Впрочем, довольно скоро Руби поняла, что так ей схватки не выиграть. Она уклонялась от большинства ударов, но каждый пропущенный означал серьезное повреждение. Раны, конечно, заживали с невероятной быстротой, однако не быстрее, чем наносились новые. Ослабнув, Джорни могла упустить фурию, а это было равнозначно бесславию и позору. Чтобы не допустить столь постыдного исхода, она подтянулась в подсознание за таившейся там резервной силой и сконцентрировала всю полученную энергию в одной точке. В воздухе между ней и фурией возник энергетический сгусток, шар, светящийся так ярко, что на него невозможно было смотреть. Неожиданный феномен поверг машину в замешательство. Оно длилось лишь долю мгновения, но этого времени Руби вполне хватило для того, чтобы преобразовать энергию шара в концентрированный тепловой луч. Угодив в стальную грудь, он прожег корпус фурии насквозь, прервав дистанционную связь между машиной и управляющими ею Искусственными Разумами. Пустая оболочка замерла, зашаталась и с лязгом рухнула на пол.

— Славная работа, — одобрил Малютка Смерть, слегка похлопав в ладоши.

Кларисса снова нырнула в объятия Тоби, и они тесно прижались друг к другу.

— Дорогой Тоби, — проговорила она еле слышно, уткнувшись в его плечо, — я знала, что ты меня спасешь.

Тоби, продолжая сжимать Клариссу в объятиях, посмотрел поверх нее на Флинна.

— Не волнуйся, босс, — сказал оператор. — Я все заснял.

Всем, кого пригласили в Парламент, пришлось явиться туда вне зависимости от их желания. Приглашения доставляли не курьеры, а вооруженные гвардейцы, которые и эскортировали приглашенных до самых парламентских дверей, не оставляя им ни малейшего шанса улизнуть и оказаться где-нибудь в другом месте. Многие явились с синяками и шишками. Когда наконец удалось собрать практически всех, зал оказался битком набит недовольно гудящими людьми. Громче всех негодовали члены Парламента, которых не пустили на их места, а оставили на площадке вместе с простыми смертными. Дальше словесных протестов дело не шло, ибо выстроившиеся вдоль стен солдаты держали оружие наготове и, судя по всему, при попытке недовольных перейти от слов к делу не колеблясь открыли бы огонь.

Помимо парламентариев в помещении собрались все представители различных социальных групп, обладавшие хоть каким-то весом и влиянием. Члены семей, промышленные и финансовые воротилы, лидеры сообществ клонов и экстрасенсов; все они, в кои-то веки, оказались в одной толпе, и это усугубляло их недовольство.

Через некоторое время до людей дошло, что кресло спикера пустует и Элайю Гутмана нигде не видно. На помосте по обе стороны от пустого кресла стояли Роберт Кэмпбелл и Констанция Вульф. Они выглядели решительными, как будто им предстояло выполнить неприятную, но необходимую миссию. А поскольку перед помостом застыла в ожидании парочка знаменитых убийц, Руби Джорни и Кит Саммерайл, сомнений, что предстоящее действо будет кровавым, не было.

Когда последних из приглашенных втолкнули в зал Парламента, двери заперли, а на галереях для публики появилось еще несколько войсковых подразделений. Вид солдат, направивших на толпу энергетическое и пулевое оружие, внушал тревогу. Но многих куда больше испугало появление на галерее тридцати или сорока эльфов. Одетые в потертые кожаные накидки, с яркими лентами в волосах, они надменно взирали на толпившихся внизу людей своими проницательными глазами. Время от времени один из них вполголоса сообщал что-то гвардейцу, который согласно кивал, беря сказанное на заметку.

Толпа по-прежнему гомонила, но общий настрой постепенно менялся. Гнев и возмущение уступали место тревоге. Подобные демонстрации силы производились и прежде, в правление Лайонстон, и всякий раз заканчивались кровопролитием. Иногда просто чудовищным. Предполагалось, что времена изменились и новые законы надежно защищают людей от произвола. Но вид вооруженного оцепления наводил на иные мысли. Похоже, власть имущие не собирались отказываться от прежних порядков.

