— Люди не оставят меня погибать здесь, — возразила Евангелина. — За мной придут. Подполье клонов…

— К чертям клонов. Последнее распоряжение запрещает им выступать против тех, кто может принести пользу общему делу. Например, против меня.

— Финли…

— К чертям Финли. Хотя твоего хахаля я, разумеется, прикончу — чтобы неповадно было разлучать отца с дочерью. Ишь чего захотел, прибрать к рукам мое сокровище!.. Никто не удивится, когда неизвестный наемный убийца пристрелит нашего милого Финли. Ведь этот малый ухитрился нажить себе кучу врагов. Можешь не сомневаться, Эви, я могу сделать с тобой все, что мне заблагорассудится. Никто и ни при каких обстоятельствах не способен помешать мне, Грегору Шреку. Так что добро пожаловать домой, Эви. Добро пожаловать в нежные отцовские объятия. Больше мы с тобой никогда не расстанемся, любовь моя.

Грегор опять подал знак, и внезапно воздух вокруг Евангелины сгустился, превратившись в подобие кокона, в котором сверкали электрические разряды. Пальцы Евангелины судорожно сжались в кулаки, дыхание стало поверхностным и частым. Девушка презрительно взглянула на отца, который хихикал и даже подпрыгивал от удовольствия на огромной красной постели.

— Тебе не ведомо, что такое честь, Грегор.

— Какой я тебе Грегор, дорогая? Прошу, зови меня папочкой. Сейчас мы с тобой немного поиграем. В нашу старую любимую игру. Пожалуйста, разденься. Только не спеши, умоляю. Помни, что другого выбора у тебя все равно нет.

И из груди его вновь вырвался визгливый пронзительный смех.

Евангелина, не делая ни малейшего движения, не сводила со Шрека пылающих ненавистью глаз. Грегор внезапно перестал хихикать и ответил ей взглядом, полным бешеной злобы. Потом неуклюже поднялся со своего ложа. Даже незначительное физическое усилие заставило Грегора запыхаться. Казалось, ноги с трудом выдерживают тяжесть раздувшегося тела. Пыхтя при каждом шаге, он приблизился к Евангелине и остановился у самой мерцающей завесы. На отвислых влажных губах застыла омерзительная улыбка, тусклые темные глаза, не мигая, смотрели прямо в глаза Евангелины.

— Тебе придется сделать то, о чем попросил тебя папа, крошка Эви. Иначе я сейчас найду что-нибудь тяжелое и вдребезги разобью банку с нашей милой Пенни. На твоих глазах ее прелестная головка будет задыхаться на полу, словно вытащенная из воды рыба, а несколько мгновений спустя умрет.

— Не слушай его, — взмолилась Пенни. — Он блефует, уверяю тебя. Никогда он так не сделает.

— Сделает, — процедила Евангелина. — Я-то его хорошо знаю. Он и не такое вытворял. Правда, папочка?

Она принялась медленно снимать куртку. Простую черную куртку, которую она позаимствовала у Финли, всего с несколькими пуговицами и «молниями».

Грегор пожирал глазами каждую пуговицу, которую расстегивали ее одеревеневшие пальцы. Вязкая пелена сковывала движения Евангелины, делала их медленными и неловкими. Сняв куртку, Евангелина осталась в скромном закрытом платье небесно-голубого цвета. С трудом подняв руки, она расстегнула застежку у ворота, и шелковое платье медленно соскользнуло к ее ногам. Энергетическое поле замедлило это плавное скольжение, сделав его особенно возбуждающим. Под платьем на Евангелине были лишь изящные белые трусики. Она стояла не двигаясь под плотоядным взглядом Грегора. Ей мучительно хотелось отвести глаза и не видеть его довольного лица, но она не позволяла себе даже этого.

Евангелина понимала, что самое главное сейчас — не выказывать ни малейших признаков слабости. Грегор, облизывая губы и беззвучно смеясь, продолжал пожирать ее глазами. Он сделал движение, словно хотел ее коснуться, но отдернул руку прежде, чем она оказалась в пределах энергетического поля. Потом указал на трусики.

— Сними. Сними немедленно.

— Сними их сам, папа, — предложила Евангелина. — Сними их, как ты делал всегда.

