Будучи от природы любознательной, девушка, попав в новую страну, сразу же принялась за ее изучение. Она составляла гербарии, делала зарисовки, ходила в горы. Но когда наступила осень, то именно она стала настаивать на возвращении в «Кроглин-Грэйндж». «Мы сняли дом, — сказала она, — на семь лет, а прожили там всего один год. Найти же других жильцов в одноэтажный дом будет тяжело, поэтому давайте лучше вернемся туда — ведь сумасшедшие сбегают не каждый день, не так ли.» Девушка настаивала, а братья не возражали, и семья вернулась в Камберленд. Разместиться в доме как-то совершенно иначе не представлялось возможным из-за планировки. За девушкой осталась та же самая комната, и нет необходимости говорить, что она всегда закрывала ставни, которые, однако, как и во многих других старых домах, оставляли открытой верхнюю часть окна. Братья разместились вместе в комнате прямо напротив комнаты сестры, и всегда держали там наготове заряженные пистолеты.

Зиму они провели покойно и счастливо. Наступила весна. Как-то ночью в марте девушку разбудил хорошо запомнившийся ей звук — настойчивое царапанье по стеклу — и, взглянув вверх, она увидела, что через верхнюю часть окна на нее смотрит та же самая, отвратительная, коричневого цвета сморщенная физиономия с блестящими свирепыми глазами. Тут она закричала во всю силу своих легких. Ее братья выбежали из своей комнаты с пистолетами в руках и помчались к парадной двери. Открыв ее, они увидели, что существо уже во весь опор несется по лужайке прочь от дома. Один из братьев выстрелил и ранил его в ногу. Но, даже раненому существу удалось добежать до стены, перелезть через нее на погост и, как им показалось, скрыться в склепе, принадлежавшем давно исчезнувшему роду.

На следующий день братья созвали всех жителей округи и в их присутствии вскрыли склеп. Их глазам предстала ужасающая картина. В склепе было полно вскрытых гробов, а их содержимое беспорядочно разбросано по полу. Только один гроб стоял нетронутый. Крышка на нем была только сдвинута с места. Приподняв ее, они увидели то же самое отвратительное существо — коричневого цвета, сморщенное, похожее на мумию, но вполне сохранившееся — которое заглядывало в окна «Кроглин-Грэйндж». На ноге у него осталась свежая отметина от пистолетной пули. И они сделали то единственное, что может уничтожить вампира — сожгли его.

Джон Полидори

Вампир

Этот рассказ был самым первым произведением о Вампире в современной литературе и, таким образом, послужил моделью для последовавших за его изданием литературных произведений на эту зловещую тему. Задуман был его сюжет на примечательной литературной вечеринке, на которой собрались вместе лорд Байрон, Джон Полидори, спутник и лекарь Байрона, Мэри Годвин и поэт Шелли, — вечеринке, на которой был создан бессмертный образ классического героя готической литературы, этакого современного Франкенштейна. Когда был издан «Вампир», он произвел среди читающей публики настоящую сенсацию. Во-первых, потому, что вдохнул настоящую жизнь в персонаж, который интеллигенция того времени неизменно воспринимала исключительно как миф, бытующий лишь в народном фольклоре, и во-вторых, потому, что был напечатан под именем лорда Байрона. Этот ловкий трюк, придуманный ради того, чтобы рассказ хорошо разошелся, произвел желаемый эффект: за короткое время «Вампир» претерпел несколько переизданий, следовавших одно за другим, пока издатели, наконец, не открыли публике имя истинного автора рассказа, воздав должное многогранному таланту Полидори. «Вампир» — это мастерски написанное произведение, в котором действие развивается в несколько ленивом и неторопливом ключе и полностью захватывает читателя, приближаясь неумолимо к своей ужасающей кульминации.

Так вышло, что в самый разгар светской жизни, столь характерной во время лондонской зимы, на балах, задаваемых законодателями моды, стал появляться некий джентльмен благородного происхождения, любопытный в большей степени в силу своей оригинальности, чем из-за занимаемого им положения в обществе. Он свысока и надменно наблюдал окружавшее его всеобщее веселье с таким видом, словно ему было это все чуждо. Очевидно, смех всей толпы на ярмарке тщеславия лишь отчасти привлекал его внимание и слегка забавлял. Будто он знал, что одним взглядом мог бы расстроить его и заронить страх в души тех, кто жил так бездумно и безмятежно. Многие из тех, кто был в состоянии ощутить тот благоговейный страх перед ним, не могли взять в толк, что же такое особенное в нем пробуждало в сердцах странное чув

