Забавно, что большевизм как крайняя форма импортированной в Россию классовой идеи стал геометрической ловушкой для огромного количества российских интеллектуалов в то время, когда европейский массовый интеллектуал переболел разновидностями марксизма в виде болезненной прививки в предшествующем поколении, и больше она по большому его счету не интересовала (даже более поздние отклонения вроде Сартра были всего лишь формами интеллектуального каприза, не доходящего до серьезных величин).
Европейский интеллектуал в то время, которое Россия была тяжело инфицирована большевизмом, переваривал новую эстетику, которую можно назвать первой волной континуумального мира - эстетику, заложенную Коро, Моне, Сезанном, Ницше, Ван Гогом, Дебюсси, Ибсеном, Стринбергом, а также эстетику позитивизма, а потому пребывал в геометрически разобранном состоянии. Но кроме интеллектуальной элиты есть масса, и геометрический разор, вызванный метрическим разогревом пространства рациональностей конца 19-го - начала 20-го веков, непременно должен был коснуться и европейской массы, чтобы вызвать взрыв.
Вообще, говорить о том, как социальные потрясения первой части 20-го века могут быть разложены по геометрии междуметрического перехода, а в том числе и взрыва - это значит говорить о том, насколько они соответствуют ее характерным признакам. Главным признаком, как уже было сказано, является смещение интегральной картины рациональной мотивации частных поступков, составляющих социальные события. То есть, выбор, как поступить: убить, или не убить, украсть, или не украсть, предать или не предать, и т.д., когда в принципе можно сделать и так, и иначе, при этом не испытывая мгновенной угрозы своему выживанию (но, возможно, обостренно чувствуя ее вообще), не неся больших потерь, но, возможно, серьезно их опасаясь.
Верхние слои рациональности, которые ответственны за то, что мы называем духовностью, будучи в исправном состоянии, способствуют тому, что мы в основном не убиваем, не крадем, не предаем и не обманываем (по крайней мере, думаем, что не обманываем). Не милиция, не полиция, и даже не семь благородных самураев охраняют нас от частых покушений на наши жизни, имущество и здоровье, то есть, на возможности нашего выживания, а в большей или меньшей степени исправное состояние нашего верхнего слоя рациональностей. Семи последователей кодекса Бушидо хватит разве что на одну только деревеньку, и то, если число бандитов будет разумно небольшим. А милиция и полиция охраняют наши витальные интересы тем лучше, чем исправнее состояние нашей духовности: именно на статистическую норму, основанную на здоровье верхнего слоя рациональностей, разумно рассчитаны службы, обеспечивающие закон исполнительной силой.
Иначе говоря, когда верхний слой рациональности разрушается, и возрастает число переселенцев из него в нижние слои, в которых плохо работают заповеди "не убий", "не укради", и т.д., сильно девальвирует все, что составляло моральную ценность (а значит, и ценность вообще) в верхнем слое: жизнь, права и свободы, и просто свобода. То есть, все эти ценности переходят в сильно вероятностный режим, в настолько вероятностный, что это становится слишком заметным общим неудобством, как в конце концов стали ведь общим неудобством сталинские моральные нормы - доносы и каннибализм комсомольских собраний. Так рано или поздно возникающее острое чувство тесноты на уровнях животной мотивации жизни приводит к освоению нового уровня ее рационального обеспечения.
Осведомительство, полицейский контроль и каннибализм собраний никто, понятно, никогда не вносит в наши общества - не приносит извне. Они живут в нас как некоторое геометрическое свойство обществ, образованных нами. Они витальная характеристика тех организмов, которые мы называем обществами.
