– Неужели в огромном городе не найдется даже захудалого рахдонита?

– Боюсь тебя огорчить, шевалье, но византийцы не пускают в свои города богатых иудеев, – пожал плечами Венцелин. – А местные ростовщики никогда не посмеют выйти из воли императора. Я почти уверен, что протовестиарий Михаил запретил здешним паукам давать деньги франкам, даже под самые высокие проценты. И ты, наверное, догадываешься почему.

– Значит, выхода нет?

– Ну почему же, – возразил Венцелин. – Я бы на месте графа обратился к купцам-русам. Но сделал это так, чтобы ни одна здешняя собака не узнала.

Все-таки не зря шевалье де Лузарша считали едва ли не самым ловким и коварным человеком во Франции. Между прочим, это именно он помог королю Филиппу выкрасть жену Фалька Анжуйского из практически неприступного замка. Причем проделал это с таким изяществом, что охранявшие прекрасную даму шевалье и сержанты хватились ее только через сутки. Благородный Гуго с удовольствием пересказал эту забавную историю сиятельному Михаилу и его добродетельной супруге Зое, причем в качестве переводчика ему в этот раз служил Венцелин фон Рюстов, саксонец, невесть какими путями попавший в свиту брата французского короля. Этот белобрысый шевалье не понравился протовестиарию с первого взгляда. Наверное, потому, что чужак произвел приятное впечатление на красавицу Зою, весь вечер не спускавшую с него глаз.

– Ты прекрасно говоришь по-гречески, шевалье, – вскольз заметил Михаил.

– Греческому и латыни меня научили монахи, – пояснил фон Рюстов. – Матушке очень хотелось, чтобы я посвятил себя служению Господу, но отец распорядилась по-своему. Впрочем, участие в крестовом походе позволяет мне угодить обоим.

– Ты очень благочестивый человек, – ласково улыбнулась гостю Зоя.

– Я тронут, матрона, твоей добротой.

К сожалению, Гуго Вермондуа не знал греческого, а по латыни он изъяснялся так, что Михаил, тоже не блиставший знанием чужого языка, понимал его с огромным трудом. А точнее, вообще не понимал. Обычно переводчиком в их переговорах выступал шевалье де Лузарш, но ныне он почему-то отсутствовал, и протовестиарий вынужден был прибегнуть к услугам назойливого саксонца. Трудность была еще и в том, что благородный Гуго имел смутное представление о денежной системе Византии, поэтому Михаилу приходилось все время прикидывать, сколько же это будет в ливрах и золотых марках. Отчего оба вельможи очень быстро запутались в расчетах. Закончилось все тем, что обиженный граф пообещал подарить скупому протовестиарию сто марок золотом, только бы прекратить этот торг, оскорбляющий благородное сердце. Более того, он высыпал золотые монеты на стол, прямо перед носом шокированного таким оборотом дела сиятельного Михаила. А ведь протовестиарий был абсолютно уверен, что у Гуго нет за душой даже серебряной марки, и, рано или поздно, он просто вынужден будет принять все условия, навязываемые ему византийцами. Михаилу стало нехорошо. Он уже дал слово басилевсу, что торг с упрямым франком будет завершен сегодня, в крайнем случае, завтра. Алексея Комнина тоже можно было понять, многотысячная армия герцога Готфрида Бульонского уже вступила в пределы империи. Через несколько дней лотарингцы подойдут к стенам Константинополя, и тогда для византийцев наступят нелегкие времена.

– Поверь мне, благородный граф, басилевс с удовольствием ответил бы на твой дар даром в тысячу раз большим, но…

– Помилуй, сиятельный Михаил, зачем же в тысячу, хватит и в пятьдесят, – развел руками простодушный Гуго. – Пять тысяч марок золотом очень приличная сумма.

Протовестиарий задохнулся от возмущения. Сумма была умопомрачительной. За такие деньги можно было купить целое королевство, в крайнем случае, эмират.

– А я что предлагаю императору? – удивился Гуго. – Я ему предлагаю Румийский султанат – неужели он не стоит таких денег?

– В Румийском султанате правит Кылыч-Арслан, а вовсе не Гуго Вермондуа, – напомнил рассеянному франку Михаил. – К тому же речь идет всего лишь о вассалитете.

– Иные вассалы стоят дороже королей, не говоря уже о султанах, – отрезал Гуго и отсалютовал наполненным до краев кубком прекрасной Зое.

– Это я уже успел заметить, – процедил сквозь зубы Михаил.

– Так в чем же дело, мой сиятельный друг? – удивился Гуго. – Если бы не прискорбное происшествие, приключившееся со мной, я вообще не стал бы обременять тебя такими пустяками. А сейчас я думаю не о себе, а о своих прозябающих в нищете людях, не имеющих даже крыши над головой.

– Их разместили в гвардейской казарме, – напомнил Михаил.

– Хорошо хоть не в конюшне, – поморщился Гуго.

– Можно подумать, что прежде они жили в хоромах, – не удержался от саркастического замечания протовестиарий.

– Благородный Венцелин, сделай милость, опиши свой замок Рюстов нашему дорогому другу.

– Это не замок, – слегка порозовел рыцарь, – это город. Довольно большой.

– Вот видишь, сиятельный Михаил, молодой человек покинул большой город, почти что райские кущи, ради освобождения Гроба Господня, а мы с тобой торгуемся о пустяках.

