Внезапно тень устремилась обратно, пронесшись мимо бешеным галопом. Всадник смотрел только вперед, мчась на запад, в ночь, к Горам Тумана. В сторону фермы.

Ранд осел на землю, жадно глотая воздух и утирая холодную испарину рукавом. Его больше не волновало, почему приходили троллоки. Будет куда лучше, если он никогда не узнает причину их появления, до тех пор, пока все это не закончится.

Ранд поднялся на дрожащих ногах, торопливо осмотрел отца. Тэм по-прежнему бормотал, но так тихо, что юноша не мог разобрать его слова. Он попытался напоить отца, но вода лишь полилась по его подбородку. Тэм закашлялся, захлебнувшись струйкой, попавшей в рот, затем вновь забормотал, словно продолжая разговор.

Ранд плеснул еще воды на полотно, положил его на лоб Тэма, убрал бурдюк и опять впрягся в волокуши.

Он пошел вперед, словно после хорошего ночного сна, но новых сил хватило ненадолго. Сначала усталость скрывалась за пеленой страха, но туманящая дымка быстро рассеялась, хотя сам страх и остался. Вскоре Ранд опять ковылял вперед, стараясь не обращать внимания на голод и ноющие мышцы, сосредоточившись лишь на том, чтобы переставлять ноги и не спотыкаться при этом.

В мыслях ему рисовался Эмондов Луг, распахнутые ставни, дома, светящиеся огнями в Ночь Зимы, люди, обменивающиеся поздравлениями, заходящие в гости друг к другу; скрипки заполняют улицы разными мелодиями – и «Джаэмова Причуда» и «Цапля в Полете». Харал Лухан в одиночку употребит слишком много бренди и – как всегда в таких случаях – голосом, как у лягушки-быка, затянет «Ветер в Ячмене», пока жена не утихомирит его, а Кенн Буйе решит доказать, что вполне может станцевать так же, как и раньше, а Мэт наверняка что-то такое планирует, и оно пойдет не так, как он замыслил, и всяк будет уверен, что именно Мэт всему виной, даже если никто не сумеет этого доказать. Ранд при мысли о том, как все могло бы быть, чуть не улыбнулся.

Через какое-то время Тэм опять заговорил:

– Авендесора. Говорят, у него не бывает семян, но они принесли черенок в Кайриэн, молодое деревце. Чудесный королевский дар, подарок Королю.

Хотя голос Тэма звучал гневно, Ранд едва его слышал и понимал речь отца с трудом. Тот, кто разобрал бы слова Тэма, наверняка услышал бы и носилки, волочащиеся по земле. Ранд продолжал идти, прислушиваясь вполуха.

– Они никогда не заключали мира. Никогда. Но они принесли молодое деревце, в знак мира. Оно росло сотни лет. Сто лет мира с теми, кто не заключал никакого мира с чужаками. Зачем он его срубил? Зачем? Кровь была ценой за Авендоралдера. Кровь стала ценой за гордость Ламана. – Бормотание Тэма вновь стало невнятным.

Измотанный Ранд пытался понять, что за горячечные видения одолевают теперь Тэма. Авендесора. Считалось, что Древо Жизни обладает множеством чудотворных свойств, но о молодом деревце не говорилось ни в одном из сказаний, и «они» не упоминались нигде. Было лишь одно дерево, и принадлежало оно Зеленому Человеку.

Еще этим утром Ранд счел бы за глупость размышлять о Зеленом Человеке и Древе Жизни. Они были всего лишь сказками. Разве? Этим утром троллоки тоже были сказками. Может быть, все сказания столь же правдивы, как и новости, что приносят купцы и торговцы, все эти менестрелевы предания и все эти сказки, что рассказывают вечерами у камина. Того и гляди, он вполне может встретить Зеленого Человека, или великана-огир, или дикаря-айильца, с черной повязкой на лице.

Ранда отвлек от его мыслей Тэм, который опять заговорил, иногда невнятно бормоча, иногда достаточно громко для того, чтобы можно было понять его слова. Время от времени он замолкал, тяжело и часто дыша, затем продолжал говорить, словно и не останавливался.

– ...в битве всегда жарко, даже в снегу. Горячка боя. Жар крови. Лишь смерть холодна. Склон горы... единственное место, где не пахнет кровью. Надо увести от ее запаха и ее вида... услышали детский плач. Порой их женщины сражаются вместе с мужчинами, но почему они разрешили ей идти, я не... родила здесь в одиночестве, прежде чем умереть от ран... укрыла ребенка своим плащом, но ветер... сдул плащ... ребенок весь посинел от холода. Он тоже должен был умереть... изойдя плачем. Плача на снегу. Я не могу оставить тут ребенка... своих детей у нас нет... всегда знал, что ты хочешь детей. Я знал, что ты примешь это близко к сердцу, Кари. Да, любимая. Ранд – хорошее имя. Хорошее.