ство. Некоторые приписывали это мертвящему взгляду серых глаз, который, остановившись на лице человека, казалось, не пытался его оценивать, а проникал сразу в самое нутро, в суть разглядываемого предмета, свинцовым грузом ложился на дерзкого собеседника, надолго приковав того к месту, заставляя беднягу ощущать свою неуместную дерзость буквально всей кожей. Экстравагантность его манер вызывала у всех живейший интерес и любопытство, и неудивительно, что этого человека приглашали в каждый дом, на все собрания и события в жизни лондонского общества, и все, кто привык к острым ощущениям и давно уже никому и ничему не удивлялся, а теперь скучал и чувствовал некую досаду от повторения одних и тех же впечатлений, все они были рады иметь в своей компании нечто способное их развлечь и приковать к себе пристальное внимание. Лицо таинственного джентльмена было бледно и никогда не меняло удивительного своего оттенка, не окрашивалось румянцем, на нем никогда не отражались сильные эмоции, порыв страстей. Тем не менее черты лица были тонкими и изящными и явно несли печать благородства, отчего немало светских львиц и охотниц за знаменитостями и диковинками приложили столько усилий, чтобы завоевать его или, по меньшей мере, добиться от него хоть каких-нибудь признаков симпатии: леди Мерсер, превратившаяся в притчу во языцех со времени своего замужества, ставшая посмешищем для любого монстра-завсегдатая модных салонов, попробовала завоевать его и пускалась, надо отметить, на все уловки до одной — разве только не надела маскарадный шутовский наряд, с тем чтобы привлечь его внимание. Все было напрасно: он смотрел ей в глаза, но совершенно пустым взглядом, все ее неслыханно экстравагантные выходки не могли ей сослужить службу в достижении заветной цели, он сумел осадить даже ее — и леди Мерсер вынуждена была отказаться от своей безумной затеи. Но одно то обстоятельство, что женщина, известная своими вольными нравами, не смогла поймать ни одного его пристального взгляда, вовсе не свидетельствует о том, что он был откровенно безразличен к женскому полу: он с таким исключительным тактом беседовал с верными добродетельными женами, с невинными девушками, что мало кому могло прийти в голову, что он когда-либо проявляет интерес к прекрасной половине рода человеческого. Он, однако, прослыл человеком, который за словом в карман не лезет, у него была репутация занятного собеседника; и непонятно — то ли благодаря его очевидной ненависти к любому проявлению греха, то ли в силу того, что он мог побороть в себе обычную угрюмость и склонность к уединенному времяпрепровождению — но его часто можно было встретить как среди тех дам, которые ставят превыше всего добродетели домашнего очага, так и в компании тех, кто упомянутые добродетели ни во что не ставит.

Примерно в тот же сезон в Лондоне появился юный джентльмен, которого звали Обри. Он был сирота, единственным близким ему человеком была сестра, родители его умерли, когда он был еще ребенком, оставив сыну большое состояние. Опекуны не слишком много уделяли ему внимания, предоставив значительную свободу действий и передоверив его воспитание учителям и гувернерам, которые развивали в мальчике скорее романтический, чем практический склад ума. Отсюда и присущее ему возвышенное понятие о долге и чести, которое разрушило карьеру стольких нынешних учеников в галантерейной торговле. Он верил в то, что каждая тварь Божья руководствуется везде и во всем исключительно понятиями благородными и что Провидение наградило мир еще вдобавок и некоторыми пороками только с одной целью: чтобы выгодно оттенить повсеместные добродетели. Он, например, считал, что убогость бедных состоит лишь в том, что им приходится носить теплую одежду, которая быстрее привлекает внимание художника своими живописными и разноцветными заплатами. Короче говоря, он предполагал, что мечтания поэтов и есть настоящая реальная жизнь. Молодой человек был хорош собой, имел изысканные манеры и, наконец, богатство: именно по этим причинам, когда он появился в свете, скучать ему не приходилось. Матери теснились вокруг юноши, стараясь наперебой с большей или меньшей степенью достоверности завоевать его либо томным видом, либо болтливой трескотней; дочери же быстро заставили его увериться в собственных его неоспоримых достоинствах и выдающемся положении в благородном обществе тем, что лица их неизменно прояснялись при его приближении, а глаза начинали сиять, как только он открывал рот, чтобы произнести какую-нибудь банальность. Как ни любил он в часы одиночества мечтать и наслаждаться романтическими грезами, молодой человек был вынужден отметить, что пламя сальных и восковых свечей может колебаться не из-за присутствия рядом привидения, а лишь оттого, что с них следует снимать нагар, что действительность не обязательно соответствует целому сонму прекрасных картин и описаний, которыми полны те фолианты, что составили значительную часть его образования. Единственное, что в какой-то мере компенсировало его горькие разочарования, так это то, что он собирался окончательно оставить свои романтические бредни, когда, повстречал на своем жизненном пути ту загадочную персону, которую мы описали читателю выше.