Конечно, сиятельный Михаил за свою жизнь навидался демагогов, но такого он встретил в первый раз. Этот нищий франк, все земли которого можно было прикрыть ладонью, торговался словно император, выставляя на продажу королевства и эмираты, где он даже ни разу не бывал. У Михаила появилось горячее желание плеснуть в лицо своего дорогого гостя вином из кубка, но протовестиарий сдержался. Поклявшись про себя, что рано или поздно он рассчитается с Гуго Вермондуа за нынешнее унижение, тем более обидное, что происходило оно на глазах жены. Сиятельная Зоя улыбалась так, словно разговор просвещенного мужа с хитроумным варваром доставил ей неизъяснимое удовольствие. Конечно, дочь друнгария Константина Котаколона догадалась, что ее мужа посадили в лужу, но нисколько по этому поводу не огорчилась. Увы, гордая Зоя была невысокого мнения об умственных способностях своего мужа, и сегодняшний разговор только утвердил ее в этом нелестном для самолюбия Михаила мнении. Впрочем, презрение жены протовестиарий как-нибудь пережил бы. Иное дело – гнев Алексея Комнина, и без того пребывающего в раздраженном состоянии из-за свалившихся на империю проблем. Протовестиарий побаивался, что из туч, медленно сгущающихся в императорском дворце, рано или поздно ударит молния, и, чего доброго, ударит она именно в него. И, надо сказать, сиятельный Михаил не ошибся в своих предположениях. В это серенькое декабрьское утро басилевс был грозен как никогда. Причиной тому, как вскоре выяснилось, явилось письмо Готфрида Бульонского, в котором тот требовал немедленного освобождения несчастного Гуго Вермондуа, удерживаемого в подземельях императорского замка. Письмо было откровенно наглым, но еще более наглыми были действия лотарингцев, разоривших несколько византийских городов, якобы в отместку за насилия, чинимые над несчастным графом. Конечно, Вермондуа жил отнюдь не в подвале, но статус его в Константинополе был неопределенным. Во всяком случае, кое-какие основания объявить его пленником императора у герцога Бульонского имелись. Чем он немедленно и воспользовался.

– Разве граф Вермондуа наш пленник?! – грозно спросил Алексей Комнин, выпрямляясь во весь рост.

– Он наш гость, – робко запротестовал протовестиарий Михаил.

– А почему не вассал?!

– Для этого потребуется немалая сумма денег, – смущенно развел руками протовестиарий.

– Какая?

– Пять тысяч марок золотом, – со скорбью произнес Михаил.

Протоспафарий Модест ахнул, логофет секретов Илларион всплеснул руками, и только Алексей Комнин сохранил спокойствие.

– Разорение городов обойдется нам значительно дороже. Заплатите ему.

Для протовестиария Михаила распоряжение басилевса обернулось прямым ударом в печень. Во всяком случае, именно на печень он жаловался своему безжалостному гостю. К сожалению, франк, здоровый как бык, имел смутное представление, где находится этот важный орган, а потому не выразил византийцу ни малейшего сочувствия. Хватка у графа оказалась железной, это следует признать. К тому же он призвал на помощь сразу двух шевалье, Лузарша и Рюстова – якобы из-за сложностей перевода. Справедливости ради следует признать, что Гуго Вермондуа все-таки вошел в положение бедствующей империи и согласился принять плату не только звонкой монетой, но также оружием, лошадьми и драгоценными изделиями. Сиятельный Михаил рассчитывал, что ему удастся обвести франков вокруг пальца, поскольку знать истинную стоимость той или иной вещи, они по его расчетам не могли. Но тут он, что называется, нарвался. Венцелин фон Рюстов оказался большим знатоком рыночных цен, чем протовестиарий. Наглый саксонец с ходу разоблачил хитроумную тактику византийского чиновника и без особого труда доказал ему, что за триста марок в Византии можно купить табун лошадей, а не те полсотни жалких кляч, которые протовестиарий подсовывает своему гостю. С оружием дело обстояло еще хуже, франки отлично разбирались во всем, что касалось воинского снаряжения, и брали клинки только очень хорошего закала, отметая хлам, который им предлагал Михаил. Протовестиарий попытался выдать печенежские мечи за киевские, но был мгновенно разоблачен и с великим срамом отброшен на исходные позиции. К счастью, в парчовых тканях и драгоценных камнях, франки разбирались гораздо хуже Михаила, и ему все-таки удалось всучить им несколько вещиц сомнительной стоимости, выдав их за изделия арабских мастеров. Пятьсот марок в этом безумном торге протовестиарий все-таки выгадал, но, увы, эта сумма оказалась гораздо меньше той, на которую он рассчитывал. Тем не менее, своей цели он достиг, граф Гуго Вермондуа с великой пышностью принес вассальную присягу басилевсу Алексею в присутствии едва ли не всех византийских чиновников. Огромный зал, в котором происходила эта церемония, произвел на брата французского короля большое впечатление. Он так долго разглядывал позолоченных львов, лежавших у подножья трона, что едва не довел до обморока катепана титулов сиятельного Никандра, подсказывавшего рассеянному франку слова клятвы. Шевалье де Лузаршу, пришлось подтолкнуть в бок своего сюзерена, дабы вернуть его к действительности. В конце концов, в этом зале кроме львов находился еще и император Византии, терпеливо ожидавший, пока варвар ознакомиться с украшениями его дворца.