Внезапно ноги Ранда ослабели. Запнувшись, он упал на колени. От толчка Тэм застонал, а полоса одеяла врезалась в плечи Ранда, но он ни стона не услышал, ни боли не почувствовал. Выпрыгни из кустов сейчас прямо перед ним троллок, он просто непонимающе уставился бы на него. Юноша посмотрел через плечо на Тэма, который опять ушел в пучину бессловесного шепота. Горячечный бред, подумал Ранд тупо. От жара всегда плохие сны, а эта ночь – ночь кошмаров, даже и без жара.

– Ты – мой отец, – громко сказал он, протянув руку назад и коснувшись Тэма, – и я...

Жар был еще сильнее. Намного сильнее.

Помрачневший, Ранд с трудом встал на ноги. Тэм что-то шептал, но юноша запретил себе слушать. Налегая всем весом на импровизированную сбрую волокуши, он пытался все мысли направить на то, чтобы переставлять налившиеся свинцом ноги, на то, чтобы поскорей добраться до безопасного Эмондова Луга. Он мой отец. Это был только горячечный бред. Он мой отец. Это был горячечный бред, и только. Свет, кто же я?

Пока Ранд упрямо тащился через лес, сквозь голые ветви стал пробиваться серый рассвет. Сначала юноша его не замечал. Когда же наконец заметил, что сумрак понемногу рассеивается, то удивился. Неважно, о чем говорили ему глаза, – он никак не мог поверить, что целую ночь добирался от фермы до Эмондова Луга. Конечно же, идти по привычной, надежной Карьерной Дороге днем – совсем не то же самое, что продираться через ночной лес. С другой стороны, казалось, прошли уже дни, как он видел на дороге всадника в черном плаще, и минули чуть ли не недели, как он и Тэм сели было ужинать. Он больше не чувствовал, как матерчатая полоса режет плечи, но если уж говорить об этом, он вообще не чувствовал ни онемевших плеч, ни ног. Однако из груди Ранда с хрипом вырывалось тяжелое дыхание, горло и легкие давно уже горели словно от огня, а от голодных спазмов в желудке его чуть не тошнило.

Незадолго до рассвета Тэм замолчал. Ранд не помнил точно, когда слышал в последний раз бормотание Тэма, но теперь остановиться и выяснить, что с отцом, он не отваживался. Остановись он сейчас – вряд ли заставит себя идти дальше. Каково бы ни было состояние Тэма, Ранд ничем помочь ему не мог, только тащить волокуши. Единственная надежда – впереди, в деревне. Юноша боролся с усталостью, стараясь ускорить шаг, но одеревенелые ноги не слушались, и он продолжал медленно и тяжело идти вперед. Он почти не замечал ни холода, ни ветра.

Откуда-то потянуло слабым запахом горящего дерева. По крайней мере, Ранд уже почти пришел, раз смог ощутить дымок из деревенских труб. Однако появившаяся на его лице усталая улыбка сразу сменилась нахмуренно-встревоженным выражением. Дым тяжело стлался в воздухе – слишком тяжело и густо. В такую погоду в каждом камине мог ярко пылать огонь, но все равно дым был слишком плотным. Мысленно Ранд опять увидел бегущих по дороге троллоков. Троллоки шли с востока, со стороны Эмондова Луга. Юноша пытался разглядеть дома на околице, готовый позвать на помощь первого, кого увидит, пускай даже им окажется Кенн Буйе или кто-то из Коплинов. Слабый голос в подсознании настойчиво убеждал надеяться на то, что там кто-то сможет ему помочь.

Внезапно сквозь голые ветви последних деревьев показался дом, и Ранд продолжал шагать вперед. Когда он, пошатываясь, вошел в деревню, надежда сменилась горестным отчаянием.

Вместо половины домов Эмондова Луга громоздились груды почерневших булыжников. Из обугленных балок грязными пальцами торчали закопченные кирпичные трубы. Тонкие струйки дыма все еще поднимались над развалинами. По пожарищам бродили жители деревни, некоторые еще в ночных одеждах, с перепачканными сажей лицами, где вытаскивая уцелевшую кастрюлю, а где просто с несчастным видом вороша палкой обгоревшие обломки. То немногое, что удалось спасти от огня, перегораживало улицы; стояли высокие зеркала, полированные комоды, высокие буфеты, вокруг – стулья и столы с наваленными на них матрасами и бельем, кухонной утварью, тонкими стопками одежды, прочим имуществом.