— Он великий человек, — сказал Пуги будто во сне оттуда, где стоял в одиночестве. — Его нелегко понять — иногда, но он — человек великой мудрости. Мы принадлежим ему сердцем и душой. Мы готовы умереть за Красного. Он выведет нас из тьмы, положит конец войне, изменит до неузнаваемости лицо этого мира.

— Хотят этого другие или нет, — добавил Плюшевый Медведь.

— А как он собирается все это изменить? — спросил Финли. — Напустив свою армию на всех остальных? Заставив всех идти по своему пути вместо того, который они выбирают сами?

— Вы не понимаете, — сказал Пуги. — Он знает истину, которая меняет всех нас, кто ее услышал. Он спас меня. Он спас нас всех. Он спасет и весь мир.

— Хочет тот спасения или нет, — добавил Джиль. — Я таких уже видел.

— Нет, — твердо сказал Пуги. — Таких, как Красный, ты никогда не видел.

И больше из него ничего нельзя было вытянуть.

Наконец они прибыли к лагерю Харкера. Его последователи расчистили поляну среди высоких деревьев и построили большую деревянную крепость с высокими стенами, изящными башнями и подвесными переходами. С них тысячи игрушек смотрели, как колесный пароход останавливается в большой темной лагуне, где кончалась Река. Барабаны теперь оглушали, трясся весь воздух. Дым поднимался от сотен костров, горящих в темноте между деревьями алым и золотым пламенем. На каждой стороне пылали факелы, их пляшущее пламя отбрасывало беспокойные тени. Игрушки всех видов стояли впереди и позади деревьев, вооруженные самым разным оружием, и молча смотрели на пришельцев немигающими глазами. Подчиненные воле Красного, но в полном сознании и внимании, и открыто недоброжелательные.

Барабаны смолкли сразу, без предупреждения. Армия игрушек никак на это не отреагировала. Внезапно наступившая тишина нарушалась только потрескиванием сотен костров и факелов и медленным стуком машины парохода. Финли и Джиль медленно огляделись, всячески избегая резких движений, которые могли бы быть неверно истолкованы. Медведь и Козел стояли, держась за руки, потерянные души в нижнем мире. Свет фонарей парохода не слишком разгонял окружающий мрак, а багровый свет массы костров и факелов делал только глубже тьму между деревьями — как будто угли тлели в ночи.

— Добро пожаловать в Ад, — тихо произнес Тоби.

— Это не Ад, — ответил Пуги. — Это дом. Подходите к левому берегу и спускайте трап. Нельзя заставлять Харкера ждать.

Джиль глянул на мостик, на Хэллоуини.

— Давай гудок. Пусть Харкер знает, что мы здесь. Пусть не думает, что мы боимся.

— Мы боимся, — заметил Морской Козел.

— Может быть, — сказал Джулиан. — Но Харкеру об этом знать не обязательно. Давай гудок.

Гудок звучал снова и снова — мальчик-скелет усердно дергал за шнур. Громкий, резкий гудок разогнал тишину, и раскаты эха наполнили Лес. Наблюдающие с берега игрушки не шелохнулись, но пассажиры парохода почувствовали себя лучше.

— Ладно, — предложил Финли. — Пойдем навестим Красного. И помните — не стрелять, пока не упремся нос к носу.

— Если нам придется стрелять, то мы уже покойники, — заметил Джиль. — Так что, люди, сохраняйте полное спокойствие.

— Мы никогда не вернемся домой, — сказал Морской Козел будто сам себе. — Мы все умрем здесь, в Аду.

— Тогда умрем достойно, — ответил ему Медведь. — Если это все, что нам остается.

Они осторожно спустились по трапу на берег, оглядываясь в поисках признаков любой агрессии, но тысячи глядящих на них игрушек стояли безмолвно и неподвижно. Пути шел впереди, подпрыгивая от радости и абсолютно беззаботный. Джиль шагал за ним, гордо подняв подбородок, как будто он был здесь хозяином. Финли вел Евангелину рядом с собой, не снимая руку с кобуры. Джулиан смотрел прямо вперед, не вынимая рук из карманов, чтобы никто не заметил их дрожи. Тоби и Флинн шли за ним, снимая и комментируя все подряд, и камера болталась над головой Флинна. Замыкали шествие Плюшевый Медведь и Морской Козел, а Хэллоуини шел между ними, держа их за руки костяными пальцами. «Веселая миссис Трасспот» смотрела им вслед, не мигая, но ничего не сказала.

