– Хороший удар! – оценил Адальбер. – А теперь давайте его свяжем и унесем...

– Не забудьте заткнуть ему рот! – напомнила Лиза, протягивая свернутый в комочек носовой платок и косынку...

Морозини, не отрываясь от дела, тихонько засмеялся:

– Вы далеко продвинулись на преступном пути, милая моя Лиза! Не хотите ли теперь нас проводить?

Она подняла предусмотрительно захваченный фонарь, но не открыла его.

– Сюда! Предупреждаю: это довольно далеко, а носилок у нас нет...

– Мы понесем его по очереди, – сказал Альдо, в лучших традициях пожарных взвалив на плечо большое, безвольно обвисшее тело.

Они шли, передавая ношу друг другу, добрых десять минут, пока добрались до стоявших в глубине парка низких строений, укрытых большими деревьями и отгороженных от дома густым кустарником. Лиза открыла дверь, засветила фонарь и вошла в довольно просторный сарай, где в восхитительном порядке были сложены разнообразнейшие садовые инструменты. Она поставила фонарь на стол. Морозини тем временем освободил Адальбера от груза, который тот нес последние несколько сот метров, и не слишком бережно уложил графа на земляной пол. Граф застонал. Он пришел в себя и вращал над кляпом горевшими злобой глазами.

Альдо присел рядом, извлек из кармана револьвер и сунул ему под нос.

– Поскольку нам надо задать несколько вопросов, мы вернем вам способность говорить. Но предупреждаю, если вам вздумается закричать, я вынужден буду повести себя весьма нелюбезно!

– Ив любом случае, – сказала Лиза, – никто вас не услышит, «дорогой» Александр. Так что я горячо вам советую отвечать на вопросы этих господ как можно более спокойно. Самый удобный момент Для того, чтобы продемонстрировать ваши дипломатические таланты... Ну так как, договорились? Не будете кричать?

Пленник отрицательно покачал головой.

Тогда Адальбер, в свою очередь, опустился на колени, развязал косынку и вытащил кляп изо рта графа; Альдо тем временем с изумлением наблюдал за новым перевоплощением бывшей своей помощницы: Лиза, казалось, с легкостью вошла в образ хладнокровной, решительной и, по-видимому, неумолимой вершительницы правосудия.

Голоцени тоже это почувствовал, ибо он не только не закричал, но едва выдавил из себя вопрос:

– Вы, Лиза... Вы считаете меня своим врагом?

– Я обращаюсь с вами в точности как те, кто похитил Эльзу Гуленберг и убил ее слуг...

– А я-то здесь при чем?

– Если вы ни при чем, – вмешался Морозини, – тогда объясните нам, что вы делали в ночь с шестого на седьмое ноября на вилле, купленной госпожой Гуленберг, после тайной встречи с графиней здесь, в замке Рудольфскроне?

Во взгляде пленника, когда он поднял глаза на обвинителя, промелькнул искренний испуг, но это длилось не более мгновения. Почти сразу тяжелые сморщенные веки опустились, и он произнес:

– Можете задавать любые вопросы, какие вам будет угодно, я ни на один не отвечу...

За этим заявлением Голоцени последовало минутное молчание: каждый из трех остальных участников сцены переваривал его в соответствии со своим темпераментом. Первым отреагировал Адальбер.

– Поведение, достойное римлянина! – хихикнул он. – Но я сильно удивлюсь, если вы сумеете долго так продержаться...

– Не вижу, что могло бы меня заставить его изменить.

– О, это вы увидите очень скоро! Мы с моим другом Морозини терпеть не можем затягивать дела, а после того, как вы столь любезно поместили в тарелку госпожи фон Адлерштейн эту писульку, нас даже несколько лихорадит.

Александр яростно запротестовал:

– Не я положил туда ультиматум!

– Поскольку вы не желаете отвечать на наши вопросы, мы не станем спрашивать, кто это сделал, и будем считать, что этот гнусный подарочек принесли вы. Точно так же мы будем считать, что вы – один из преступников, совершивших двойное убийство в Гальштате, и что вы похитили и держите в заточении ни в чем не повинную женщину. Следовательно, у нас есть все основания относиться к вам как к преступнику, и это повлечет за собой некоторые неприятности для вас.

