от меня. Мне досталось по заслугам. Я создавал машины, единственным назначением которых были смерть и разрушение, и спокойно наблюдал за их работой. Это были всего лишь испытания, и я не задумывался о тех, кому выпало стать жертвами. Я внушал себе, что служу Империи, защищаю ее от врагов. Однако гибель целой планеты не прошла даром даже для такого законченного мерзавца, как я. Я заслужил подобный конец. Но бедной Пенни не место в этом аду, рядом с такими чудовищами, как я и Грегор. Спасите ее, прошу вас. Заберите ее отсюда.

— Я ни за что не оставлю тебя здесь одного, Вакси, — запротестовала Пенни. — Я никогда тебя не покину. — Она вновь встретилась взглядом с Евангелиной. — Беги отсюда, Эви. Грегор не остановится ни перед чем. Теперь во всем мире его волнует только одно — месть.

— А что еще может меня волновать в этом поганом мире, скажи на милость? — издевательски осведомился Грегор. — Что, кроме мести, стоит волнений? Бунтовщики перевернули мой мир с ног на голову, решили переписать историю, чтобы предстать в ней героями, исполненными добродетелей. Они разграбили Империю, надеясь осуществить свои идиотские политические фантазии. Варвары сломали ворота, ворвались в город и разрушили его до основания. И что, спрашивается, нам остается при таких обстоятельствах? Только мстить, мстить и мстить, пока все окончательно не полетит в тартарары.

— А я? Как ты решил отомстить мне? — почти беззвучно выдохнула Евангелина.

— О, я долго ломал над этим голову, — промурлыкал Грегор. — Тебе придется выбирать, детка, — или ты вернешься к своему нежному папочке и станешь ему любящей и послушной доченькой, или узнаешь такие страдания, о существовании которых даже не догадываешься. Ты полностью в моей власти, я могу сделать с тобой все, что подсказывает мне воображение. А воображение у меня, как известно, игривое. Ну а когда я исчерпаю наконец все возможности помучить тебя, я отделю твою очаровательную головку от твоего дивного тела, и тебе придется составить компанию двум этим симпатягам. А я уж придумаю что-нибудь оригинальное — может, буду время от времени мочиться в твою банку. Что до твоего тела, оно останется в моем полном распоряжении и я сделаю из него нового клона. Надо же мне с кем-то удовлетворять маленькие прихоти. Для этого сгодится третья Евангелина. Так что, милая Эви, хочешь ты или нет, тебе придется послужить своему обожающему папе.