В первобытных обществах не существовало полиции, но полицейский надзор там выполнялся гораздо более эффективно чем тогда, когда появилась полиция там все общество участвовало в нем добровольно и обязательно, можно сказать бессознательно, в силу геометрии связей, обеспечивавшей такому обществу устойчивость. И горе, конечно, было тогдашним маргиналам (в том числе и интеллектуалам), которые не способны были в силу своих геометрических характеристик жить как все - их без всяких синедрионов, понтиев пилатов и ОСО быстро волокли на огонь или, может быть, просто тут же, на общем собрании и съедали. Помимо удовольствия по поводу того, что раздавили гадину, сколько удовольствия от внепланового обеда! - трудно сказать даже, что было важнее. По видимому, все-таки второе, потому что иначе откуда бы взяться нашей особой, объяснимой разве только генетическими корнями животной радости наблюдать казни, когда они выносятся на всеобщее обозрение. "Распни его! - это нам знакомо не только по прошлым векам, и нынче американские телевизионщики совсем не прочь подзаработать на трансляции узаконенного пропускания нескольких киловольт через физическое тело, способное испытывать боль.
Нам все это хорошо известно. Мы через это совсем недавно прошли: еще только если не наши отцы и матери, то деды и бабки писали доносы (не писали? тогда откуда же они брались в таких огромных количествах? - "кто мне писал на службу жалобы? не ты? да я же их читал!") и кричали это стандартное геометрическое "распни". И это не Сталин и его ближний круг принесли полицейский надзор и публичные расправы над всеми. Сталин просто оказался настолько талантлив, что понял, чем нужно кормить Массу в ее тогдашнем геометрическом состоянии, и для такого талантливого человека справедливо нашлось место.
То, что в России с 9 января 1905-го, потом с февраля 1917-го, и в особенности с 7 ноября 1917-го люди начали внезапно с особым азартом убивать и грабить друг друга, объясняется очень просто с точки зрения геометрии междуметрического перехода: Россия оказалась в эпицентре метрического взрыва.
Одним из самых распространенных британских комментариев по случаю шолоховского "Тихого Дона" было изумление по поводу жестокости русских нравов, попавших под перо Шолохова. Эти комментарии лучше всего дают почувствовать разницу между состоянием пространства рациональностей в эпицентре метрического взрыва (Россия) и на хорошем, почти безопасном, как об этом можно судить, расстоянии от этого эпицентра (Британия). Действительно, англичанам, не испытавшим на себе разрушительные эффекты социального взрыва, трудно было понять, как возможен такой рациональный эксцентризм, вызвавший к жизни практически нечеловеческие проявления жестокости.
Но почему за разогрев пространства рациональностей, вызванный причинами в первую очередь западноевропейского производства (новая вещевая и эстетическая картины мира) пришлось расплачиваться России метрическим взрывом на своей территории? Кажется, это нелогично? - ведь Россия географически удалена от причинных центров разогрева.
Действительно, в этом не было бы никакой логики, если бы география континуумального мира совпадала с географией мирового эвклидова пространства с ее обязательными материками, судоходными трассами, и межгосударственными границами. Но география пространства рациональностей - это, как известно, география рациональностей, то есть, вообще говоря, география статистических распределений рациональностей. А как уже говорилось выше, наибольшим изменениям, а значит, потрясениям в периоды междуметрических переходов подвергаются геометрические образования, не отличающиеся высокой устойчивостью, то есть, маргинальные образования.
Российскую этническую групповую структуру рациональностей начала 20-го века можно было смело называть маргинальной по отношению к европейской, в пространстве которой начался междуметрический переход, вот в ней и прогремело сильнее всего. (Кстати, последний исторический факт, по-видимому, проясняет вопрос, является ли Россия европейской страной. Является, если судить исходя из географии пространства рациональностей, наиболее уместной для такого вопроса по географии.)
Впрочем, остальные европейские территории (а к ним по географии пространства рациональностей относится и североамериканский суперэтнос) можно тоже считать попавшими в зону взрыва, причем, как свидетельствуют факты - тем более, чем ближе в эвклидовой географии они находились к эпицентру. (Есть логика здесь перейти к эвклидовой географии: соседство с бурными событиями чаще всего может быть очень влиятельным.) Так, Германию, например, и кусок бывшей Австро-Венгрии все-таки зацепило быстро спотыкнувшейся мировой пролетарской революцией.
