Но толку от этой пропаганды не было никакого. Слухи о германских поражениях очень быстро распространялись среди населения. Исходили они как от партизан и советских листовок со сводками Совинформбюро, так и от самих солдат и офицеров вермахта. В белорусской партизанской газете «Патриот Родины» уже 15 января 1943 года, за три недели до того, как германская печать официально признала поражение под Сталинградом и гибель 6-й армии, появилась заметка «Немецкие солдаты питаются падалью». Там цитировались показания пленного немецкого летчика Пауля Зольта о ситуации в Сталинграде:

«Положение немецких войск, находящихся в окружении, очень тяжелое. Солдаты едят даже падаль и трупы дохлых лошадей».

Катастрофа под Сталинградом вызвала настоящую растерянность среди коллаборационистов, что не могло не отразиться даже в пропагандистских статьях. 6 февраля 1943 года «Голос Крыма» в передовице под громким названием «Моральная чистоплотность» нахваливал министерство доктора Геббельса и германских военных и обрушивал громы и молнии на Совинформбюро и Красную Армию:

«Германское командование отличается абсолютной правдивостью в своих сообщениях о ходе военных операций. Если германские сводки давали нам сведения о поистине замечательных успехах германского оружия, то успехи эти наглядно представали перед нами в виде появления германской армии в новых занятых ею областях, в течение почти полутора лет отодвигающихся все далее и далее на Восток…

Правдивость всегда является показателем силы и могущества народа. Тому, кто силен, незачем лгать и обманывать.

Мы знаем также, и знаем на нашем собственном опыте здесь, в Крыму, что большевики никогда не говорили правды. Они скрывали истинное положение вещей от своего народа и мало сказать скрывали, но и рисовали настоящее свое положение в совершенно извращенном виде. Достаточно указать на то, что накануне падения Крыма перед приходом германской армии советская газета «Красный Крым» уверяла своих читателей, что Крым никогда не будет сдан немцам. Большевики лгали и лгут в своих сводках без зазрения совести (после окружения 6-й армии в Сталинграде точно так же стали врать в своих сводках и немцы. — Б. С), они лгут и тогда, когда несут поражения, и тогда, когда имеют тот или иной успех.

Война Германии с СССР ведется двадцать первый месяц. Двадцать месяцев германская армия не несла никаких поражений. И вот на двадцать первом месяце одной из германских армий после беспримерного героического сопротивления пришлось в силу самой крайней необходимости пережить тяжелую неудачу в Сталинграде. Германские солдаты погибли как самоотверженные, благородные герои, никто в мире не посягнет на какое-либо оскорбление и умаление героической обороны ими того города, который они с поразительным искусством и мужеством в свое время взяли. Германские сводки честно и смело сообщили об этом.

По принятым всем человечеством традициям павшего героя никогда не оскорбляли никакие враги. Но большевики — не человечество. Подонки порабощенного народа, лжецы и клеветники, они хотят местный успех превратить в общую победу, они не признают даже заслуг своего противника. Они пытаются опорочить своего честного врага, чтобы продолжать дальше всероссийский обман, чтобы представить борющуюся с ними армию в самом непривлекательном виде и убедить своих подневольных соотечественников в том, что германская армия чуть ли уже не побеждена.

Когда в стоячее болото советской пропаганды бросается «тов.» Лозовским (главой Совинформбюро. — Б. С.) камень, от него расходятся круги по всей стране, ложь и подлость распространяются всюду. Кто может что-либо возразить против этого в СССР? Разумеется, такого смельчака найти трудно, ибо возражения в сталинской вотчине заранее исключены наганами чекистов и доносами советских шпионов…

Разумеется, разумный честный человек не станет его слушать и тем более передавать. Но есть еще некоторая «советская прослойка» и в нашем обществе, и она-то и начинает бормотать всякую чепуху…

Пропойца с одутловатым лицом, перекупщица с любопытными всевидящими глазами, лентяй, предлагающий из-под полы краденые товары, — вот достойная компания для распространения самых «точных сведений», они знают все, не только то, что было, но и то, чего не было и никогда не будет…

Мы не моралисты и не будем говорить о падении нравов, которые развращались большевиками 25 лет в СССР. Это знают все, но мы не можем скрыть своей брезгливости к болтунам и лгунам. Моральная чистоплотность должна быть преградой для всякой лжи, которую сеют большевики».

