Пора мотать из города в Мериду. Пора навестить Палмера и посмотреть, как они с младенцем поживают.

Палмер.

Забавно, как я напрочь о нем забыла. Из всех моих человеческих напарников единственный, к которому я испытала что-то вроде любви. До Джада – единственный.

Мешки с останками Джада я кидаю в воду и возвращаюсь к машине, стараясь не слушать шума дерущихся крокодилов.

Сажусь за руль «кадиллака» и ставлю кассету «Последнее искушение Рейда» Ларда. Музыка гремит из колонок, рулевое колесо резонирует у меня в руках. Интересно мне, когда уйдет пустота. Или хотя бы сменится болью. Все, что угодно, лишь бы не это ничто внутри.

Не понимаю, зачем тебе было так его убивать. Ренфилд нам бы мог пригодиться. От них иногда бывает польза. А этот был еще и симпатюшка...

Заткнись и веди машину.

Из дневников Сони Блу.

4

День клонился к вечеру. Палмер сидел во дворе своего дома, сколачивая упаковочный ящик для партии раскрашенных вручную масок Dio de los Muertos. Маски из папье маше, выкрашенные в пронзительные примитивные цвета, такие яркие, что если закроешь глаза, они еще маячат под веками, валялись кучей рядом, слепо таращась на угасающее солнце.

Палмер отложил молоток и распрямил спину, потирая поясницу. Вытащив из кармана широкий платок, вытер пот со лба. Боже мой, как он не любил эту часть работы! Сколачивание ящика – это еще цветочки. Ягодки – это грузить его в «лендровер» и тащить в город. Но за это отлично платили, а деньги в Юкатане были куда нужнее, чем дома в США.

Он глянул вниз, и взгляд упал на маски в упаковочной стружке. Маски эти Палмер купил в составе большой партии у семьи ремесленников, уже четыре поколения которых делали карнавальные реквизиты. До сих пор как-то руки до этих масок не доходили. Палмер стал перебирать коллекцию. В основном маски были маленькие, рассчитанные на детское лицо. Представлены были все традиционные карнавальные персонажи: скелеты с оскаленными безгубыми ртами; маски тигров – судя по полосам, хотя они больше походили на ягуаров с соломенными усами, расходящимися от рычащих морд; красноглазые дьяволы с карандашными усами, ваксовыми бородками и лакрично-черными рогами, торчащими изо лбов; усмехающиеся клоуны, у которых носы сходились с подбородками, как у средневековых Пульчинелл.

Но были и личины не столь типичные: баранья голова с тщательно сделанной шерстью из хлопка, волк с хищно оскаленной пастью, самозабвенно кукарекающий петух с раскрытым клювом и раздутым зобом. Палмер посмеивался про себя, перебирая маски, и вспоминал все Хэллоуины с костюмами пиратов, бродяг, ковбоев и прочей экзотикой.

И тут он нашел черную маску.

Она лежала на самом дне кучи. Палмер, нахмурив брови, поднял ее и повертел в руках. Как и прочие, она была из папье-маше, но, в отличие от прочих, на взрослого человека. Если не считать дыр для глаз, она была полностью лишена черт. Никаких преувеличенных человеческих или животных признаков, просто овал, выкрашенный черным и покрытый несколькими слоями лака, блестящий, как панцирь скарабея. Что-то в этой маске было странно притягивающее, и это что-то заставило Палмера отложить маску в сторону от тех, которые он собирался паковать.

Уже наступили сумерки, когда Палмер забил последний гвоздь. Бросив молоток в ящик с инструментами, он шагнул назад, оценивая свою работу.

Сзади раздался скрип шагов. Палмер резко повернулся, мысленно ощетинившись. В дверях, ведущих в дом, стоял силуэт. Кто бы ни был незваный гость, человеком он быть не мог – иначе Палмер услышал бы или хотя бы почувствовал его мысли намного раньше.

Но не успел Палмер нанести псионический удар, фигура в дверях сухо рассмеялась и вышла из тени.

– Здравствуй, Билл! Скучал без меня?

– Соня!

У нее был усталый вид, куртка присыпана дорожной пылью и зеркальные очки потускнели. В одной руке у нее была черная видавшая виды дорожная сумка, в другой – аккуратно завернутый подарок, перевязанный цветной бечевкой. Улыбалась она напряженно, будто пряча рыболовные крючки в уголках рта. Черновато-красное гало вокруг ее головы мигало и пульсировало как лавовая лампа. Кажется, сегодня Другая очень активна. Палмер постарался не выдать своего огорчения в собственной ауре.

