Я обхватила себя за плечи и зарыдала, но даже слезы текли беззвучно. Мысль о том, что рыжая гадина может услышать мои всхлипы, была просто невыносимой, и я молча давилась слезами, пытаясь скрыть свои чувства ото всех.

В какой-то момент, истощенная эмоциями, я просто отключилась. Проснулась около четырех утра от голодного спазма в животе и приступа удушья. Сначала, по привычке, потянулась рукой к мужу, хотела сказать ему, что мне плохо. Но постель оказалась пустой, и вдруг все воспоминания нахлынули на меня волной.

Наверное, в тот миг я заново пережила все: возвращение домой с цветами, чужая женская обувь в прихожей, сцена на кухне… Дышать стало еще труднее. Мне показалось, что виски стянуло обручем, а сердце стучало так громко и неистово, словно хотело вырваться из груди и исчезнуть в неизвестном направлении. Покачиваясь, я подбежала к двери и начала стучать. Но никто не спешил на помощь. Эдик продолжал свои «воспитательные процедуры», а возможно, просто спал.

Осознание, что я могу здесь просто окочуриться на радость своей беременной сопернице, как ни странно, заставило меня найти в себе силы. Я сползла на пол, уговаривая себя не думать ни о чем, и попыталась сделать вдох. Сначала короткий, а затем – медленный выдох, немного длиннее. Постепенно приступ паники отступил, и мне, кажется, удалось начать дышать нормально.

Слезы вновь накрыли меня, и я с остервенением принялась вытирать их со щек. Нужно было срочно остановить этот потоп. Не хватало еще радовать своего муженька и его «приживалку» распухшим лицом.

Шалым взглядом обвела спальню, с болезненной жадностью впитывая детали, которые раньше казались ничтожными. Вот чемодан известного бренда, с которым мы летали в свадебное путешествие. Он так и не был убран, оставшись лежать на полу у шкафа в ворохе беспорядочно смятой одежды. На туалетном столике у окна стояла привычная батарея уходовых средств и косметики. Кровать была застелена любимым плюшевым пледом с мелкой россыпью серебристых звездочек – все так же уютно и тепло, как и прежде. Две тумбочки-близняшки по бокам супружеской постели когда-то казались мне символом близких доверительных отношений, так хорошо вписываясь в наш общий мир. Но теперь все это – и чемодан, и тумбочки, и показное благородство – выглядело пустым и обманчивым.

Даже моему не в меру затуманенному романтическими идеалами уму становилось все яснее – если действительно любишь человека или хоть немного его уважаешь, никогда не поступишь так, как Эдик. Его измену ничто не могло оправдать, но я знала, что множество мужчин позволяют себе интрижки на стороне и не спешат тащить их в свою семью. Такая двойная жизнь также отвратительна, но хотя бы в попытках прикрыть свое предательство угадывался зачаток совести. Однако с Эдом все обстояло иначе. Каблукову подавай гарем, и пусть все валится к чертям, если это принесет ему удовольствие.

Я подошла к туалетному столику и, чуть не упав на пуф, который стоял рядом, стала внимательно рассматривать свое отражение. Я была бледной, с растрепанными волосами; нос распух, а глаза покраснели и вот-вот могли снова заплакать. Нет уж, так дело не пойдет! В течение следующего часа я приводила себя в порядок.

Меня решили выпустить (интересно, они по этому поводу совещались?), когда на электронном будильнике загорелось семь утра.

Звук отпираемого замка вызвал во мне волну липкого ужаса, и я сжалась внутри. Но всего на миг. Я больше не позволю себя швырять, как драную бродячую кошку! Задрав подбородок повыше, я приготовилась к разговору. Моя главная задача на ближайшее время – просто убраться отсюда. Создать более четкий план я пока не могла.

– Успокоилась? – распахнув дверь пошире и придирчиво меня осмотрев, очень будничным тоном спросил Эд. Его голос звучал так расслабленно и добродушно, словно он просто интересовался, не закончился ли у нас хлеб.

– Успокоилась, – кивнула в ответ и, заглянув за плечо Эдика, спокойно, насколько мне хватало сил, поинтересовалась: – Я могу выйти?

Он сомневался от силы пару секунд, после чего чуть отступил в сторону и проговорил:

– Конечно. Наверняка, тебе нужно в туалет.