По прочтении чувство брезгливости, скорее, вызывает неизвестный автор статьи, собственное предательство прикрывающий призывами к моральной чистоплотности.

Изредка попадались в коллаборационистской печати и абсолютно объективные, нейтральные материалы. Так, 23 мая 1943 года в той же симферопольской газете «Голос Крыма» появилась статья И. Сельского «Писатель под запретом», посвященная Михаилу Булгакову и лишенная каких-либо следов влияния национал-социалистической идеологии, антисемитизма или восхваления Гитлера.

Не менее активно, чем немцы, пропаганду на оккупированной территории вели и советские партизаны. Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко еще в бытность членом Военных советов ряда фронтов большое внимание уделял пропагандистской работе против войск противника и на оккупированных территориях. 20 марта 1942 года он сделал следующие заметки для доклада Сталину:

«Армиям запрещено печатать листовки к немцам. Печатать может только центр или фронт.

Поэтому:

А)листовки содержат только «проблемы», на события непосредственно не откликаются, недопустимо запаздывают, а то и вовсе нет…

Б) немцы разрешают любые листовки, каждой части. Откликаются на каждое событие, местное и международное. А мы ответить не можем».

Пантелеймон Кондратьевич обратил внимание и на то, что немецкие листовки удачно маскируются под советские:

«По форме и содержанию на заглавном листе советские «вперед на врага», внутри К. Р. (контрреволюция. — Б. С)».

Шесть дней спустя Пономаренко отметил наступивший перелом в настроении народа и армии по сравнению с первыми месяцами войны:

«У нас при отступлении не было слышно, чтобы пели части. Идиотом посчитался бы тот, кто слушал патефон. Приезжавшие артисты и эстрадники были ненужными. Слушать их не хотелось, смеяться мало кто мог. Положение было тяжелое, народ и армия думали. Шел тяжелый процесс накопления уверенности в своей победе, несмотря на тяжелые потери. Теперь положение тоже не легкое, на фронтах кровопролитные бои, но народ и армия закалились, получили опыт, уверенность в победе полная, и зазвучали песни на марше, на отдыхе, заиграл и патефон, появились артисты и эстрадники. Их хотят слушать, звучит здоровый смех».

Пантелеймон Кондратьевич сетовал, что по радио звучит не та музыка:

«В передачах радио слишком много классического. До Шостаковича нужно дорасти. А прекрасные марши русских полков, особенно гвардейских. Старинные песни русские. Почему композиторы не пишут марши наших гвардейских дивизий. На фронте артисты гнусят старье какое-то, ничего фронтового, веселого, или наивное до предела. Песни этой войны нет. Пока наиболее любимая Дальневосточная партизанская. Песни партизан тоже нет».

Пономаренко обратил внимание на то, что многие советские листовки чересчур абстрактны и не способны проникнуть в душу германского солдата:

«Прощай, Москва, — долой Гитлера» (лозунг на одной из главпуровских листовок. — Б. С.) под Ленинградом или на юге не понимают. Это для нас Москва символ, а для немца это география…

Существуют отделы по работе среди войск противника во всех политорганах. По-видимому, они будут проводить свою работу среди покойников. Они, эти отделы, не только сами ничего не делают, но и не дают делать другим. И не думают, что можно сделать. Вбили себе в голову, что немцы в блокированных гарнизонах дерутся до последнего и не сдаются. Легче всего составить себе убеждения какие-либо и отказаться от работы.