— Откушай, боярин, моего угощения.

Первой присела к столу, молча, жестом подав знак. А ела, не чувствуя вкуса и напряженно размышляя, с какой целью Игорь выбрал в качестве соглядатая любимого боярина ее отца. «Нет, памяти не служат, — сбивчиво думалось ей. — Служат живому, а не мертвому…»

— …живешь в заточении, — продолжал тем временем Годхард. — Дошли до меня слухи, великая княгиня, что ты христианством увлеклась. Скорбной верой рабов.

— Можно ли увлечься верой, боярин?

Спросила с улыбкой, а он предполагал сдержанный гнев либо, на крайний случай, раздражение или хотя бы неудовольствие. Потерю спокойствия духа, при которой человек — а уж тем паче женщина — теряет власть над чувствами. Тогда проще понять, о чем он не хочет говорить. Скрытое выползает в несогласии, а гонец от Игоря привез бересту, на которой великий князь собственной рукой процарапал одно косое слово: «ПРАВДУ». Береста хранилась на груди, и Годхард ощутил вдруг идущий от нее холодок.

— Дозволь поднять кубок во здравие твое, княгиня.

Ольга чуть приподняла кубок, тут же опустив его на место.

— Ты разлюбила вино, княгиня?

— Ты стоишь на двух ногах, боярин? Или — на одной? А если на одной, то на какой именно?

— Я не понимаю тебя, княгиня.

— Когда-то с тобою советовался мой отец, прозванный Вещим. Неужели с той поры ты разучился говорить правду?

— Ты — мудра, дочь Олега, — Годхард вздохнул. — Ты сразу поняла, что я не проживу и трех дней, какую бы правду я ни принес отсюда. И во имя моей вечной преданности конунгу Олегу я принесу Игорю ту правду, которую ты велишь мне принести.

— Тогда доложи своему повелителю, что христиане верят в непорочное зачатие, боярин Годхард.

От растерянности Годхард выронил грушу. Она сочно шлепнулась на ковер, а Ольга усмехнулась:

— Ты постарел, и тебя стали выдавать руки.

— Прости, княгиня. Я не понял твоих слов.

— Груша красноречивее тебя.

— И все же я не понял тебя, дочь моего конунга, — упрямо повторил боярин.

— Я — женщина, Годхард, — великая гордость и великое торжество прозвучали в ее голосе. — Женщина, которая с Божьей помощью скоро станет матерью.

— Ты… Ты… — Руки боярина задрожали настолько, что он вынужден был прижать к груди стиснутые ладони. — Игорь повелит привязать тебя к телеге с глашатаем впереди и прилюдно засечь плетьми до смерти.

— И лишится единственного наследника? — улыбнулась Ольга. — Не настолько он глуп. Пока я ношу ребенка, он и пальцем меня не тронет, Годхард.

— Но потом, когда родишь…

— Я доверила тебе свою тайну только ради того, чтобы услышать от тебя, что должно быть потом.

Руки боярина по-прежнему дрожали. Чтобы унять эту дрожь, он торопливо налил себе полный кубок вина и залпом выпил его, не расплескав.

— Я жду мудрого совета, боярин.

— Игорь должен умереть, — твердо сказал Год-хард. — Как видишь, я стою на одной ноге.

— Должен умереть, — тихо повторила княгиня.

— Так, как умер его отец, — еще тише сказал боярин.

— Так, как умер Рюрик, — задумчиво отозвалась Ольга. — Проклятый род должен мучиться в аду, а не греться у костров Вальхаллы. Да будет так, как ты сказал. Прими мою благодарность и ступай.

Годхард встал и торжественно, низко, ниже обычного поклонился княгине.

— Мы не увидимся более, великая княгиня. Дозволь одну просьбу.

— Говори.

— Два моих сына служат в дружине князя Игоря. Они — хорошие воины, но там им может вскоре стать неуютно. Вели Свенельду принять их в его дружину.

— Он исполнит твою просьбу, боярин.

— Их зовут Адвольф и Рудвольф. Дружинники-славяне переделали их имена на свой лад. Адволк и Рудволк. И мои сыновья уже привыкли к этим именам.

— Белый и Красный, — повторила Ольга, не сумев скрыть вздоха. — Я запомнила, боярин Годхард.