Мне нужно в туалет! И это единственное, что волновало сейчас Эда?

– Нужно, да, – сказала я и, пройдя мимо мужа, при этом задев его плечом, потому как фигура, застывшая в дверном проеме, казалась, да и была, непоколебимой скалой, устремилась в ванную.

В этот раз плескать себе в лицо водой не стала – мой «боевой раскрас» смывать не собиралась. Впереди, в любом случае, встреча с Кариной, а к этому рандеву я планировала быть готовой. Ну, или чтобы у любовницы мужа возникло понимание, что я не собираюсь растекаться лужицей ни перед ней, ни перед ее драгоценным Эдичкой.

Когда вышла из ванной, тут же метнулась к сумке, в которой вчера оставила телефон. Удивительно, но он обнаружился на месте. Разрядился – это да. Но Эд его не забрал, не спрятал, не лишил меня моей же собственности, которая, судя по всему, в его глазах тоже принадлежала ему. Как и я.

Быстро поставив телефон на зарядку, я направилась на кухню. Да, прекрасно отдавала себе отчет в том, что мне нужно бежать, но делать это следовало, когда Эдик уйдет на работу. Не станет же он сидеть при мне цепным псом? Хотя, я уже не удивилась бы и этому, потому что все то время, что мы были знакомы с мужем, рядом находился совсем иной человек. Не тот Эд, что предстал передо мной вчера.

– Будешь завтракать? – спросил меня Эдик, когда я зашла и осмотрелась.

Карина сидела за столом и уплетала оладьи. Кто их приготовил, мне, откровенно говоря, было плевать. И сейчас понимание, что эта женщина могла хозяйничать на некогда моей кухне, уже меня не задевало нисколько.

– Выпью кофе, – сказала в ответ и принялась делать себе напиток.

Мне нужна была порция кофеина и глюкозы, потому сахара, который обычно не употребляла, сыпанула сразу три ложки.

Спиной я чувствовала, как мне между лопаток уставились сразу две пары глаз. Держись, Уля. Тебе просто нужно сыграть свою роль, а потом бежать отсюда ко всем чертям. Все остальные вопросы – с разводом, с обустройством новой жизни, с тем, чтобы Эд исчез из нее навсегда – ты будешь решать потом. Сейчас твоя цель – унести отсюда ноги. Как бы ни было страшно.

Присев за стол, я с силой укусила себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы немного отрезвиться. Отпила глоток кофе, даже не почувствовав его вкуса и, подняв взгляд, встретилась глазами с Кариной. И снова на лице ее увидела то выражение, которое тут же захотелось стереть. Полного превосходства и удовольствия от происходящего.

Я ждала, что Эд что-то скажет. Нет, не потому, что мне хотелось его слышать и слушать. Просто из нас троих именно он сотворил эту ситуацию, потому и ожидалось, что он проговорит хоть что-то, что сделает ее более… трезвой. Потому что пока я была в полнейшей сумятице, я была в ужасе, что сейчас забился глубоко под кожу и трепыхался там наподобие бабочки, насаженной на булавку.

– Я на работу. Сегодня важный день и важный контракт, – вдруг проговорил Эд и поднялся из-за стола.

Я прикусила губу, чтобы не выдать что-то вроде: «И это все?». Удалось сдержаться, потому что впереди замаячила возможность убежать. Покинуть тот дом, что я считала своим, и надеяться, что мне удастся избавиться от золотой клетки, прутья которой уже впивались в тело.

– До встречи, – как можно мягче сказала я, едва сдерживаясь, чтобы не вскочить и не устремиться к выходу.

Карина лишь степенно кивнула и, когда муж ушел, оставив нас наедине, искривила губы в подобии улыбки.

Я же смотрела на нее, сидящую напротив и обхватывающую ладонями злополучную чашку с муми-троллем, и чувствовала себя чужой. Словно не я, законная жена, должна была находиться в собственном доме, а именно эта женщина.

А в мыслях бились одна за другой мысли. Все то, что было моей защитой, моей броней, теперь может обернуться против меня самой. Муж, его окружение, которое, по словам Эда, не должно было изменить ко мне отношения в случае, если приму эту ситуацию. Его связи… Все это могло повернуться на сто восемьдесят градусов и ударить по мне так, что от меня не останется и мокрого места.