Он обнял Соню, наслаждаясь ее ароматом, погружая лицо в ее волосы. Ее плечи чуть задрожали, будто стараясь скинуть невидимую тяжесть.

– Тетя Блу! Тетя Блу!

Палмер и Соня отодвинулись друг от друга, и Лит выскочила в патио, широко улыбаясь. Одетая в футболку с черепашкой ниндзя и желтые штаны, она вполне могла бы сойти за нормального ребенка, если бы не золотые глаза без зрачков. Шаркающий следом Фидо остановился при виде Сони. Хотя Палмеру редко удавалось «читать» ауру серафима, он знал, что Фидо тоже насторожен активностью Другой.

Соня улыбнулась, лицо ее разгладилось при виде крестницы. Она опустилась на колено, раскинув руки.

– А ну-ка обними меня, деточка!

Лит стрелой бросилась в объятия Сони и крепко к ней прилипла.

– На этот раз ты останешься, тетя Блу? Останешься навсегда?

– Может быть, не навсегда, но на пару месяцев точно. Ну-ка, дай я на тебя посмотрю... Детка, ты выросла! Правда, Билл?

– Восемнадцать дюймов за последние шесть месяцев.

– А ты мне что-нибудь привезла, тетя Блу?

Соня со смехом потрепала темные волосы Лит.

– А как же, ласточка! Только надеюсь, что ты не стала слишком большая для кукол...

– Я никогда не буду слишком большая для кукол! Они – мои детки!

Палмер шагнул вперед, ласково подтолкнул Лит в сторону дома:

– Лит, что, если вам с Фидо пойти поиграть с новой куклой? А нам с тетей Блу надо немножко поговорить. И скажи «спасибо» за подарок.

– Хорошо, папа. Тетя, спасибо!

Соня глядела вслед убегающей Лит. Фидо тащился за нею, как игрушка на веревочке.

– Она большая, Билл. Слишком большая для двух с половиной лет.

– Ты мне будешь рассказывать! Потому-то я и просил тебя вернуться – надо подумать, что с ней делать.

* * *

Еще несколько часов прошло, пока они смогли остаться одни. Сначала Палмеру надо было приготовить обед для тех обитателей дома, которым требовалась настоящая еда, потом надо было почитать Лит на ночь. После купания и сказок, ближе к полуночи, он вышел к Соне на веранду. Соня лежала, свернувшись в гамаке, и смотрела на звезды. В тех же темных очках.

– Я принес выпить, – сказал Палмер, показывая бутылку текилы. – Место для меня найдется?

– Все может быть, – улыбнулась Соня, подвигаясь в гамаке.

Палмер открыл бутылку, сделал приличный глоток и поставил бутылку на пол. Потом приподнял руку, и Соня нырнула под нее как тень, прижимаясь щекой к его груди. Так они долго лежали, и Палмер лениво перебирал ее волосы.

– Ситуация становится странной, Соня.

– Становится? – Она приподняла голову, посмотрела на него вопросительно. – Я-то думала, что она с самого начала была страннее некуда.

– Ты меня поняла. Я про Лит – я не знаю, что ожидать от нее каждый следующий день! В прошлом году в это время она выглядела как детсадовский ребенок, а сейчас – как четвероклассница!

– Она создает тебе трудности?

– Ничего подобного. Она ангел. Подчас неугомонный, но никаких с ней хлопот. Только она уже просит, чтобы я брал ее с собой в город. Ее начинает интересовать внешний мир. Соня, мы не можем прятать ее вечно.

– Мы не можем рисковать, что кто-нибудь о ней узнает, и это ты знаешь не хуже меня. Если Морган узнает, где она, то представить себе невозможно, что он с ней сделает. Или из нее. Я обещала ее родителям, что Лит не попадет в руки этого мерзавца. И к тому же вряд ли местные ласково примут ребенка такого... своеобразного, как Лит.

– Я это все понимаю, Соня. Дело просто в том, что это не естественно для нее – такое одиночество! Она может играть лишь с Фидо, с Лефти и со мной. Вряд ли это можно назвать «здоровой средой для игр».