– Я пойду за ней, – сказал Морис.

Он поднялся, правда, с некоторым трудом, и поднял ружье с пола.

– Нет, нет, нет, нет!.. Нет! – закричала Диана. – Повторяю вам, Морис Анри, нет!

– Тогда сами пойдите за ней.

– Ах вот как!.. А под каким предлогом, скажите на милость?

– А мне наплевать на это, – ответил Морис Анри с приведшей Диану в замешательство откровенностью. – Быстро отправляйтесь за ней, слышите!

– Это что, плата за ваше гостеприимство? – попыталась урезонить его Диана, но, увидев мутный взгляд парня, поняла, что сегодня вечером священные законы гостеприимства не действуют.

– Лоик, – вздохнула она, – лучше вам заняться этим делом. Но что сказать? Под каким предлогом разбудить наших друзей?

Ее голос снова стал пронзительным, как в лучшие времена, а ведь она еще не полностью оправилась от пережитых волнений.

– Ах, я начинаю сдавать… – сказала она как бы для себя.

С патетическим видом она наполнила стакан – на лице ее при этом застыло выражение скорби – и выпила. Тем не менее ее голос оторвал Лоика от его потаенных мечтаний, в которые часто погружаются люди, избежавшие насильственной смерти.

– Попросите Люс прийти сюда, – сказал он. – А если Брюно не спит, вы можете сказать, что я слишком громко храплю и вы предпочитаете спать рядом с вашей привычной спутницей. А позже я присоединюсь к Брюно.

– А если я помешаю им?.. – начала Диана, но, увидев полный ненависти взгляд Мориса, закричала: – Я хотела сказать… если они играют в карты, что мне тогда делать?!

Тяжело дыша, она размахивала обеими руками – то есть восемью рукавами халатов, – напоминая морскую птицу, увязшую в смоле.

– Значит, конфискуйте у них карты! – сказал Лоик, и эта фраза прозвучала как непристойная шутка.

– Во всяком случае, приведите мне Люс, и побыстрее, слышите! – сказал добрый крестьянин, внезапно превратившись в грубого похотливого мужика. В этом Морисе Анри жили одновременно доктор Джекил и мистер Хайд.[16]

– Я пошла, – сказала Диана.

Она встала и шаркающей походкой направилась к двери; спина ее была напряжена, словно в ожидании, что в нее выпустят заряд дроби. Внезапно она обернулась.

– Морис, – сказала она драматическим голосом, – Морис, позвольте мне переговорить наедине с моим другом Лоиком!

– Делайте что хотите, но поторопитесь! – сказал Морис, пожав плечами, и направился к алькову.

Лоик подошел к Диане, которая, почти касаясь своим носом его носа, быстро прошептала ему:

– Скажите на милость!.. На кого я буду похожа, прогуливаясь от кровати к кровати, раздавая при этом грязные советы этой бедняжке Люс! Скажите, Лоик! Вы об этом подумали? На кого мы будем похожи? Ответьте мне!

– Ни на кого, – сказал миролюбиво Лоик. – Ни на кого. Уже три дня, как мы ни на кого не похожи. Вчера или позавчера… уже забыл… мы смутно напоминали хлебопашцев… вот и все.

– Да, да, конечно!

И она, продолжая что-то бормотать, удалилась. В темноте ей удалось найти дверь своей бывшей комнаты. Пробравшись к Люс, она протянула руку, прислушиваясь к ее дыханию, положила руку ей на плечо и осторожно похлопала.

– Люс… Люс… Проснитесь!

Тщетно хлопала она по этому плечу. В конце концов это мерное дыхание если не удовлетворенной, то явно покорившейся женщины вывело Диану из себя, и она ущипнула Люс, возможно, сильнее, чем хотела.

– Боже мой! Кто это сделал? Что случилось? – завопил Брюно, схватившись за шею.

И он зажег лампу, стоявшую на кривом ящике, заменявшем тумбочку. В неверном свете ночника Брюно и обнаружил в десяти сантиметрах от своей подушки громадную, раскачивающуюся, как неваляшка, Диану Лессинг, блестящую от крема для снятия косметики, с выпученными глазами.

– Э-э… Диана, что вы здесь делаете?.. – удивился он, поначалу вполне добродушно.