– Я никого не убивал! За кого вы меня принимаете? За бандита?

– Вам только что сказали, что вы собой представляете, – ответил Альдо, разгадавший, какую игру ведет его друг. – Так что ответьте хотя бы на один простой вопрос: как вы предпочитаете умереть, быстро или медленно? Поскольку пользы от вас никакой, а время поджимает, лично я склоняюсь к короткой расправе...

Эй, не торопись! – шепнул Видаль-Пеликорн. – Учитывая тяжесть проступка этого господина, я скорее склоняюсь к чему-то более... изощренному. Не стану требовать разрезания на десять тысяч кусков, принятого у китайцев, поскольку на это уйдет несколько часов, но все-таки меня вполне устроила бы пытка святого Себастьяна на современный лад. Мы могли бы начать, к примеру, с пули в колено, потом в бедро... в живот и так далее...

– Вы с ума сошли? – прохрипел Голоцени. – А вы, Лиза, вы позволяете этому человеку такое при вас нести и даже не вмешиваетесь? Разумеется, это потому, что вы уверены: ничего подобного эти люди не сделают... Впрочем, на звуки выстрелов сбегутся...

Лиза одарила его полной лукавства улыбкой:

– В этих краях ружейные выстрелы слышны днем и ночью. Что касается угроз Адальбера, я на вашем месте приняла бы их всерьез.

– Ну, знаете! И какая им польза от того, что они меня убьют? Это не вернет вам Эльзу...

– Нет, но тем самым земля избавилась бы от лживого, корыстного и чудовищно скучного человека. Со своей стороны, я вижу здесь только преимущества, – заключила девушка.

– Но я же говорю вам, что никого не убивал, никого не ранил и никого не похищал! Вы же знаете, Лиза, как вы мне дороги. Как убедить вас, что я не преступник?

– Скажите правду. Я готова поверить, что на ваших руках нет крови, но я хочу знать во всех подробностях, какую роль вы сыграли в этой печальной истории. И, если вы хотите, чтобы я с вами еще разговаривала, не пытайтесь лгать!

– Но, Лиза, клянусь вам...

Только не клянитесь! И запомните хорошенько: если вы откажетесь нам помогать и если – что весьма сомнительно – вам сохранят жизнь, знайте, что положение ваше станет невыносимым. Об этом позаботится мой отец, а его финансовые возможности и прекрасные отношения, которые он поддерживает с вашим правительством, вам известны. Понятно? Голоцени кивнул, но продолжал молчать, видимо, обдумывая то, что услышал. Должно быть, размышления оказались плодотворными, потому что он поднял на Лизу покорный взгляд.

– Задавайте ваши вопросы! – выдохнул он. – Я готов на них отвечать...

– Вот и умница! – похвалил его Морозини. – Спасибо за помощь, Лиза! Теперь начнем: это вы положили на стол записку?

– Да. Ее передали мне сегодня днем во время охоты.

– В каких вы отношениях с госпожой Гуленберг?

– Послушайте, если нам надо поговорить, я хотел бы продолжать разговор, сидя на одной из этих скамеек. Мне очень неприятно валяться у ваших ног, как собака...

Друзья исполнили его желание и посадили туда, куда он просил, но веревки с него не сняли.

– Ну вот! – сказал Адальбер. – Так как насчет баронессы?

Внезапно смутившись, Александр отвернулся, чтобы не встречаться глазами со стоявшей перед ним Лизой.

– Она моя любовница... уже три или четыре года. Как вам известно, она вторая жена приемного отца Эльзы, и она считает, что к ней как к наследнице покойного Гуленберга должны перейти драгоценности. Она поклялась вернуть их...

– Ценой крови? – презрительно спросил Морозини. – А вы? Вы сочли естественным помочь ей в этом преступном предприятии? Что она вам обещала? Поделиться с вами?

– Дать мне часть драгоценностей. Они очень дорого стоят, а я, к несчастью, потерял почти все состояние. К тому же, если бы вы ее увидели, вы бы поняли. Это... очень красивая, очень соблазнительная женщина, и, признаюсь, она меня... околдовала...

Смех Лизы несколько разрядил напряженную атмосферу.