— Да благословят боги род твой и чрево твое, дочь моего конунга.

Годхард еще раз поклонился и вышел из покоев. Усадьба его находилась неподалеку от киевского дворца княгини, но он впервые повелел ехать кружным путем, через Подол. Где внезапно и приказал остановиться.

Стража тут же начала спешиваться. Заметив это, он строго сказал:

— Ждать здесь.

И исчез в кривых улочках и переулках.

У ничем не приметной избы оглянулся, подошел к двери, без стука распахнул ее и вошел внутрь.

В первой половине сидел старик в странном для киевлянина одеянии. Увидев Годхарда, легко вскочил, рука привычно метнулась к поясному ножу, но, внимательно вглядевшись, склонился вдруг в глубоком поклоне.

— Узнал?

— Великий боярин…

— В доме никого нет?

— Не услышат.

— Когда-то я оказал тебе большую услугу, хазаря-нин. Окажи и ты мне большую услугу.

— Что повелишь, боярин.

— Я хочу сегодня уснуть и завтра не проснуться.

— Великий боярин…

— Без всякой боли. Просто уснуть и не проснуться. Если обманешь, тебя найдут и ты умрешь в мучениях.

Хазарянин, согнувшись, попятился к занавеске, отделявшей вторую половину, и исчез за нею. Появился быстро, с поклоном протянул склянку темного венецианского стекла.

— Выпей на ночь и умрешь во сне. Только хорошо подумай сперва, боярин.

— Уже подумал, — усмехнулся Годхард, пряча склянку — У Игоря, знаю, уж очень лютые каты. А я стар и могу не выдержать их пыток Прощай, хазарянин.

И вышел.

4

— Годхард не проснулся? — Игорь нахмурился: ему не нравились внезапные смерти, если они не происходили с его ведома. — Что говорит стража?

— Вечером навестил великую княгиню, — докладывал ближний боярин, изо всех сил скрывая страх. — Вернулся в добром настроении…

— Береста? — нетерпеливо, с досадой перебил великий князь. — Бересту нашли?

— Береста при нем, великий…

— Ступай, — резко сказал Игорь.

Великий князь узнал о новости, когда лодья едва причалила к пристани, и сразу же хорошее настроение покинуло его. Он мечтал о встрече с бронзовым истуканом, молчаливым, но таким догадливым и послушным. А тут — Годхард не проснулся. Ни с того ни с сего…

Но береста — при нем, а княгиню боярин навестил. Показал ей княжеский наказ? Возможно, только — зачем? То слово, которое процарапано на бересте, само по себе ничего не объясняет, а княгиня вольна толковать объяснения, как ей угодно. Да к тому же Годхард — глубокий старик, такие, случается, умирают во сне. Сами собой умирают и портят настроение своим повелителям…

Досада. Досада все чаще и чаще посещает его, а все вокруг только и делают, что умирают. Не вовремя и бестолково.

Прибыв в усадьбу, он тотчас же велел позвать Ки-сана. В ожидании, когда тот явится, мерил палату широкими шагами и злился, что вынужден терять время на какие-то советы, беседы, разговоры. Он не любил и всячески избегал какой бы то ни было деятельности, кроме легкой войны и азартной охоты.

Бесшумно вошел Кисан. Впрочем, он всегда входил бесшумно, приказывая заранее хорошо смазывать все засовы и крепежи дверей княжеского дворца.

— С благополучным прибытием тебя, великий князь.

— Почему ни с того ни с сего умер Годхард? — резко спросил Игорь, останавливаясь перед своим главным советником.

— Старость, — очень тихо и очень кратко ответил Кисан.

— Догадываюсь! — рявкнул князь, вновь начав метаться по палате. — Я спрашиваю, почему так не вовремя? Почему — вдруг? Как только посетил великую княгиню, так сразу и помер. Тебя не удивляет совпадение?

— Нет, великий князь, меня это не удивляет. Умирают всегда не вовремя.

— Но не всегда сразу же после свидания с Ольгой!

— У нас нет никаких свидетельств, что именно это послужило причиной его безвременной смерти. И на его теле — а я сам осматривал труп — нет никаких следов.

— Что говорит… этот, твой грек?

— Асмус на встрече не присутствовал. Таково было условие Годхарда.

— Ты допросил челядь?

— С пристрастием, но никто ничего не знает.