Наконец Роберт Кэмпбелл выступил вперед, и толпа утихла. Что бы ни предстояло услышать, люди хотели знать, чего им бояться, чтобы выбрать правильную линию поведения. Например, решить, за чью спину спрятаться и на кого свалить вину. Многие полагали, что Роберт сейчас назовет имена своих недругов, расправу над которыми им предстоит одобрить.

Роберт обвел собравшихся суровым, холодным взглядом и неторопливо произнес:

— Думаю, все присутствующие заметили отсутствие спикера Элайи Гутмана. Довожу до вашего сведения, что он, чему есть неопровержимые доказательства, оказался не просто изменником, но Врагом Человечества. Гутман представлял собой один из «зубов дракона»: его подлинное сознание подверглось уничтожению в компьютерной Матрице, и с того момента Шаб смотрел на нас его глазами и говорил с нами его устами.

Роберт помолчал, ожидая реакции, но толпа лишь уставилась на него, понимая, что должно последовать продолжение. Худшее, безусловно, было впереди.

Роберт расправил плечи и продолжил:

— Грация Шрек была изобличена как фурия и уничтожена. Изучив материалы, связанные с ней и Гутманом, мы определили, что агенты Шаба внедрены во все структуры власти Голгофы, включая органы обеспечения безопасности. В этой связи было принято решение об обязательном экстрасенсорном сканировании всех, занимающих сколь бы то ни было заметное положение. Мы должны точно знать, кто есть кто и что есть что.

Он снова умолк. На сей раз ответом ему был рев возмущения. Стены огромного зала дрожали от злобных выкриков: люди яростно потрясали кулаками и инстинктивно тянулись к оружию, которого, разумеется, при них не было. Стража проследила за тем, чтобы в палату не пронесли ни мечей, ни дисраптеров.

Взрыв недовольства объяснялся не тем, что толпа не поверила услышанному или не поняла ужасного значения сказанного. Все понимали, что Роберт говорит правду, что ситуация сложнейшая и необходимо принимать срочные меры, но почти никто не был готов согласиться на экстрасенсорное сканирование. Каждый имел свои тайны, у каждого в душе были потаенные уголки, куда он не хотел допускать даже самых близких.

Негодование усиливалось, и если до сих пор еще не обернулось взрывом, то лишь благодаря наведенным со всех сторон дисраптерам. Наконец два человека продрались сквозь толпу и, выйдя вперед, хмуро уставились на Кэмпбелла. Это были крупный оптовик Родж Пейтон, рослый мужчина, прославившийся коммерческой хваткой и множеством незаконных сделок, и неутомимый искатель «жареных» фактов, могильщик множества репутаций, социальный хроникер Ди Лангфорд. Резкие, критичные опусы этого журналиста никого не оставляли равнодушными: каждый хотел убедиться, что на сей раз героем разгромного репортажа стал не он.

— Не много ли ты на себя берешь? — выкрикнул Пейтон. — Что это за порядки: сгонять людей в Парламент под угрозой оружия! Кто, спрашивается, дал тебе такое право?

— Вы сами, — с опасным холодком в голосе промолвила Констанция Вульф, выйдя вперед и встав рядом с Робертом Кэмпбеллом. — Это ведь вы предложили нам стать новыми монархами, показав тем самым, что мы пользуемся вашим доверием. Так доверьтесь нам и сейчас: мы делаем то, что необходимо для блага человечества. Когда это закончится, власть вернется к членам Парламента. По крайней мере, к тем из них, кто останется.

Она обвела взглядом толпу, ожидая протеста, но люди смолкли, желая узнать как можно больше. Констанция продолжила:

— К кому еще, кроме Роберта и меня, могли обратиться люди, раскрывшие этот заговор? Особенно когда стало ясно, что сам Парламент напичкан нашими врагами. Невиновным бояться нечего. По заверениям экстрасенсов, чтобы отличить человеческое сознание от нечеловеческого, нет нужды залезать глубоко, достаточно легчайшего ментального прикосновения.

— Получается, — спокойно заметил Лангфорд, — что в столь важном деле мы должны всецело положиться на твои слова, основанные, в свою очередь, на заверениях заинтересованной стороны. Могу себе представить, как усилит сообщество экстрасенсов свой статус и влияние, после того как получит доступ к мыслям и воспоминаниям виднейших граждан. Мы не можем отдать себя в руки потенциальных шантажистов. То, к чему ты призываешь, неприемлемо, и мы отказываемся от этой унизительной процедуры.