Свенельд был не столько расчетлив, сколько дальновиден. Умел не просто обдумывать свои планы, но и строить их задолго до времени осуществления, прикидывая силы противной стороны и заранее подыскивая союзников. Поэтому, как только отряд вышел на близкие подступы к Киеву, воевода приказал разбить шатры, устроил сопровождавшим его воинам-древлянам прощальный пир и с благодарностью отпустил их домой.

— Перелайте своему князю, что мы с ним не только родственники, но и друзья навек.

На следующий день, когда воевода еще завтракал в своем шатре вместе с Ярышем, доложили, что двое княжеских дружинников просят их принять.

— Пусть входят, — сказал Свенельд.

— Любопытно знать, зачем, — проворчал Ярыш.

— Потому и велел впустить.

Вошли двое молодых дружинников в черных рубахах, расшитых золотым шитьем по подолам. Одновременно резко склонили головы, прижав правые ладони к мечам.

«Русы», — сразу же определил воевода.

— Не гневайся, великий воевода, что тревожим тебя не ко времени, — сказал тот, что выглядел чуть постарше — Отец велел нам к тебе идти, коли что неясное объявится в княжеской дружине, в которую мы оба были записаны с детства.

— Имя отца?

— Боярин Годхард, великий воевода. Свенельд и Ярыш непроизвольно переглянулись.

Чересчур уж неожиданно прозвучало сейчас это имя.

— Что же объявилось в княжеской дружине?

— Вернувшись из похода на радимичей, великий князь повел дружину по киевским боярским усадьбам. Но нам двоим велено было остаться в Киеве. А вскоре прокатились слухи, и мы догадались, почему нас оставили.

— Почему же? — спросил Ярыш.

— Потому что начали гореть усадьбы старых бояр-русов, которые уже были на покое. И мы поняли, что следующими будут сыновья дружинников нашего конунга Олега Вещего.

Свенельд и Ярыш снова переглянулись. Новость была неожиданной и тревожной, но спешить не следовало. Вечно недоверчивого и подозрительного Игоря всегда настораживала чужая поспешность.

— Я не могу вас взять в свою дружину, — сказал Свенельд. — Если вы согласны служить в дворцовой охране великой княгини Ольги, я постараюсь исполнить ваше желание.

— Мы умрем за дочь конунга Олега! — вдруг выпалил молчавший доселе младший брат.

Ярыш рассмеялся. Сказал воеводе на языке русов-

— Знаешь, Свенди, мне нравятся эти юнцы. Свенельд ничего не успел ответить, как братья радостно заулыбались.

— Я дам вам бересту, которую вы завтра же из рук в руки передадите боярину Берсеню. Ваши имена?

— По-славянски или по-русски? — спросил младший, окончательно уверовавший, что все тревоги позади.

— Мы — русы, — строго промолвил старший. — Адвольф и Рудвольф, сыновья боярина Годхарда.

Свенельд достал из стоявшей на полке темной византийской шкатулки с инкрустациями вываренную в золе бересту Расправив, нацарапал на ней поясным ножом одно слово: «ПРОШУ», — и протянул старшему:

— Боярину Берсеню расскажете все, что сказали здесь. Ступайте.

Братья резко и коротко, по-русски, склонили головы и вышли из шатра

— Славные молодцы, — вздохнул Ярыш. — Жаль, если Берсень ничего для них не сделает.

— Берсень никогда не отказывал в просьбах побратимам.

— Побратим, — несогласно проворчал Ярыш. — Ты даже не подписал бересты

— Зачем? — усмехнулся Свенельд. — Берсень просто ее понюхает. Запах крепче подписи, его не подделаешь.

— Запах7 При чем тут запах?

— Я храню бересту в шкатулке из сандалового дерева. Ее запах крепче всех подписей и печатей.

Ярыш рассмеялся:

— Забыл! Ты же мне говорил об этом.

— Больше не забывай, очень прошу, — серьезно сказал Свенельд. — Подходят времена платы за честь рода, а потому всегда нюхай бересту.

Два молодых разноцветных волка из стаи покойного Годхарда, чрезвычайно довольные беседой с самим Свенельдом, тотчас же помчались в Киев. В стольный город, к самому думскому боярину Берсеню.