Но затем, когда заметил, что она упорно молчит, сжав зубы и сильно побледнев, в нем зародилось некоторое сомнение, переросшее в уверенность, и на ум ему пришла весьма лестная для него гипотеза. Тихим голосом, чтобы не разбудить спящую с ним Люс, он прошептал:

– Но… вы сделали мне больно, Диана! Что вам нужно от меня? Если это то, о чем я подумал, то вы запоздали!

И он захихикал, удивленный и обрадованный. Во всяком случае, он был удовлетворен этим ночным порывом старухи Лессинг, слушавшей его, опустив глаза, но затем она подняла их и визгливо сказала:

– То есть как? Что такое?.. Да что вам взбрело в голову?

– «Да что вам взбрело в голову?» – смеясь, передразнил ее Брюно. – Вы можете мне сказать, что вы здесь делаете, Диана? Вы почти лежите на мне, и это посреди ночи… В такой час!

– Простите, как вы сказали?.. Что вы себе вообразили? Не думаете ли вы, что я бегаю за вами, как сучка, у которой началась течка?.. Посреди ночи!.. Чушь какая-то! Ха! Ха! Ха! Ха! – злобно рассмеялась она. – Я бегаю за «вот этим»? – сказала она, обращаясь к невидимой аудитории и указывая ей на сидящего в кровати с видом похотливого хлыща Брюно Делора.

– Тогда почему вы не даете «вот этому» спать? – спросил он. – Зачем нужно было его щипать? А, Диана? Вы слышите меня? Диана!

Он выпрямился, стараясь продемонстрировать свой красивый торс, глубоко вздохнул, невозмутимо и саркастически улыбаясь: молодой, полный презрения самец перед лицом Дианы Лессинг, заламывающей руки от страсти, стыда и отчаяния. Именно так он представлял себе ситуацию, но его заблуждения длились недолго.

– Лоик! – заорала Диана душераздирающим голосом. – Лоик, идите сюда!

Дверь резко распахнулась, и на пороге появился растрепанный и бледный Лоик в сопровождении раскрасневшегося Мориса Анри с болтавшейся в руках двустволкой.

– Кошмар! Вся эта ночь – один длинный кошмар! – сказала Диана своему другу Лоику, бросаясь в его объятия.

– Да уж, кошмар! Скажете тоже! – повторял Брюно довольно нелюбезно.

В это время наполовину проснувшаяся Люс, повернувшись во сне к Брюно, нежно протянула руку и тихо, но отчетливо выговорила:

– Морис!.. Мой Морис!..

И уж после этих слов воцарилась мертвая тишина. Она тянулась бесконечно, ибо никто не посмел ее нарушить.

Естественно, первой оправилась и взяла бразды правления в свои руки Диана.

– Брюно, – сказала она с высоты тридцати лет светской жизни, таившей в себе и не такие непредвиденные ситуации, и закашлялась. – Брюно, – звучно и отчетливо повторила она надменным голосом. – Я надеялась найти с этой стороны кровати Люс, там, где она спала прежде. Я огорчена, мой дорогой Брюно, что моя надежда не сбылась, – цинично добавила она. – С вашей стороны будет очень мило, если вы, даже принимая во внимание храп Лоика, согласитесь отправиться в первоначально отведенную вам комнату и уступить мне мою, чтобы я могла немного выспаться. Чтобы мы, и Люс и я, выспались.

Мужчины переглянулись… Вернее, двое посмотрели на третьего с ружьем, и, осторожно ступая, все вместе вышли из комнаты с непроницаемыми лицами, бледные и безмолвные.

Диане Лессинг потребовалось три минуты, чтобы снять два из своих четырех халатов, улечься, натянуть одеяло до подбородка и шумно вздохнуть, однако воздерживаясь от комментариев; затем она повернулась к Люс, которая, широко открыв глаза, казалось, просто окаменела.

– Люс, моя милая, думаю, что «некто» ожидает вас снаружи. Будьте любезны, быстренько отправляйтесь туда и постарайтесь не разбудить меня, когда вернетесь. Доброй ночи, Люс!

Сказав это, Диана тотчас отдалась объятиям Морфея, единственным, которых она желала этой ночью, не считая, конечно, объятий Фердинана.