Грегор вновь облизнул свои жирные губы. Не сводя глубоко посаженных глаз с крошечной кружевной тряпочки, он шагнул вперед. Евангелина многообещающе поглаживала себя по бедрам, все еще прикрытым трусиками. Протянутая рука Грегора пересекла границу энергетического поля. Пальцы девушки медленно скользнули под кружево. Грегор сделал еще шаг и оказался в пределах энергетического кокона целиком. Евангелина нащупала рукоятку ножа, спрятанного во влагалище, и резким движением выхватила его. Она нажала кнопку на рукояти, и в то же мгновение выскочило тончайшее энергетическое лезвие. Испускаемое им мощное силовое поле в считанные секунды уничтожило окружающую Евангелину энергетическую завесу.

Движения ее тут же приобрели нормальную скорость. Грегор испустил вопль, полный страха и ярости. Евангелина, сжимая сверкающий клинок, нанесла стремительный удар по лицу Грегора, разрезав ему щеку от подбородка до лба. Хлынувшие потоки крови залили его правый глаз. Грегор издал звериный рев и, схватившись за лицо, повалился на спину. Евангелина бросилась к нему, схватила за жирные плечи и с размаху всадила нож в горло. Грегор дернулся и застыл. Евангелина, тяжело переводя дыхание, наклонилась над ним.

Отправляясь сюда, она знала, что при входе в Башню у нее отнимут все, что она принесет. Но она сделала ставку на то, что охранники не решаться осматривать укромные уголки тела гостьи, опасаясь навлечь на себя гнев Грегора. И не ошиблась. Этот нож с выскакивающим энергетическим лезвием ей дал Финли. В том, что она пожелала иметь в своем распоряжении такое полезное и надежное оружие, для него не было ничего удивительного. В особенности сейчас, когда на энергетические ножи наложили официальный запрет.

Грегор заскулил от боли и испуга. Кровь, хлеставшая из ран, насквозь пропитала всю его одежду.

— Ни с места, Грегор, — свирепо усмехнувшись, приказала Евангелина. — Если ты шевельнешь хоть пальцем или попытаешься позвать на помощь, я мигом прирежу тебя.

Она осторожно сделала несколько шагов назад, по-прежнему держа клинок наготове. Потом, схватив с постели одно из одеял, завернула в него банки с головами Пенни и профессора Вакса, завязала в узел и закинула самодельный мешок себе за спину. Было слышно, как банки звякают, ударяясь друг от друга. Оставалось только надеяться, что стекло прочное.

Евангелина быстро приблизилась к Грегору. При виде ножа, тихонько гудевшего в ее руке, он дернулся в сторону. Евангелина схватила его за плечо так, что пальцы утонули в жирной плоти, и поднесла нож к самому его горлу.

— Ладно, Грегор, счастливо оставаться. Мы тебя покидаем. Но ты должен немного проводить нас, как и положено любезному хозяину. Вставай. Вставай немедленно или я тебя прикончу.

Грегор уловил звучавшие в ее голосе железные нотки и понял, что она выполнит обещанное. Он с трудом поднялся на дрожащие ноги и сделал несколько острожных движений, избегая даже смотреть на искрящееся лезвие. Выбраться из спальни Грегора, по совместительству служившей ему камерой пыток, можно было через одну-единственную дверь. Та открылась, когда специальный индикатор уловил голос хозяина, и мгновение спустя они оказались в коридоре.

Стражник, стоявший у дверей в карауле, резко обернулся, почуял неладное и потянулся за бластером. Грегор, ощущающий спиной касание клинка, дал ему знак пропустить их. Стражник с явным недоумением повиновался приказу и, в свою очередь, подал знак другим охранникам, стоявшим вдоль коридора, опустить оружие и оставаться на своих местах. Грегор и Евангелина медленно пошли к лифту. Грегор запыхался, ноги его подкашивались под тяжестью массивного тела, однако страх придавал ему сил и заставлял двигаться.

Казалось, ждать лифта пришлось целую вечность. Наконец двери распахнулись, и Евангелина, по-прежнему не сводя глаз со стражников, вынудила Грегора войти в кабину. Когда двери захлопнулись, Евангелина так сильно нажала кнопку нижнего этажа, что едва не вдавила ее внутрь. Спуск продолжался несколько веков. Грегор все время пытался с ней заговорить, но она пресекала эти попытки, касаясь ножом его горла. К тому моменту, когда лифт наконец прибыл в вестибюль, кровь вовсю хлестала из нескольких порезов на толстой шее Грегора.