Толпа игрушек раздвинулась, образовав узкий проход, ощетинившийся оружием, который вел в открытый двор большой деревянной крепости. Финли стал дышать чаще, но сохранил на лице непроницаемое выражение. Он считал, что это неподходящее место для проявления неуверенности. Он метнул взгляд на Джиля, по выражению лица которого можно было заключить, что он видал места и похуже и потому сейчас не слишком поражен. Может быть, так оно и было. Финли не мог не улыбнуться. Если Дезсталкер в Аду как дома, ему веришь.

Про себя он решил, что если дело обернется плохо, он первым делом постарается пристрелить Харкера, а потом проверить, сколько игрушек сможет он забрать с собой на тот свет. И еще он надеялся, что успеет убить Евангелину. Раз он привел ее в Ад, самое меньшее, что он может для нее сделать, — дать ей быструю смерть.

Во дворе, освещенном сотнями полыхающих факелов, на вырезанном из большого пня троне сидел Винсент Харкер, Красный. Человек в красном. Человек в одежде Санта-Клауса.

Все остановились, как по команде. Даже у Дезсталкера отвисла челюсть. Пуги бросился вперед к Харкеру и сел у его ног. Харкер почесал его за ухом, и Пуги привалился к его колену, счастливо и облегченно вздохнув. Он был дома.

Харкер был крупный мужчина, больше мышц, чем жира, с длинными белыми волосами и кустистой белой бородой, и костюм Санта-Клауса вполне ему подходил. Он улыбнулся гостям, и это была широкая, приветливая, доброжелательная улыбка человека, находящегося полностью в своем уме.

— Красный, — произнес Тоби. — Рождественский дед. Я должен был догадаться.

— А чего вы еще ожидали на планете, построенной для игрушек и детей? — спросил Харкер, и голос у него был глубокий, густой и очень доброжелательный. — Милости просим ко мне. Я уж начал бояться, что вы не приедете. Не волнуйтесь за свою безопасность — мои последователи действуют только для самозащиты. Этот маленький спектакль они устроили из страха, что вы пришли забрать меня у них. Когда они убедятся, что вы не представляете собой угрозы, они успокоятся. По крайней мере я полагаю, что вы не представляете собой угрозы. Зачем вы проделали такой далекий и опасный путь, разыскивая меня? Вы же не Имперские Войска?

— Определенно нет, — заявила Евангелина, выступая и изо всех сил стараясь не показать, что видит повернувшееся за ней оружие. — Мы представляем Подполье Голгофы. Растущую армию клонов и эсперов и тех, кто верит в свободу и справедливость, тех, кто посвятил себя Восстанию. Мы знаем, что у вас есть очень ценная информация о военной мощи Империи. Мы здесь для того, чтобы просить вас поделиться ею с нами.

— Просить? — переспросил Харкер. — Тогда все ясно, вы действительно не из Имперских Войск. Давайте сядем, и я вам расскажу, как сюда попал и как стал Санта-Клаусом в мире игрушек.

Группа игрушечных солдатиков принесла стулья, и гости сели напротив Харкера. Солдаты отошли назад, не сводя глаз с гостей и не убирая рук от оружия. Харкер и его гости притворились, что этого не видят. Стулья неожиданно оказались удобными. Харкер откинулся на спинку трона.

— Игрушки его для меня построили. Я их не просил — я больше в такие вещи не верю, — но они решили, что их вождю полагается трон, а они умеют быть очень упрямыми. Так что мне пришлось согласиться, чтобы они были довольны. Иногда я даже думаю, кто же тут на самом деле правит.

Ладно, так мой рассказ. Когда я совершил здесь вынужденную посадку, война была в разгаре. Игрушки убивали игрушек. Безумие. Только что получив разум и жизнь, они тратили их только на то, чтобы убивать и быть убитыми. Я видел бойни игрушек и смерть невинных, и это меня переменило. Навсегда.

Когда я работал на Империю, меня называли Ледышкой, потому что меня никогда ничего не трогало. Я занимался планированием и стратегией, превращая необработанные данные в тактические схемы, гарантирующие наибольшие возможные потери противника и приемлемые потери наших сил. И если принятые мною решения убивали тысячи, а иногда и миллионы людей, мне было все равно. Я их не видел. Я их не знал. Они были всего лишь цифрами.