Довольны они были потому; что великий воевода, что-то черкнув на бересте, ничего определенного им не сказал. Он мог взять их в свою дружину или направить на службу куда-либо на окраины Великого Киевского княжества, а такое решение братьев не очень-то устраивало. В Киеве оставались мать и незамужняя сестра, а времена становились все тревожнее и тревожнее, и братьям-волкам нужна была служба неподалеку от стольного города. Тем более что и для них великая княгиня Ольга оставалась прежде всего дочерью Вещего Олега.

Однако скакать в столь добром настроении молодым волкам довелось недолго Едва братья миновали лесок, как сразу же придержали коней, увидев, что прямо чрез поле к ним скачут пятеро вооруженных дружинников.

— Да это же свои!… — радостно воскликнул младший — Смотри, Ад, на них княжеские рубахи…

И сразу же примолк, потому что скакавший впереди всадник в черной, расшитой золотом по подолу рубахе обнажил меч и указал им на сыновей Годхарда.

— Прыгай с седла, — поспешно сказал Адвольф. — В седлах не отобьемся.

— Может, назад, к воеводе Свенельду?

— Не успеем. На землю, брат. И спиной к спине. Спиной к спине, понял? Ни полшага в сторону, иначе конями сомнут.

Рудвольф тут же исполнил повеление, но, спешившись, меча все же не обнажил, закричав:

— Да свои мы! Свои!… Младшие дружинники…

— К бою, Руди. Не трать зря дыхание. Неизвестные всадники в одеждах дружинников великого князя атаковали братьев молча и без особого рвения. Братья спешились на самом выезде из леса среди кущ густо разросшегося кустарника, и дружинники даже не пытались их окружить. Но нападали без перерывов, заставляя все время отмахиваться тяжелыми мечами. При этом они сменяли друг друга на узкой дороге, и братья в конце концов стали биться рядом, поняв, что нападения сзади не будет, а их просто-напросто возьмут измором.

Так бы, по всей вероятности, и случилось — братья были еще слишком молоды, чтобы выдержать затяжной бой. Они пока еще успешно отбивались, но время работало уже не на них. Только вдруг за спинами дружинников показался всадник. Азарт боя и звон мечей не дали дружинникам возможности ни услышать конский топот, ни тем более оглянуться. Они продолжали с прежней неохотой атаковать, точно исполняли приказ, который им был явно не по душе.

— Оглянитесь!… — громко закричал всадник, выхватив из ножен короткий меч. — Оглянитесь и защищайтесь!…

Крики его были услышаны, когда он оказался совсем рядом. Двое дружинников успели развернуть коней, но всадник на скаку вдруг поднял своего коня на дыбы. Это было так неожиданно, что конь одного из дружинников испуганно шарахнулся в сторону, внезапно увидев перед собою копыта, а не ожидавший этого дружинник в черной рубахе вылетел из седла. Второй от неожиданности тоже замешкался, с трудом, кое-как отбил выпад невесть откуда появившегося витязя и, не искушая более судьбы, помчался через поле подальше от упавшего товарища и свалки у кромки леса.

— Помощь, Руди!… — задыхаясь, крикнул старший. — Держись, брат!…

— Именем великого князя Игоря!… — закричал старший пятерки, высоко подняв меч.

Неизвестный сдержал коня и опустил меч.

— Не знаю, кто ты, и не хочу знать, — чуть задыхаясь, продолжал старший. — Но ты мешаешь нам исполнить повеление великого князя Игоря. Берегись!…

— И ради исполнения этого повеления вы впятером напали на двух юнцов, вчера взявших в руки боевое оружие?

— Не тебе обсуждать повеления князя!

— Но мне всегда следует поддерживать слабых, — улыбнулся всадник. — Однако есть выбор. Мы сразимся с тобою, и кто победит в нашем турнире, тот и решит, как следует поступить.

— Давай, — с неохотой согласился дружинник. — Слезай с седла, и скрестим мечи.

— Только верхом. Мой меч короче твоего, да и конь поможет мне удрать, когда ты станешь побеждать.

Братья, по-прежнему стоя плечом друг к другу, слушали эту почти мирную беседу, ничего не понимая. А один из дружинников негромко сказал старшему: